Так уж исстари повелось, что знахарство было преимущественно женским занятием, а большинство обрядов совершалось около русской печи.

Когда ужин заканчивался, горбушку, предназначенную домовому, три раза солили, втыкали в нее ребром серебряную монетку и клали на печь. Рядом с ней хозяин ставил наполненную до краев чарку, приговаривая: «Хозяин-батюшка, сударь-домовой, меня полюби да домочадцев пожалуй, мое добро береги, мою скотину береги, мое угощение прими и вина отпей от полной чаши». Произнося эти слова, хозяин кланялся печке по три раза с трех сторон: сначала перед челом, потом с левой и с правой стороны. Затем он брал кошку, сажал ее на печку и говорил незримому домовому: «Дарю тебе, домовой-батюшка, мохнатого зверя на богатый двор».

Надо полагать, что после такого внимания и почтительного отношения домовой размягчался и добрел, делая все для того, чтобы благополучие, мир и согласие не покидали дом, в котором ему предстоит быть хранителем очага долгие годы.

На это время ее шесток превращался в своеобразную лабораторию. Знахарка ставила на него посуду с водой или травяными настоями, клала древесный уголь, золу, печину, соль, лук, хлеб, предназначенные для наговора. Прежде чем приступить к заговору, знахарка придирчиво проверяла, хорошо ли закрыта печная труба. Ведь, если во вьюшке или задвижке оставалась хотя бы малейшая щель, слова произносимого заговора могли просочиться в нее и выйти через печную трубу наружу. А это значило, что вместе со словами в трубу могла вылететь заключенная в них магическая сила.

Убедившись, что «утечки» не будет, знахарка становилась лицом к шестку, что-то переливала, что- то смешивала, а потом шепотом произносила слова заговора. Дальше она поступала так, как требовал конкретный случай.

Заговор от сглазу. Приступая к снятию порчи, знахарка доставала из печи три уголька и просила, чтобы ей принесли чашку «непитой» воды. «Непитой» считалась вода в ведре, из которого никто из домочадцев не успел еще напиться. Поставив чашку с водой на шесток, знахарка клала в нее вынутые из печи угольки, добавляла щепоть соли и произносила заго вор. Затем она дула на воду три раза и три раза плевала в сторону. С готовым снадобьем она выходила к больному и внезапно спрыскивала его, а потом давала отхлебнуть из чашки три глотка. Смочив больному рубашку, она протирала ему грудь в области сердца и лицо. Оставшееся в чашке снадобье знахарка выплескивала на притолоку — верхний косяк в дверях.

В старые годы многие женщины могли самостоятельно отводить порчу от близких. Даже отправляясь в дорогу, брали с собой кусочек четвергового угля (вынутого из печи в Великий четверок, то есть в четверг на Страстной неделе перед Пасхой), а также соль и печинку, или опечину (кусочек глины, от ломленный от русской печи). Один из наиболее распространенных способов снятия порчи описан П. Мельниковым-Печерским в романе «На горах»: «Оставшись с Дуней, Дарья Сергеевна раздела ее и уложила в постель. В соседней горнице налила она с молитвой в полоскательную чашку чистой воды на уголь, на соль, на печинку — нарочно на всякий случай ее с собой захватила, — взяла в рот той воды и, выйдя к Дуне, невзначай спрыснула ей лицо, шепотом приговаривая:

— От стрешнего, поперечного, от лихого человека, помилуй, господи, рабу свою Евдокею!..»

В деревнях нередко применяли другой способ снятия порчи. На тряпицу высыпали немного золы, клали несколько кусочков древесного угля и печины. Все это завязывали в узелок и относили на перекресток дорог. Считалось, что порча останется навсегда на перекрестке вместе с золой, углем и печиной.

По мнению родителей, больше всего от дурного глаза страдали дети. Если ребенок долго не ходил и не говорил, то это означало, что его кто-то сглазил. Когда наступала пора печь хлеб, молодая мать по совету старших женщин должна была совершить у печи специальные магические действия. Перед тем как посадить хлебы в печь, она накрывала ребенка на несколько секунд порожней квашней. Когда же из теста были сформованы ковриги, мать смачивала их водой и отправляла в печь. Оставшейся водой она обмывала руки ребенка и приговаривала: «Как мои хлебы кислы, так и ты, мое дитятко, кисни (полней); как мои хлебы всходят, так и ты ходи; как я, мое дитятко, говорю, так и ты говори».

Считалось, что от воздействия дурного глаза дети становились плаксивыми и плохо спали, терзаемые ночными демонами, которых в народе называли ночницами или криксами. Похожие на летучих мышей, они проникали в избу через открытое окно или дверь и вились над колыбелью. Испуганный ребенок плакал и кричал. И тогда мать обращалась за помощью к печке. Она смазывала стопы ребенка растительным маслом и прикладывала их к печному столбу. Во время этого действа она поднимала ребенка вверх так, чтобы он переступал ножками, а на печном столбе оставались следы, ведущие к потолку. При этом мать приговаривала: «Полуночница ночная, полуденница денная, не тронь моего, не ворошь моего, а то сожгу твоего».

Другой способ избавления от ночных демонов заключался в следующем. Еще до восхода солнца мать затапливала печь. Когда дрова разгорались, она подносила ребенка к устью печи и, слегка постегивая его по ягодицам сосновой веткой от помела, приговаривала: «Уйди, испуг, в печную трубу и никогда больше не возвращайся».

Однако ночные демоны могли терзать и взрослого человека, напустив на него бессонницу. Когда все это терпеть становилось невмоготу, к печке-избавительнице обращались с такой мольбой:

«Ахти мати, белая печь! Не знаешь ты себе ни скорби, ни болезни, ни щепоты, ни ломоты; так бы раб божий (называли свое имя) не знал бы ни хитки, ни притки, ни уроков, ни прихоров, ни щипоты, ни ломоты, при утренней заре Марие, при вечерней Маремьям- не, при полуночной Аграфене!»

Защита от нечистой силы. Нечистая сила могла проникнуть в жилище не только через окна и двери, но и через печную трубу. Женщины, чаще всего вдовы, страдали от так называемого летуна, или огненного змея, который соблазнял их и сосал кровь. После нескольких таких визитов женщина начинала сохнуть, желтеть и в конце концов умирала. Особенно лютовал огненный змей под Крещение. В романе П.Мельникова-Печерского «В лесах» одна насельница заволжского скита рассказывала о якобы виденном ею огненном змее-летуне: «Красен, что каленый уголь, не меньше доброго гуся величиной; тихо колыхаясь, плыл он по воздусям и над самой трубой Ерохиной кельи рассыпался кровяными мелкими искрами…»

Чтобы защититься от визитов непрошеного гостя, над очагом вешали на ночь засохшие ветки валерианы, а зимой сыпали на загнетку так назы ваемый крещенский снег. Выпавший на Крещение, снег собирали в короб или кадушку и хранили на всякий случай в холодном сарае всю зиму.

На Агафью-коровницу (18 февраля) нечистая сила вновь начинала бесноваться, нападая не только на людей, но и на скотину. Старики говорили: «На Агафью коровья смерть ходит. Нечистые духи принимают образ птиц, заглядывают в трубы и наводят на домочадцев порчу». Чтобы нечисть не проникла в избу, ее необходимо было окурить чертополохом. Обычно засохшие ветки этой тра вы хранились на чердаке с прошлого лета. Однако можно было срезать зимующие ветки чертополоха, которые всю зиму торчат над сугробами где-нибудь на меже, у забора или на пустыре. Окуривание производили в то время, когда в печи оставалось немного раскаленных углей. Чертополох бросали на угли, следя за тем, чтобы он не горел, а тлел. Затем закрывали трубу, и густой душистый дым распространялся по всей избе. Когда чертополох переставал чадить, трубу закрывали.

Наказание вора. Если с нечистой силой можно было справиться с помощью чертополоха, крещенского снега и заклинаний, то с лихими людьми совладать было гораздо труднее. Однако и здесь старались призвать на помощь магические силы печи. Когда в доме совершалась кража, после которой вору удавалось скрыться, крестьяне пытались наказать его с помощью печного огня. Но это было возможно только при том условии, если вор оставлял хотя бы незначительную улику, например клок одежды или отпечаток обуви на земле. Клок воровской одежды опутывали ветками терновника или чертополоха, прикалывали булавками и вешали в трубе. Считалось, что жулик будет испытывать невыносимые боли до тех пор, пока клок его одежды будет висеть в трубе. Порой он не выдерживал нечеловеческих мук и приходил, чтобы уничтожить улики. В это время его и задерживали.