«Кто первый схватит, тот и сыт!» — национальная идея, да? В Советском Союзе было иначе. 1941-й год: «За Родину, за Сталина!» — вот национальная идея. Не дай бог, что случится — можно ли представить (хотя бы представить) в окопах под Смоленском лидера ЛДПР или официальных советских миллионеров — Тарасова, Ходорковского, Борового и др.?

Время изменилось — да, в конце XX века в войнах, в любых войнах нет победителей и побежденных, есть только несчастные, все так, но в истории каждой страны случаются, увы, такие ситуации, когда за страну надо умирать. Что будет со страной, если умереть за неё некому?

Нет, все-таки нет: Андропов ошибся не только с Кармалем, он вообще ошибся, ибо истинной причиной афганской войны были не американские ракеты, а наркотики — Андропов об этом не знал. Если бы знал, войны бы не было.

Афганский рынок героина бросил вызов Колумбии, теснейшим образом связанный (деньгами) с США. Что уж, спрашивается, так бояться американских «Стингеров», которые вдруг появились близ Кабула, если Турция, член НАТО, выставила «Стингеры» вдоль всей границы с Советским Союзом. Не воевать же Турцию!

Тайная поездка Андропова в Кабул укрепила его в мыслях об «ограниченном контингенте». О чем он думал, там, на горе, перед дворцом Амина — он, всесильный член Политбюро, будущий Генсек, неузнаваемо загримированный ещё в самолете, — о чем?

Через десять дней КГБ привез в Кабул Бабрака Кармаля, найденного в Чехословакии, «Альфа» штурмом взяла дворец Амина, где лифт, к слову, спускался на два этажа ниже земли, сотрудник «Альфы», полковник Михаил Романов лично расстрелял из «калашникова» Амина и его любовницу, жену местного министра, выскочивших из постели.

Через Тургунди и Соланг в Кабул вошли советские войска.

Какие пленные? У Хекматьяра, господин вице-президент, пленных нет, это знают все, Хекматьяр друг всех мусульман, а вот среди тех, кто не хочет жить в Советском Союзе, — да, есть бывшие советские солдаты и офицеры, но эти люди никогда не вернутся в СССР, потому что они не любят СССР. Тему «пленных» надо закрыть раз и навсегда, господин Руцкой скоро в том убедится: Хекматьяр обещал привезти троих человек, но привез только одного — младшего сержанта Николая Выродова, перешедшего на сторону душманов 29 августа 1984 года.

— Коля! — улыбнулся Руцкой. — Давай домой, сынок! Маманьку увидишь! Ты ж и не знаешь, поди, какая у тебя маманька, ждет тебя, плачет, — она была тут у меня… на той недельке, рыдала, значит, у меня в кабинете, твой портретик показывала…

Про «маманьку» Руцкой, конечно, загнул, но это — для убедительности.

Хекматьяр кивает головой:

— Поезжай, дорогой. Потом вернешься.

Выродов испуганно смотрит на Руцкого:

— Спасибо, господин. Мне здесь хорошо, мне здесь очень хорошо, господин, меня не обижают!.. Я принял ислам, господин. У меня через неделю свадьба, я люблю невесту… её зовут…

Выродов пришел в чалме, в белых мусульманских одеждах, редкая бороденка свисала чуть ли не до колен, хотя мусульмане не носят бороду ниже сердца.

— Какая свадьба, Коля! — разозлился Руцкой. — Ты ж наш! Ты ж из махновской области! Главное, Коля, не бойся: я, как и ты, был в плену у господина Хекматьяра, получил за свой… п… подвиг государственную награду! И у тебя, Коля, все будет хорошо, — обещаю! Хватай невесту, маманьку познакомишь… по христианскому обычаю… Папаня живой? Вишь, как здорово! Представь: завтра мы с тобой пойдем на Красную площадь, хочешь — в Исторический музей зайдем, я тебе машину дам, на Ленинские горы смотаешься… В Москве — хорошо, тихо, снег лежит, ты ж сколько лет не видел снег, — а?

Выродов молчит, качает головой из стороны в сторону. Такое впечатление, что он под кайфом.

— Ну, Коля?

— Нет, господин. Не поеду.

— Поедешь!

— Нет.

— Хватит дурака валять, Николай. Главное — ничего не бойся!

— Нет.

— Почему?

— Мне здесь хорошо.

— А дома лучше!

— Мне здесь хорошо…

— Да не бзди ты, — понял? — взорвался Руцкой. — Я — вице-президент, я — гарантирую!

— Не поеду. Все.

…Над головами крутились вентиляторы, но в комнате было ужасно душно.

Алешка вышел во двор, — красота, много зелени, струей бьет фонтан прямо из-под земли.

Как под таким солнцем люди живут, а?

Алешка любовался Хекматьяром и — ненавидел его. Руцкой был перед ним как ягненок. Обидно!

Это и есть искусство дипломатии: лев и ягненок могут, конечно, лечь спать рядом, только ягненок вряд ли выспится…

Нет, Руцкому, конечно, все равно ничего не докажешь, Ельцин и Руцкой в этом похожи, у них одна болезнь, общая — излишнее доверие к чужому слову. Надо же, Хекматьяр обещал вернуть людей! Только дурак мог не догадаться, что это игра. Хекматьяр что, больной, что ли, чтобы вот так, с бухты-барахты, раздавать свое?..

Алешка ждал, что будет дальше. Он хорошо изучил характер Руцкого.

Оставшись ни с чем, точнее — ни с кем, Руцкой проклинал всех: моджахедов, Хекматьяра, Ельцина, пакистанскую военную разведку, своего помощника Федорова и посла Якунина.

Вылет из Исламабада был назначен на восемь тридцать утра: российская делегация летела в Афганистан, к Наджибулле.

Руцкой выглядел так, будто на него нагадили мухи. По старой мусульманской традиции девушки в галабиях надели на Руцкого огромный венок из живых цветов. Алешка прыснул: было ощущение, что Руцкой с венком на шее приплелся на свои собственные похороны.

Он так и ходил с этим венком — как со спасательным кругом.

— Господин вице-президент! Господин вице-президент!

Нет, хорошо все-таки, что моджахеды ненавидят друг друга! Услыхав, что Хекматьяр отдает Руцкому пленного солдата (подробности были неизвестны), Раббани пожелал сделать то же самое: по его распоряжению в Пешаваре нашли какого-то туркмена, его уже везут в Исламабад, и если советская миссия не возражает, туркмен вернется к себе на родину, в СССР.

Советская миссия была счастлива. Вылет задержали на пять с половиной часов. Руцкой распорядился вызвать в аэропорт всех аккредитованных в Исламабаде журналистов — советских и зарубежных.

Алешка сбегал в город: купил рюмки из оникса. Два с половиной доллара набор, — красота!

Все-таки Руцкой, что ни говори, мужик фартовый! Попал в плен — получил Героя. Стал депутатом — получил пост вице-президента с правом исполнять обязанности руководителя России в случае болезни Президента или каких-то обстоятельств. Дивны дела твои, Господи!

Что за особенность такая: в Советском Союзе все президенты — люди ниоткуда, люди из тени.

Можно представить Рузвельта или де Голля на трибуне Организации Объединенных Наций с башмаком в руках?

Для Никиты Сергеевича Хрущева башмак в руке — это вполне органично.

Ельцин, например, может быть только на главных ролях, если он второй, он скисает.

Человек, ставший человеком в тени, непредсказуем; человека тени не знает никто (поэтому он, как правило, становится проблемой для тех, кто его выдвинул), но самое ужасное в другом — человек, долго существовавший в тени, не в силах отделаться от привычек собственной жизни, тень есть тень, летучие мыши всегда слепнут на солнце, иными словами, он не готов, просто не готов быть главным человеком страны. Оказавшись на престоле, он не хочет играть по правилам тех, кто привел его к власти; он сам ждет от себя чего-то неожиданного, решительного, чего-то нового, хотя плохо знает, чего он хочет, нет времени, просто нет времени (у него и у страны), он нервничает, гонит сам себя и — быстро выбивается из сил. В России все президенты быстро выбиваются из сил. Исключением, пожалуй, был только Сталин, но за Сталина (именно за Сталина) работала — в огромной мере — система, которую он создал, поэтому в душе у Сталина был, судя по всему, совершенно невероятный, нечеловеческий покой, продлевавший ему жизнь. Как только (уже после войны) им овладел, наконец, страх преследования, великий вождь великой страны быстро рассыпался в маразме, и его конец был ужасен.