– Ричард де Клер, мессир.

– Понимаю. Граф – твой отец?

Рыжая головка кивнула.

– Это вас турки ударили, мессир? – спросил мальчик, пальцем указывая на легкую отметину на верхушке шлема.

– Да, в битве при Акре.

Саладин, выгнув свою изящную шею, дружелюбно дышал в ухо маленькому Ричарду.

– Эту лошадь вам подарил султан Саладин, мессир?

– Да. Тебе она нравится?

– О да, мессир! – Ричард погладил гладкую шею Саладина. – Хотел бы я иметь такую лошадь. Какая честь ездить на коне, на котором сидел сам Саладин!

Филипп потрепал рукой рыжие волосы мальчика и улыбнулся.

– Что ж, можешь на нем прокатиться. Завтра, – сказал он.

– Правда, мессир? Правда? У-у-у-х!

Филипп едва успел поймать тяжелый шлем, выпавший из рук взволнованного оруженосца. Льювеллин взял у него шлем и проверил стягивающие ремни. Потом он протянул Филиппу щит, закрепил его ремешком на плече и помог Филиппу взобраться в седло.

Филипп уселся поудобнее, вытаскивая из ножен меч, чтобы проверить, легко ли он выходит из ножен.

– Тебе это не понадобится, – сказал ему Жильбер.

– Знаю. Привычка.

– Что ж, будь осторожен, – пробормотал Жильбер.

Филипп с удивлением посмотрел на своего друга.

– Конечно, я буду осторожен. Неужели парень, с которым мне предстоит сражаться, настолько опасен?

– О, я совсем не это имел в виду! Я сам бы мог одним ударом свалить его с седла. Здешние рыцари совсем не знают, что такое настоящий бой, Филипп. Целься ему в щит. Если ты попадешь в шлем, ты сломаешь ему шею.

Льювеллин подал Филиппу тяжелое копье, и Саладин, гордо перебирая ногами, вышел на дорожку для поединков. Филипп, натянув поводья, остановил его и сам, казалось, застыл в седле. Концы его белого плаща трепетали на легком ветерке, и если бы не это, всадника можно было бы принять за каменное изваяние на крыше какого-нибудь собора.

Его появление было встречено шквалом аплодисментов. Люди не могли не оценить по достоинству скромность его поведения и заранее предсказывали ему победу. Все рыцари, успевшие до этого принять участие в турнире, были не больше чем просто хорошо тренированные любители, относящиеся к верховой езде и орудованию копьем как к части воспитания, обязательного для каждого юноши благородного происхождения. Но Филипп относился ко всему этому совсем иначе. Для него владение искусством верховой езды и фехтованием давно уже стало вопросом жизни и смерти, и люди, в тот день собравшиеся в Кардиффе, инстинктивно чувствовали, что станут свидетелями незабываемого поединка, в котором будет участвовать воин, проверенный в тяжелых сражениях и выживший в самых трудных условиях.

На возвышении в нетерпении потирал руки Уильям де Богун.

– Какое будет зрелище! – проговорил он.

– Он действительно так хорош, как о нем говорят? – спросил де Клер.

– О да, – с чувством сказал де Богун. – Я видел его при Арзуфе. Это он и король вместе налетели на мамлюков в последней атаке. И я видел его на турнире в Акре – на том, что устроил Ричард перед тем, как отправился домой.

– А ты участвовал в нем? – спросил рыцарь.

– О боже, нет! У меня не тот класс, – сказал Богун. – Там собрался весь цвет христианства, лучшие рыцари Леванта, в том числе тамплиеры и госпитальеры, и самые лучшие поединщики Франции. Английские бароны тоже приняли участие. Я никогда в жизни не видел таких поединков.

– И что же произошло дальше?

– Ну, все бароны Святой земли думали, что победит д'Юбиньи, – они выставили его как лучшего рыцаря, знаете ли. В первый же день он без труда выиграл все свои поединки. Мы думали, что только один человек может победить его, Вильям де Молембек из Пуату. Неприятный громкоголосый бахвал, но, надо отдать ему должное, отличный наездник.

Богун замолчал, и слушатели начали его торопить.

– Нет, не портите мой рассказ, – сказал он. – В этот вечер король устраивал большое торжество, и Молембек напился, как всегда. Он повздорил с одним из сирийских баронов и хвастался, что легко победит д'Юбиньи. Он что-то сказал об отце Филиппа, который был убит при Хиттине. Я думаю, Молембек сам не знал, что говорит, и его друзья быстро утихомирили его. Ну а на следующий день он и д'Юбиньи сошлись в финальном поединке.

– Хотел бы я на это посмотреть, – с завистью проговорил один из рыцарей, стоящих рядом.

Богун рассмеялся.

– Да уж, там было на что посмотреть! Они должны были участвовать в трех заездах. В первом заезде они просто разъехались, попав друг другу по щиту. Во втором – д'Юбиньи попал своему противнику в голову, и Молембек едва удержался в седле.

– А в третьем?

– Молембек хотел попасть в шлем и промахнулся. А в это время д'Юбиньи ударил его прямо в щит.

– Значит, д'Юбиньи все же победил, – сказал граф.

– Вне всякого сомнения. Но на этом все не кончилось. Д'Юбиньи бросил копье и выхватил свой меч, и они продолжали сражаться, сцепившись, как две дикие кошки.

– Боже, какое, наверное, это было зрелище! – в один голос воскликнуло несколько человек.

Богун, гордясь своим превосходством непосредственного участника тех событий, посмотрел на слушателей. Он и сам наслаждался собственным рассказом. Рыцарям, вернувшимся из крестового похода, всегда было что порассказать, тем более что везде они находили благодарных слушателей.

– Молембек не мог сравниться с д'Юбиньи во владении мечом. Он был выбит из седла одним ударом по шлему. И вот тут-то и началась потеха! Подбежал герольд, чтобы закончить поединок, но д'Юбиньи соскочил с коня и начал снова наступать на Молембека. Король сделал знак герольду не вмешиваться, и вся толпа поддержала д'Юбиньи. Они все были за него.

Хорошего о Молембеке могу сказать только одно: он был мужественный человек. Он даже встал на ноги и продолжал сражаться, но меч в руках д'Юбиньи – настоящее чудо. Он двигается очень быстро и столь часто и чисто делает выпады… В общем, он поражал своего противника туда, куда хотел. И, наконец, он ударил его мечом сбоку шеи – это его излюбленный прием, как мне сказали. Молембек снова бросился на него, и тут-то д'Юбиньи ударил его снова, прямо в то же самое место. Конечно, он не пробил кольчугу, но от этого удара Молембек свалился на землю, как будто на его голову свалилась главная башня Акры.

– Он его серьезно ранил?

– Да нет, не очень. Молембек умер всего лишь пару дней спустя, – ответил Богун гробовым голосом. – А вот и наши рыцари, они уже готовы. А вот и герольд.

Теперь, когда Уильям де Богун закончил свой рассказ, глаза всех оказались прикованы к узкой дорожке для заездов. Посередине стоял герольд, призывая собравшихся к тишине.

– Поединок между сиром Джоном Морисом Таунтонским, – объявил он громким голосом, – и сиром Филиппом д'Юбиньи из Бланш-Гарде, бароном двора королевства Иерусалим, защитником Гроба Господня и Святых Мощей!

Филипп улыбнулся, зная, что никто не увидит его лица под шлемом. Герольд постарался перечислить все титулы, ожидая, очевидно, щедрой за это платы.

Сир Джон Морис разминал коня на другом конце дорожки, и Филипп пристально смотрел на него, пытаясь угадать слабые стороны своего противника. Искусство заезда было, пожалуй, одним из самых сложных видов сражения. Двое поединщиков мчатся навстречу друг другу; копье нужно держать параллельно земле, и правилами запрещалось увиливать в сторону или съезжать с дорожки. И в момент столкновения лошадь, а вместе с нею и всадник, и копье, должны двигаться с максимальной скоростью, в эту роковую секунду сосредоточив весь свой вес, всю свою силу на ударе. Совершенство достигалось только долгой практикой и упорными тренировками, кроме того, для заезда нужен был так же хорошо тренированный конь, знающий, что нужно всаднику, и чувствующий его малейшее движение. Филипп был уверен, что вполне может положиться на Саладина – его конь без колебаний поскачет по прямой линии и в нужное время и в нужном месте перейдет на полный галоп.

Он рассчитывал, что такая тактика сработает, и помнил предостережение Жильбера. Существовали две мишени, куда мог целиться поединщик: щит или шлем. Первая цель была больше, и, следовательно, попасть в нее было легче, к тому же шлем противника только наполовину выглядывал из-за щита. Зато удар по шлему означал почти верную победу. Если всадник не мог уклониться от удара или не падал с коня, то зачастую от такого удара ломались шейные позвонки. Опытные рыцари всегда целились в шлем, и Филипп тоже не отступал от этого правила, участвуя в поединках в таком далеком теперь Леванте. На этот раз он решил поступить иначе. Возможно, целиться в шлем не будет нужды: Филипп заметил, что под противником очень своенравный конь.