1914
НИКИФОР ТИХОМИРОВ[192]
Братья
Мы с тобой родные братья,
Я — рабочий, ты — мужик.
Наши крепкие объятья —
Смерть и гибель для владык.
Я кую, ты пашешь поле,
Оба мы трудом живем,
Оба рвемся к светлой воле,
С бою каждый шаг берем.
Я сверлю земные недра,
Добываю сталь и медь.
Награжу тебя я щедро
За твои труды и снедь.
Наши руки мощью дышат,
Наши груди крепче лат,
Наши очи местью пышут, —
Постоим за брата брат.
Мы с тобой родные братья,
Я — рабочий, ты — мужик,
Наши крепкие объятья —
Смерть и гибель для владык.
<Осень 1917>
ДЕМЬЯН БЕДНЫЙ[193]
О Демьяне Бедном, мужике вредном[194]
Поемный низ порос крапивою;
Где выше, суше — сплошь бурьян.
Пропало все! Как ночь, над нивою
Стоит Демьян.
В хозяйстве тож из рук все валится:
Здесь — недохватка, там — изъян…
Ревут детишки, мать печалится…
Ох, брат Демьян!
Строчит урядник донесение:
«Так што нееловских селян,
Ваш-бродь, на сходе в воскресение
Мутил Демьян:
Мол, не возьмем — само не свалится, —
Один конец, мол, для крестьян.
Над мужиками черт ли сжалится…»
Так, так, Демьян!
Сам становой примчал в Неелово,
Рвал и метал: «Где? Кто смутьян?
Сгною… Сведу со света белого!»
Ох, брат Демьян!
«Мутить народ? Вперед закается!..
Связать его! Отправить в стан!..
Узнаешь там, что полагается!»
Ась, брат Демьян?
Стал барин чваниться, куражиться:
«Мужик! Хамье! Злодей! Буян!»
Буян!.. Аль не стерпеть, отважиться?
Ну ж, брат Демьян!..
1909
Кукушка[195]
Кукушка,
Хвастливая болтушка,
Однажды, сидя на суку,
Перед собранием кукушечьим болтала
О чем попало,
Что ни взбрело в башку.
Сначала то да се, по общему примеру:
Врала да знала меру.
Но под конец — поди ж ты! — соврала,
Что видела орла.
«Орла! Ведь выпадет же случай! —
Кукушки все тут в крик наперебой. —
Скажи ж скорей, каков орел собой?
Чать, туча тучей?!»
«Ну, это — как кому, — хвастуньи был ответ, —
Особого в орле, пожалуй, мало.
По мне, так ничего в нем нет,
Чего бы нам недоставало:
Те ж когти, клюв и хвост,
Почти такой же рост,
Подобно нам, весь сер — и крылья и макушка…
Короче говоря,
Чтоб слов не тратить зря:
Орел — не более как крупная кукушка!»
* * *
Так, оскорбляя прах бойца и гражданина,
Лгун некий[196] пробовал на днях морочить свет,
Что, дескать, обсудить — так выйдет все едино
И разницы, мол, нет,
Что Герцен — что кадет.
1912
Газета
Конфискованы №№ 1 и 2
рабочей газеты «Правда».
«Слыхал?» — «Слыхал!»
«Видал» — «А не видал!»
«Подумай: наша, брат, рабочая газетка…
Чай, жиру не придаст хозяйским-то горбам!»
«Да… Кой-кому не по зубам
Конфетка».
«А нам, гляди, как выйдет впрок!
Пойдем-кась купим номерок».
Пошли, по переулкам рыщут,
Газету ищут.
«Тьфу! Будто черт газетчиков посмёл!»
«Нашел газетчика, нашел!»
И впрямь нашел, судя по бляхе медной;
Стоит парнишка сам не свой,
Весь бледный.
«Газетку…» — «Братцы, все унес городовой!»
«Ой, прах его возьми!.. Теперь хоть волком вой…
Ты шутишь аль взаправду?!»
* * *
Нет, не шутил бедняк:
Под глазом у него синяк
За «Правду».
1912
Работница
Склонилась тихо у станка.
Привычен труд руке проворной.
Из-под узорного платка
Задорно вьется волос черный.
Но грустен взгляд лучистых глаз:
В нем боль и скорбь души невинной.
Слеза, сверкая, как алмаз,
Повисла на реснице длинной.
В груди тревогу сердце бьет:
Враг властный стал с рабою рядом,
Дыханьем жарким обдает,
Всю раздевает жарким взглядом:
«Слышь… беспременно… ввечеру…
Упрешься — после не взыщи ты!»
Застыла вся: «Умру… Умру!»
И нет спасенья! Нет защиты!
1912
Лапоть и сапог[197]
Через года полтора
Все уйдут на хутора.
Худо ль, лучше ль будет жать,
А нет охоты выходить.
