Петровский приехал даже раньше назначенного срока. Он ворвался в квартиру словно огромный тайфун, готовый все разнести на своем пути. Но, увидев вместо коварной Лильки не менее коварного полковника, сразу все понял и попытался схватить того за грудки.

— Ах ты, сволочь… — прорычал он. Почти неуловимым движением Полетаев стряхнул нападавшего на пол.

— Спокойно, юноша. — Сдернув со стены ремень, он мгновенно развернул Петровского к себе спиной и без особых усилий перетянул здоровые, как две лопаты, руки. Затем рывком посадил на диван и хлопнул по плечу. — Ну вот, теперь можем поговорить спокойно. Ирина знает, что ты здесь?

Константин, с трудом переведя дыхание, отрицательно мотнул здоровенной головой.

— Какая еще Ирина? — Он откашлялся. — Я никакой Ирины не знаю.

В отличие от перепуганной насмерть старшей сестры, Ксюшка с огромным интересом наблюдала за всем происходящим. Услышав последнюю фразу, буквально воспылала негодованием. Она сунула руки в бока и слегка наклонилась вперед, живо напоминая переполошенного бройлера.

— Что, прямо ни одной Ирины не знаешь? И ни в школе не знал, ни на работе? — Полетаев скептически вытянул губы.

— Ну, насчет школы не уверен, а вот на работе— так это действительно вряд ли. Он никогда не работал.

— Да пошли вы… — Петровский осмотрел комнату — Это чьи ж такие хоромы?

Ксюшка выставила вперед кулак.

— Ты нам зубы не заговаривай! А ну, отвечай на вопрос! Не посмотрю, что ты такой здоровый, как тресну — улетишь на солнышко.

Несмотря на явно незадавшийся вечер, Константин невольно рассмеялся:

— Тресни, тресни.

Полетаев с трудом сдерживал улыбку.

— Мы пока его бить не будем. Мы поступим проще… Мы сейчас позвоним Ирине Редель и сообщим, что господин Петровский ее не знает и знать не хочет, а в данный момент обсуждает с любовницей проблемы воспитания своего будущего ребенка.

Кривая усмешка моментально слетела с широкого лица Петровского.

— Только попробуй.

— А чего тут особо пробовать? — Полковник взял в руки телефон. — Сейчас наберу номер и…

— Положи его! — рявкнул Константин. — Ты чего не мужик, что ли?.. Если Иринка узнает, что у меня есть баба, да еще беременная, она за меня, точно никогда замуж не выйдет. Эта Лилька меня задраила, я тогда пьяный был, а эта стерва…

Полетаев сделал ему знак замолчать.

— Жаловаться прокурору будешь. Кстати, а ты хоть раз задумывался, почему твоя Иринка на самом деле до сих пор за тебя замуж не вышла?

— Как «почему»? Мама не разрешает. — Ксюшка коротко хмыкнула.

— А твоя мама знает, что ты куришь? — Петровский немного смутился.

— При чем здесь… Кроме того, Иринка боится… — Он неожиданно замолчал.

— Чего? — Полковник на всякий случай проверил, крепко ли связаны у пленника руки. Убедившись, что все в порядке, переспросил: — Чего боится зазноба твоя? Обвинения в смерти мужа?

— Еще бы им не бояться! Особенно учитывая тот факт, что они его вдвоем и убили.

— Ты чего, больная? — посмотрел на нее Константин. — Мы отца не убивали!

— Ну конечно… Тогда от чего же он умер сразу после счастливой женитьбы?

— От чего, от чего… Известно, от чего. У него было очень плохое здоровье, он незадолго до этого перенес инфаркт.

Даша кивнула.

— Именно поэтому твоя сообщница и решила его добить, устроив забойный медовый месяц. Умно, ничего не скажешь.

Петровский помрачнел. Ему явно не понравились слова про медовый месяц.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Только то, что смерть в объятиях молодой жены в принципе не так уж и плоха. Лучше, чем пуля в затылок.

— Иринка с ним не спала! — Полетаев посмотрел удивленно.

— Ты это серьезно?

— Она никогда не стала бы этого делать без любви А отца она не любила.

— Ты не представляешь, на что идут некоторые женщины ради денег.

— Ирина не такая… — Петровский опустил голову… — Просто она оказалась в такой ситуации.

— В какой такой?

— В такой. Мы пришли к отцу денег попросить, а тот ее как увидел, так сразу с катушек и съехал. А я ведь ее первым нашел. У нас, можно сказать, только все налаживаться стало…

— Подожди минутку, — остановила его Даша. — Так, значит, ты с Ириной первым познакомился?

— Конечно, первым.

Даша и Полетаев переглянулись.

— Получается, он ее у тебя отбил?

— Да прям! — В голосе Петровского зазвучала ненависть. — Хрен бы он ее отбил, если бы не его бабки.

— В каком смысле?

— Да в прямом. Влюбился он в Ирку, и все. Сказал, что если я прикоснусь к ней хотя бы пальцем, то могу проваливать на все четыре стороны.

— Ну и проваливал бы. В чем проблема? — Петровский сидел насупившись.

— В чем проблема, в чем проблема… Иринку подставили по-крупному, ей понадобились деньги, большие, а такие деньги, да еще срочно, только у отца и можно было взять.

— Ну конечно! — снова перебила его Даша. — Сколько простаков попались на эти жалостливые рассказки: у одной мама при смерти, у другой чужие драгоценности украли… Хотела бы я знать, чем она тебя так разжалобила! Петровский зло оскалился.

— Разжалобила? Да ты, наверное, за всю свою жизнь не пережила столько, сколько Ирочка, когда свой первый клуб организовывала…

Даша подперла голову рукой.

— Мы внимательно слушаем.

— Да разве все расскажешь в двух словах.

— А в двух и не надо, — полковник смотрел на него ласково, — времени у нас много, мы никуда не спешим.

Сестры с готовностью закивали головами.

— До пятницы мы совершенно свободны

Люди рождаются без слуха, люди рождаются без зрения, кто-то не имеет обоняния, кто-то не может ходить. Костя Петровский родился без совести. Трудно понять, как это могло случиться, но тем не менее так оно и было. С детства крепкий круглоголовый бутуз чувствовал себя в этом мире, словно в собственной колыбели. Проголодавшись, он запросто заходил к малознакомым людям, не снимая обуви, садился за стол и начинал есть, несказанно удивляясь тому, что хозяева растерянно топчутся рядом. Он спал с женщинами, зачастую забыв даже спросить имя. Он брал чужие вещи, портил их, терял, отдавал кому-то другому, он был невоспитан и невыносим, но, как ни странно ему многие и многое прощали: и женщины, и друзья, и просто случайные люди. Секрет успеха крылся в несокрушимом оптимизме Петровского, в его совершенно детской непосредственности и неумении обижаться даже на откровенную грубость. Он с удовольствием смеялся над вашей шуткой, какой бы глубины она ни казалась окружающим, он искренне восхищался достижениями других, даже если они были сомнительны или совершенно незначительны. Он всегда был готов поддержать любое идиотское начинание, и для друзей у него не было слова «нет». Это был человек, готовый отдать и взять все Те, кто знал Костю давно и хорошо, даже не пытались его как-то урезонить или объяснить — то, что он делает, не совсем прилично. Костя просто не понимал, о чем идет речь. А новые люди или принимали его таким, какой он есть, с удовольствием показывая своим друзьям, словно экспонат кунсткамеры, или крутили пальцем у виска, спеша отойти подальше.

Костя не различал ни тех ни других — он пер по жизни, как танк, и этим был счастлив. Он не переживал, когда их семья вела более чем скромный образ жизни простых советских служащих, но он также не особо заметил, когда его отец — Семен Редель стал одним из самых богатых людей в стране. Он не собирался продолжать дело отца, не рванул, как все остальные дети, в престижные заграничные колледжи — он просто прожигал жизнь и радовался каждому новому дню. Он никогда не ссорился с отцом даже по поводу суммы своего содержания — когда отец спускал на него всех собак, просто занимал деньги у знакомых или проворачивал какую-нибудь одноразовую аферу. Жизнь его не напрягала, поэтому в ней его все устраивало.