Велосипедист

Каждый кабак, рано или поздно, перенимает черты и особенности своего владельца. Так случилось и с нашим старым знакомым Томасом, когда он открыл ресторан неподалеку от нашего дома. Томас приехал из Штутгарта, вместе со своим другом, депутатом Бундестага от партии зеленых. Друзья не стали жертвовать многолетней дружбой ради карьеры и вместе переехали в Берлин. Ресторан Томаса завлекал посетителей высококачественной разнообразной кухней: по крайней мере двадцать сортов пирожков значилось в меню — пирожки с бульоном, пирожки с креветками, острые пирожки на мексиканский лад и плоские китайские пирожки. На стенах красовались фотографии с полуодетыми мужчинами, которые с удивлением взирали на собственную мускулатуру, как будто впервые увидели бицепсы и трицепсы. Мы с женой часто навещали нашего друга не столько из любви к пирожкам, сколько из-за замечательных историй, которые Томас нам рассказывал. Однажды он попросил нас научить его друга Мартина парочке сильных русских выражений, с тем «чтобы он сумел объясниться в Сибири».

— Зачем твоему другу понадобилась Сибирь, если он сидит в Бундестаге? — удивились мы.

Его друг, объяснил Томас, настоящий фанат велосипедного спорта, к тому же он хочет изменить мир к лучшему. Каждый год он предпринимает большое турне на своем велосипеде, побывал уже в Марокко — на юге и в Стокгольме — на севере. И везде он сеял семена мира и взаимопонимания между народами. В результате он прославился, и газеты всего мира публикуют время от времени хвалебные статьи о мужественном немце, рассказывал Томас. Все это очень здорово, однако Сибирь не Марокко и даже не Стокгольм, — заявили мы. У Сибири дурная слава. Миллионы людей в течение двадцатого века были сосланы в Сибирь, и лишь немногим удалось выбраться оттуда. Кроме того, я очень сомневался, что это возможно чисто технически — добраться до Сибири, потому что в России нет велосипедных трасс, ведущих в Сибирь.

— Вы его не переубедите, путешествие — дело решенное, — защищал Томас своего друга. — Мартин тверд в своем решении, он оповестил об этом путешествии многие газеты, и он поедет туда, как запланировал: полтора месяца до Сибири, а потом — обратно. Ему нужно только немножко русского языка.

Хорошо, согласились мы и договорились о встрече. Мартин оказался очень симпатичным, несколько изнеженным молодым человеком с ухоженной бородкой и в дорогих очках. Его велосипед тоже производил впечатление отнюдь не дешевого. Мартин сначала показал нам маршрут на карте: от Польши через Белоруссию в Россию, потом через всю страну к Уральским горам, до Светлогорска, а потом — обратно в Германию. Он будет избегать автотрасс, предпочитая проселочные дороги, которые ведут от деревни к деревне. Таким образом он скорее вступит в контакт с населением. Для этого ему и понадобились минимальные знания русского языка. С первого взгляда мне стало ясно, что у этого депутата-политика не все дома. К тому же на лице у него постоянно сияла странноватая улыбочка. Как сказать по-русски: «Уважаемая госпожа, можно мне у вас переночевать?» — спрашивал он меня. Кроме того, ему хотелось бы знать, как сказать по-русски: «Я пришел как друг» и «Я голоден». Мне стало ясно, что его ждет страшный конец в первой же приграничной белорусской деревне. Я представил себе, как молодежь в богом забытом местечке отреагирует на его ухмылочку и пятитысячедолларовый велосипед… и попытался объяснить Мартину, что подобная миссия мира может быть воспринята жителями как оскорбление, что существует множество мест, которых надо избегать. Но его невозможно было переубедить. У него было собственное мнение о том, что правильно и что неправильно. Мы должны были ему помочь. Ведь Мартин — друг нашего друга. И я подошел к делу серьезно.

— В России ни в коем случае нельзя говорить: «Уважаемая госпожа, можно мне у вас переночевать?» Ты должен объясняться коротко и ясно. В деревне нужно обратиться к пожилой женщине следующим образом: «Эй, старуха, хочешь заработать пять долларов?» Точка. Нет, упорствовал Мартин, он хочет обратиться к людям за сочувствием, а предлагать деньги — унизительно.

Спасти его было невозможно. Я хотел снабдить его парой ругательств, чтобы он смог хоть что-то понять, когда деревенские жители с ним заговорят. Я научил Мартина, как будет по-русски «жирный индюк» и «свинья поганая». Потом мы провели репетицию на улице. Я выступил в роли деревенских. Мартин подъехал ко мне на своем велосипеде.

— Иди-ка сюда, козлина жирная! — громко закричал я по-русски.

Он понял и понесся прочь на своем велосипеде. Это оказалось замечательное практическое занятие, мне удалось достоверно изобразить деревенских жителей. Многие прохожие в ужасе разбегались в стороны. Мартин чувствовал себя прекрасно, я же не видел для него никакой возможности вернуться из Сибири живым. Моя жена, наоборот, считала его героем, а его путешествие называла «интересным проектом».

— В худшем случае он сумеет через Аляску сбежать в Америку, — считала она.

Обычно, если в нашей семье случались разногласия, мы заключали с женой пари. Я утверждал, что Мартин не доберется до Светлогорска.

— Посмотрим, — говорила моя жена, — кто знает, на что способен депутат Бундестага.

Две сотни марок были положены в вазу. Мартин на другой день отправлялся в свой родной город Хайдельберг. Оттуда, со старого моста, начинались все его путешествия. Мы регулярно посещали Томаса в его ресторане и справлялись, не получил ли он письма от Мартина. Каждый раз он только качал головой. Он сожалел о своем друге и был очень грустен. И вдруг — почти через полтора месяца — он получил целую пачку писем. Мы рассматривали приложенные ко всему этому фотографии и глазам своим не верили: Мартин выглядел просто блестяще! В своих письмах он сообщал о необыкновенном гостеприимстве и общительности как польских, так и русских крестьян. Везде его встречали по-царски. Особенно он хвалил вегетарианскую пищу. Так вкусно и досыта он еще никогда не ел, писал он. Каждый хотел принять немецкого велосипедиста у себя дома. Через месяц он достиг Уральского хребта. Тут его велосипед испустил дух. Надо было поменять коробку передач. На следующий день, к счастью, он повстречал немецкую строительную бригаду, которая возводила железнодорожный туннель. У немцев была прямая связь с их центральным управлением в Берлине: раз в неделю самолетом туда и обратно. Через три дня у Мартина уже была новая коробка передач, и он мог следовать дальше — в Светлогорск. Там его уже ждали: мэр города организовал такую замечательную встречу — в честь немецкого гостя, — что на следующий день полгорода вынуждены были взять бюллетень. Даже сам гость, всегда осмотрительный человек, перебрал спиртного. Под влиянием алкоголя он женился на дочке мэра, поскольку ему очень понравился ее сын.

«Посему я остаюсь в Светлогорске, — сообщал он своему другу, — я еще должен найти свой велосипед, который оставил где-то на Урале. Мэр считает, что надо дождаться, когда сойдет снег, и тогда начать поиски». Паспорт и маршрутную карту Мартин тоже потерял.

«Итак, я остаюсь в Светлогорске, а весной вернусь в Германию», — писал он. Томас успокоился. Я, наоборот, скис. Как я мог так ошибиться! Моя сотня марок была проиграна! А жена обрадовалась. Как будто Мартин лошадь, которая выиграла бега.

— Но он никогда не вернется, — сказал я ей дома.

— Посмотрим, — заявила она, и мы положили еще по сотне марок в нашу вазу.

Перевод И. Кивель