<Май 1912>
САМОБЫТНИК[187]
Гребцы[188]
Не страшась борьбы упорной,
Неустанно день за днем
Мы по бездне моря черной
В даль заветную плывем.
В первом радостном обмане
Цель казалась нам близка…
Но кругом в седом тумане
Потонули берега…
Уж одни гребцы устали
В волны весла опускать
И сырой туманной дали
Золотого солнца ждать.
Мы гребцов усталых сменим
И, бесстрашно, в свой черед,
Дружно волны моря вспенив,
Смело двинемся вперед!
1912
«Не говори в живом призванье…»
Не говори в живом призванье
Мне слова гордого «поэт».
Мы — первой радости дыханье,
Мы — первой зелени расцвет.
Разрушив черные оконца,
Мы жаждем миром опьянеть.
Еще не нам, не знавшим солнца,
Вершиной гордою шуметь.
Еще неведомой тревогой
Полна восторженная грудь,
И очарованной дорогой
Мы только начали свой путь.
Придет пора, порыв созреет,
Заблещет солнцем наша цель.
Поэта мощного взлелеет
Рабочих песен колыбель.
И он придет как вождь народный,
Как бури радостный раскат,
И в песне пламенной, свободной
И наши песни прозвучат.
1914
АЛЕКСЕЙ ГАСТЕВ[189]
Первый луч
Чуть раздались, приоткрылись облака седой зимы.
Зовы верхние мятежные услышали вдруг мы.
Улыбнулись, заискрились солнца раннего лучи,
В снег сбежали и разбились блеском пурпурной парчи.
И поднялись люди кверху от тоскующей земли,
Забуянили надежды, окрыленные вдали.
О, не скоро, не так скоро к нам весна с небес придет,
Нет, не скоро хоры песен светлых с моря приведет.
Но поверьте: мы натешимся, взовьемся, полетим,
Хороводы мы с гирляндами цветными закружим.
Мы забрызжем, мы затопим весь цветами старый мир,
Солнцу, звездам слышен будет наш бескрайный хмельный пир.
Мы согреем, мы осветим, мы сожжем всю жизнь весной,
Мы прокатимся, промчимся по земле шальной волной,
Мы ударим!
Приударим!
Мы по льдинам,
По твердыням,
Мы… Да что тут говорить?
Беспощадно зиму будем мы разить и хоронить!
<1913>
Дума работницы
Я сегодня утром по полю гуляла,
Дожидалась в травке, как пробьет гудок,
Я в тропинках дивных счастье все искала,
Я в овражках чудных сорвала цветок.
Думала, мечтала, зорьку вопрошала:
Не опять ли к нивкам брошенным пойти?
Так в душе легко бы, вольно бы мне стало,
Так легко бы счастье давнее найти.
Но пути-дороженьки все-то позабыты,
Старый дом разрушен, прудики разрыты,
Сон мой детский, ранний жизнью погребен.
Загулял, забегал, зазвонил призывно,
Застонал надрывным голосом гудок:
Встань скорей, работай быстро, непрерывно,
Заведи сверлильный чистенький станок.
Но и не печалься, не гляди тоскливо
В старые сказанья, заглуши их стон,
А беги к надеждам новым торопливо,
Живо откликайся на машинный звон.
Ты укрась машины свежими цветами,
Лаской, нежной грезой отумань, обвей,
Смелыми оденься, облачись мечтами,
Алые знамена на станках развей.
<1913>
ДМИТРИЙ СЕМЕНОВСКИЙ[190]
Кузнец
Товарищ, скорее за дело!
Недаром ты встал до зари.
Остывший свой горн разъяри,
Чтоб пламя рвалось и гудело,
И крепче, сильней и смелей
В железо горячее бей.
Металлов могучим владыкой
Стой в злой, мятущейся мгле
И век золотой на земле
Из века железного выкуй!
Вся в зареве горна, рука
Верна, и тверда, и метка.
1913
Товарищ
Весенним дыханьем, нежданно и ново,
Меж нами промчалось заветное слово,
Заветное имя одно:
— Товарищ! —
Как песня звучит нам оно.
То — песня во славу труда-миродержца,
То — мост, переброшенный к сердцу от сердца,
То — братьям от братьев привет.
— Товарищ! —
Прекрасней воззвания нет.
Из темных подвалов, из глуби подполья
Помчал оно на простор, на раздолья
Кипящих толпой площадей.
— Товарищ! —
То — новое имя людей.
Лучистее взгляды, смелее улыбки,
И кажется: майским сиянием зыбким
Вся жизнь озарилась до дна.
— Товарищ! —
Мы — сила, мы — воля одна.
<Осень 1917>
АЛЕКСАНДР БЛАГОВ[191]
Дума
В разгаре машинного шума,
Под мерные взмахи ремней,
Нередко отрадная дума
В душе возникает моей.
И греет, и ласково светит
Надеждой, что время придет —
И жизнью счастливой на свете
Рабочий народ заживет.
Поймет он, откинув тревоги
Покорной, позорной судьбы,
Что нет ему кроме дороги,
Как только дорога борьбы.
И встанет он дружной семьею,
За брата — униженный брат,
И солнце тогда над страною
Заблещет яснее в сто крат.
