С о ч.: О назначении человека. М., 1993. С. 19–252.

"О НЕОБХОДИМОСТИ И ВОЗМОЖНОСТИ…" 382

Лит.: Лососий Н. О. Мысли Н. А. Бердяева о назначении человека // Н. А. Бердяев: Pro et contra. Антология. Спб., 1994. Кн. 1; История русской философии. М., 2001. С. 435–447.

А. Г. Мысливченко

"О НЕОБХОДИМОСТИ И ВОЗМОЖНОСТИ НОВЫХ НАЧАЛ ДЛЯ ФИЛОСОФИИ" — последняя и наиболее значительная философская ст. Киреевского, опубликована в "Русской беседе" (1856. II. Отд. "Науки"). Отправной точкой размышлений Киреевского является кризис, в к-рый зашли зап. просвещение и философия, осн. признаком к-рого является господство рассудочности, рациональности. Источник этого кризиса лежит в самом начале зап. вероучения, ведь, по Киреевскому, характер господствующей философии зависит от характера господствующей веры, даже если вступает с ней в противоречие. Римская церковь предпочла силлогизм преданию, ввела новые догматы и оторвалась от вселенской вследствие совершенного формально-логического акта. Испытав влияние Аристотеля, к-рого Киреевский изображает прямым предтечей новоевропейской философии, Запад породил схоластику — первое выражение рационализма. Следующий этап в становлении рациональности — Реформация. Ища выход из кризиса безверия, разум ищет основания веры внутри собственного мышления. Отсюда возникает рациональная философия, стремящаяся не возвыситься до истины, но найти ее собственными силами. Всякая философия имеет в себе две стороны: последняя истина, итог сознания, на к-рый человек опирается, и конечная цель, господствующее требование, из него вытекающее. Разуму самодостаточному, видящему в себе последнюю цель и высший авторитет, Киреевский противопоставляет "внутренний разум", подчиняющий себя божественной истине, выраженной в писаниях отцов церкви. Христианство не безусловно отвергло древнюю философию, но "преобразовало ее согласно своему высшему любомудрию". В творениях отцов церкви языческая философия стала посредницей между верой и внешним просвещением человечества. Но возобновить философию отцов церкви в ее прежнем виде Киреевский считает невозможным, мотивируя это изменившимся состоянием совр. образованности, под к-рой он понимает прежде всего возникновение светской культуры, развитие наук и искусств. Выход Киреевский находит в учении о верующем разуме и цельной личности. Речь идет не о параллельности путей веры и разума, не о переоткрытии разумом догматов откровения, а о том, чтобы наметить границу, отделяющую божественное откровение от истин разума, не имеющих абсолютной достоверности. Киреевский, по сути, отказывается от построения системы философских понятий по образцу установлений и догматов теологии, и выделяет для разума собственную сферу деятельности, усматривая, однако, в учении церкви тот высший идеал, к к-рому он может стремиться. Такой разум "ищет не отдельные понятия устроить сообразно требованиям веры, но самый разум поднять выше своего обыкновенного уровня". Для подобного возвышения разум должен собрать в единое целое все свои способности, к-рыми он располагает и к-рые находятся в состоянии разрозненности и противоречивости. Но такой разум перестает быть разумом в кантовском смысле и становится "высшим духовным зрением", "совокупностью умственных и душевных сил", т. е. органом непосредственного усмотрения сущности, самой истины. Цельность дается разуму вместе с цельной нравственной жизнью человека, сообразованной с церковным Писанием и преданием. Киреевский намечает идеал православного мышления, желая, с одной стороны, разделить функции веры и разума, а с другой — поставить разум, обогащенный душевными внерациональными способностями человека, в подчиненно-сочувствующее отношение к вере. Широко понятый разум как целостность познавательных способностей человека объемлет и связует и внутреннюю созерцательную жизнь человека, и характер внешней, общественной образованности. Вместе с тем, по существу, он выступает как верующая мысль, противопоставляемая самодовлеющему разуму рационалистов. Обращаясь к оценке взглядов Шеллинга, опираясь на его "Историко-критическое введение в философию мифологии" и лекции 1830-х гг., Киреевский считал, что Шеллинг, поняв ограниченность чистого рационализма, не обратил внимания на особый тип внутренней деятельности разума, принадлежащий верующему мышлению, и был вынужден сам сочинить себе веру, обращаясь к следам откровения в мифологиях древн. народов.

С о ч.: О необходимости и возможности новых начал для философии // Киреевский И. В. Критика и эстетика. М, 1979. С. 293–332.

Лит.: Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 1, ч. 2. С. 6–27; Мюллер Э. И. В. Киреевский и немецкая философия // Вопросы философии, 1993. № 5; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 139–145; Mutter Е. Russischer lntellekt in europaischer Krise; Ivan Kireevskij (1806–1856). Koln, 1966.

А. П. Козыре"

"О ПОВРЕЖДЕНИИ НРАВОВ В РОССИИ"-нравственно-политический памфлет Щербатова. Написан ок. 1787 г. для узкого круга единомышленников и "в назидание потомству". При жизни Щербатова опубликован не был. В 1858 г. в журн. "Антей" вышли в свет его отдельные фрагменты и полный текст в Лондоне благодаря усилиям С. В. Ешевского и Герцена. В России произв. Щербатова было впервые и полностью опубликовано лишь в 1896–1898 гг. Памфлет подводит итог мемуарно-публицистическим соч. Щербатова, таким, как "Умной разговор", "О себе". "К вельможам", наиболее точно выражая его общественно-политическую и нравственную позицию. Щербатов констатирует главное противоречие: вступление России на путь "благодетельного просвещения" и сближения со странами Западной Европы сопровождается драматическими коллизиями во всех областях общественной жизни, угрожая самим основам существования государства. По поводу петровских преобразований Щербатов бросает несколько загадочную фразу: "Нужная, но, может быть, излишняя перемена". Покушение самодержавного реформатора на религиозно-нравственные устои рус. об-ва он отказывается рассматривать как необходимое дополнение развитию наук, искусств, ремесел, торговли, ряду назревших преобразований в государственном управлении, армии и флоте. Так, истребляя суеверия при отсутствии просвещенности в народной массе, Петр I, по словам Щербатова, отнимал вместе с суеверием и самую веру. И в результате нравы, "потеряв сию подпору, в разврат стали приходить". Щербатов рисует детальную картину упадка общественной морали: разрушается традиционная семья (нет любви между супругами, родителей к детям, нет почтения к родителям, к роду), исчезает понятие долга, чести, дружбы, нет верности к отечеству и государю, утверждается индивидуализм ("каждый живет за себя") и алчность ("забота о прибытке"). Строгость нравов и умеренность — основа процветания любого государства — покинули рус. дворянство как опору самодержавной России в результате его "оподления". "Заслуги и выслуги" стали более почтенны, чем "роды". Обман, лесть, фаворитизм высшего сословия порождаются деспотизмом и укрепляют его. В качестве непосредственной причины "повреждения нравов" Щербатов называет "сластолюбие" и жажду роскоши, получившие доселе невиданное распространение при дворе Екатерины I, Петра II и Екатерины II. В противовес этому автор рисует идиллические картины обычаев и нравов допетровской Руси, подчеркивая роль "честных мужей" из среды родовитого дворянства. На страницах своего памфлета Щербатов предстает как один из первых консервативных оппозиционеров идеологии и политики "просвещенного абсолютизма" в России. С оч.: Соч. Спб., 1896–1898. Т. 2.

Лит.: Шпет Г. Г. Очерк развития русской философии // Соч. М., 1989. С. 76–77; Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 1,ч. 1. С. 93; Федосов И. А. #з истории русской общественной мысли XVIII столетия (ст. "М. М. Щербатов"), М., 1967.