Вспомнив о Лизе, я улыбнулась. Мы жили в соседних домах и дружили, мне кажется, столько, сколько я себя помню. Лиза после окончания девяти классов поступила в колледж, чтобы получить профессию парикмахера. Она с детства обожала делать прически и частенько экспериментировала на мне. Лиза мечтала стать вторым Сергеем Зверевым и добиться таких же высот. Она поставила себе цель открыть собственный салон. Но пока она была на втором курсе и периодически работала в парикмахерской при колледже.

Какое— то время у них с нашим одноклассником Славой были очень нежные отношения. Мне казалось, что я в него влюблена. Но он как раз стал встречаться с Лизой, и у нас по определению ничего не могло быть. Но потом они поругались. Лиза мне тогда говорила, что разочаровалась в нем, что Слава, как и все остальные парни, хочет лишь одного, причем сразу, а так как она пока не соглашается, он бесится. Так они и не помирились. Затем она поступила в колледж, и они практически перестали видеться. Мы с ним учились еще два года в одном классе, но Слава не обращал на меня особого внимания, и я довольно скоро поняла, что мое увлечение было несерьезным. После окончания школы он поступил в Бауманку, я -в институт культуры. Мы продолжали дружить и довольно часто видеться.

И вот в сентябре Слава стал упорно оказывать мне знаки внимания. После летнего отдыха он выглядел отлично — загорелый, беззаботный, постоянно улыбающийся. Но я уже потеряла к нему интерес, поэтому не подпускала к себе и всячески давала понять, что у него нет никаких шансов. К тому же мне казалось неправильным, что вначале парень встречается с одной подругой, затем переходит к другой. Хотя в жизни я видела это постоянно.

Но мне все-таки хотелось, чтобы появился кто-то, кого не будет знать ни одна моя подруга, и он будет принадлежать только мне, как, впрочем, и я ему. Истинная любовь мне виделась именно такой — полное растворение в любимом человеке, безоговорочное доверие между нами и преданность друг другу. Я, конечно, допускала, что у моего будущего молодого человека могут быть какие-то истории в прошлом, но разве я обязана их знать?

Но пока мое сердце было свободным, хотя упорное внимание Славы уже стало исподволь действовать на меня, тем более что раньше он так сильно мне нравился.

— О чем это ты так вздыхаешь? — засмеялся отец. Я вздрогнула и повернула к нему голову. Он глянул на меня и подмигнул.

— А почему вы все-таки расстались с мамой? — неожиданно для себя спросила я, но тут же смутилась и отвернулась к окну.

— Вот это вопрос! — тихо заметил он и замолчал. Мы в этот момент выехали за пределы города.

Солнце только что село, и серо-сиреневые сумерки окутали все видимое пространство. Начало октября было хоть и нереально теплым, но дождливым, и воздух из-за этого постоянно пропитывала сырость. В городе это не так чувствовалось, но здесь я сразу заметила, какой густой туман стелется по земле, искажая очертания пейзажа. В сумеречном освещении все казалось голубовато-серым, и я завороженно смотрела в окно на проплывающие деревья, кусты, низины, окутанные все сгущающейся шевелящейся дымкой. Я не могла оторваться от этой фантастической картины. Уж очень резким был контраст между освещенным салоном джипа, поблескивающей черной кожей обивки, светящейся панелью приборов, черным корпусом мобильного телефона отца, лежащего возле стекла, и странной размытой сиреневой картинкой за окном. Мне показалось, что наш джип въехал в какой-то параллельный мир и мы единственный островок реальности в этом сумеречном искаженном пространстве.

— А почему ты об этом спросила? — вывел меня из оцепенения голос отца.

Я повернулась к нему.

— Сама не знаю, — призналась я. — Вы с мамой

никогда об этом не говорите. Но ведь я имею право знать.

— Имеешь, — согласился он. — Однако все это довольно сложно объяснить. К тому же у каждого из нас своя правда.

— И какая она у тебя?

— Знаешь, — после паузы сказал он, — моя правда в том, что я всегда поступаю так, как хочу. Но ведь никто никогда не учится на чужих ошибках. Я это давно понял.

Мы замолчали.

— Тебе все еще больно? — после паузы зачем-то спросил отец, хотя ответ и так был очевиден.

Я не знаю никого, кто остался бы равнодушным к разводу своих родителей. А у меня больше половины бывших одноклассников находились в такой же ситуации и практически все подружки жили в неполных семьях.

— Уже не так больно, — после паузы ответила я. — К тому же я сделала кое-какие выводы на ваш счет. Просто хотелось бы услышать твою версию.

— Лада, все просто, — серьезно проговорил он. — Встречаются двое, и что-то между ними возникает. Как говорится, вспыхивает искра. Затем отношения развиваются.

— В общем, получается любовь, — встряла я. Отец посмотрел на меня и улыбнулся.

— Ну типа того, — кивнул он. — И вот дальше начинается самое непонятное. Кто-то сохраняет это чувство на долгие годы, кто-то быстро утрачивает его, кто-то делает вид, что все еще любит. И такие пары лично у меня вызывают недоумение, мягко говоря. Зачем лгать? Не честнее ли разойтись, раз любви уже нет?

— Значит, у вас исчезла любовь? — уточнила я.

— Просто между нами возникли непреодолимые

разногласия, — после довольно продолжительного молчания ответил отец.

— Как я хочу встретить того, с кем у меня не будет никаких разногласий и наша любовь никогда не кончится! — взволнованно произнесла я и тут же прикусила губу.

Я отчего— то пожалела, что так разоткровенничалась. Но отец посмотрел на меня серьезно. Его лицо на миг стало грустным, между бровей залегла складка.

— Знаю, знаю, ты скажешь, — торопливо заговорила я, — что это глупые девичьи фантазии. Но разве ты не хотел бы встретить еще в юности девушку, с которой провел бы всю свою жизнь? И я верю, что есть такая любовь!

Я с ожиданием на него посмотрела.

— Возможно, и есть, — тихо сказал отец. — Но вообще-то, хочу заметить, раз уж разговор зашел на такие темы, что мужчине необходимо разнообразие. И, думаю, для нас, мужчин, это важнее, чем вечная любовь к одной-единственной. В конце концов, это просто скучно.

И я заметила, что он так сжал руль, что костяшки пальцев побелели. Остаток пути мы провели в молчании.

Когда въехали в деревню, меня поразили тишина и темнота. Осенью я нечасто здесь бывала и совсем уже забыла, как рано жители ложатся спать. Шум едущей машины и свет фар разбудили собак, они дружно выскочили на дорогу и начали ожесточенно лаять. Но ни в одном окне не загорелся свет. Это выглядело жутковато, словно все в деревне вымерли. Но когда мы подъехали к бабушкиному дому, она уже стояла у раскрытых во двор ворот. Папа загнал машину на участок, я выскочила и обняла бабушку.

— Здравствуйте, мои дорогие! Вот уж радость! — быстро заговорила она. — Что-то вы припозднились! Я вас раньше поджидала! Галина как позвонила, что вы выехали, так я сразу ужин начала готовить. А вас-то все и нет! И Шарик тоже заждался!

Я погладила льнущего к ногам лохматого рыжего дворнягу, потрепала его за ушами. Он взвизгнул от радости.

Отец поставил машину под навес, потом расцеловался с бабушкой.

— Гриша, Ладушка, что же мы все во дворе-то? — сказала она. — Пойдем в дом!

После ужина отец и бабушка долго сидели на кухне и тихо разговаривали, а я отправилась в маленькую комнату, в которой обычно жила, когда сюда приезжала. Я спихнула с кровати серого полосатого кота Дымка и улеглась. Дымок тут же забрался обратно и, громко мурлыча, устроился у меня под боком. Я погладила его пушистую спинку и стала бездумно смотреть в темное окно. Дом был старым, деревянным, окна также соответствовали деревенским стандартам, поэтому были маленькими. Короткие белые тюлевые занавески, пышно присборенные, отображали местную дизайнерскую моду. Помню, как-то мама, когда мне было лет семь и я практически все лето проводила в.деревне, привезла красивые золотистые портьеры в подарок бабушке. Та поблагодарила, повесила их на окна. И как только мама уехала в Москву, тут же поменяла их на привычные тюлевые.