— А что мне еще оставалось, когда ты подался к тамплиерам, а мне нечего было делать в Гронвуд-Кастле? Ты ведь не больно спешил узнать, каковы дела у нас с Рисом.

Артур так и засыпал его вопросами: как ныне поживает Рис? Он в Уэльсе? О, даже неплохо устроился бардом при усадьбе одного знатного человека. Да, из рыжего Риса должен был выйти весьма неплохой сказитель-бард. Однако Артура особенно интересовало то, почему их троица вдруг отправилась в Восточную Англию, в этот самый Гронвуд-Кастл?

При этих словах лицо Метью вытянулось.

— Ты издеваешься, Артур! Что значит, зачем мы подались в Гронвуд? Или ты головой маешься, раз спрашиваешь подобное?

И тогда Артур поведал то, о чем не говорил никому: о своей болезни.

Метью слушал долго и внимательно и все больше мрачнел.

— Амнезия, — произнес он наконец. — Греческое слово. И ты напрасно поясняешь мне с такими подробностями. Забыл, что я монастырский лекарь? В аббатстве отменная библиотека, и я читал про это заболевание. Говоришь, что сей недуг овладел тобой после удара по голове? Значит, все же маешься головой. Гм. Что ж, такое бывает. Но я читал, что люди обычно вспоминают свое прошлое. Почти все, — добавил он задумчиво.

Ибо Метью понял, что не может, а скорее не хочет вспомнить Артур. Милдрэд Гронвудскую. Ибо подсознательно страшится того, что могло случиться с его невестой после захвата Гронвуд-Кастла. И, Бог свидетель, правильно делает, что страшится. Увы, с малышкой Милдрэд дела неважнецкие. Одно время, правда, ее даже сравнивали с Эдит Лебединой Шеей. Но гронвудская леди не Эдит, и уж принц Юстас никак не король Гарольд. А когда пошли все эти слухи, что она настаивает на разводе сына Стефана с принцессой Констанцией, о ней вообще грязное стали поговаривать: мол, шлюха, мол, куртизанка корыстная, мол, и о смерти родных забыла, только бы однажды получить корону. Да и сам Метью, ранее переживавший за саксонку, потом стал всякое о ней думать. Так что и Артуру об этом знать не надобно. Позабыл ее — ну и славно! Он вон какой ныне. А узнает про свою пристроившуюся у высокородного принца возлюбленную… мало ли что натворит. Да и вообще, ни к чему ему Милдрэд Гронвудская. Метью всегда это говорил.

Поэтому Метью поведал все так, словно это сэр Гай пожелал помочь Артуру стать рыцарем на турнире, обучал его и готовил к рыцарским состязаниям. О, Артур вроде как припоминает? Ну да, так все и было. Они же с Рисом выдавали себя за оруженосцев Артура, который под личиной госпитальера имел право выступать в состязаниях, не называя себя. Госпитальеры-то все рыцари, тут о знатности никто особо волноваться не станет.

Однако вышло, что Артур на ристалище покалечил военачальника короля Стефана, графа Кента. Так Артуру об этом уже говорили тамплиеры? И сам припоминает? Отлично. Тогда пусть пораскинет умом, как ему было оставаться на турнире, когда он такое сотворил. Чтобы его не схватили, сэр Гай упросил своего друга Эдгара Гронвудского укрыть Артура в своем замке в Норфолкшире. Ну а затем принц Юстас напал на барона Эдгара, захватил его владения, да и Артура там ранили. И Риса. Рис очень долго хворал, Метью его едва поставил на ноги. Но ничего, рыжий сейчас совсем неплох. И Метью с охотой принялся рассказывать, как хорошо устроился в Уэльсе Рис Недоразумение Господне, ибо это было куда легче сделать, чем смешать правду и ложь, но при этом и словом не обмолвиться о леди Милдрэд. Однако монах так и застыл на полуслове, когда Артур спросил: что с Гаем?

— Знаешь, Метью, он порой мне снился. Но как-то нехорошо… С ним-то все в порядке?

Метью засопел. Сидел, свесив голову, упираясь большими ладонями в разведенные под черной сутаной колени. Что тут говорить? Все равно Артур рано или поздно узнает. Но лучше уж поздно. Ибо хоть Артур выглядел таким значительным и действительно походил на рыцаря, Метью словно чувствовал в нем некую трещину… некую хворь. Амнезия… Ранее с подобным монах не сталкивался и поэтому чувствовал себя неуверенно.

— Пусть Рис тебе про него расскажет, — наконец произнес он, поднимаясь. — А мне уже пора в монастырь: не стоит искушать долготерпение отца настоятеля, да и следующая служба скоро. Ну а за Рисом я уже послал. Не сегодня завтра явится. Вот уж обрадуется тебе! Он ведь так тосковал за тобой. За Гро и то меньше волновался, когда оставлял пса. А тут ты… И ни слуху, ни духу. Столько времени.

Так, бормоча и отступая к двери, Метью ретировался. Словно струсил. Но он и впрямь струсил. Этот здоровенный детина, способный пробить голову какому-нибудь проходимцу, становился мягок и нерешителен, если приходилось делать больно близким. А Артур был ему близок. И позже Метью долго молился, прося Всевышнего и Его Пречистую Матерь быть милостивее к парню, который совсем не плох. Даже хорош. И которого Метью любил как родного.

Когда утром Артур проснулся, то первой, кого он увидел рядом, была мать Бенедикта.

Настоятельница сидела подле его постели, и лицо ее было заплаканным. Однако она сразу заулыбалась, когда юноша открыл глаза и поглядел на нее.

— Мальчик мой! Мой рыцарь! Мне уже все поведали о тебе.

Артур приподнялся, сонно протирая глаза.

— И кто это пустил вас, преподобная Бенедикта, в покой к молодому мужчине?

Она засмеялась, все еще вытирая слезы кончиком головного покрывала. А он вдруг потянулся к ней, приник головой к ее плечу, и она обняла его, несколько минут покачивала, словно баюкала, как маленького. Как когда-то в детстве, когда он плакал, разбив коленку или получив нагоняй от наставника монастырских учеников.

У Артура тоже навернулись слезы на глаза. Подумалось: а есть ли у него кто-то ближе, чем эта строгая, властная женщина, столько сделавшая для него? И которая его ждала — в этом Артур не сомневался. Мужчине всегда спокойнее, когда его ждет женщина.

— Нам надо поговорить, матушка Бенедикта.

— Конечно, надо.

При этих словах лицо ее стало несколько напряженным. Ибо брат Метью уже рассказал ей, что приключилось с Артуром, сообщил о его недуге. Что ж, похоже, о самом тяжелом придется поведать именно ей. Но в одном Бенедикта была полностью согласна с Метью: парню пока не стоит ничего знать про Милдрэд. Ведь теперь, когда он стал рыцарем и наследником Гая де Шампера, ему не нужно отвлекаться на прошлое. У него теперь все будет по-другому, его ждут совсем иные заботы, а не тревога о саксонке.

Поэтому аббатиса сказала, что им действительно есть о чем поговорить, однако чуть позже. Она лишь недавно вернулась в Шрусбери, и попечитель странноприимного дома сделал ей одолжение, пропустив к Артуру. Так что пусть Артур приводит себя в порядок, а потом придет к ней.

Когда Артур явился в аббатство Святой Марии, его сразу же проводили к настоятельнице. Сидевшая за столом Бенедикта была уже не в дорожной накидке, а в строгом черном одеянии аббатисы и белом апостольнике, который аккуратно обрамлял ее лицо. Она полностью успокоилась и довольно смотрела на невозмутимо сидевшего перед ней красивого рыцаря. Ей было приятно видеть его в нарядной светло-коричневой тунике, перетянутой сверкающим широким поясом, с которого свешивался украшенный янтарем богатый кинжал, но не было меча, ибо Артур не посмел явиться в ее покои вооруженным. Он и походил и не походил на себя прежнего: возмужал, в его лице стало меньше былой беспечности, однако теперь он казался ей более привлекательным и значительным. Аббатиса слушала его рассказ о том, как он пришел в себя в комтурии Колчестера, как потом стал служить в ордене Храма, поехал в Палестину, где носил плащ храмовника, пока не снял его совсем недавно, дабы приехать сюда и самому во всем разобраться.

Бенедикте хотелось задать ему массу вопросов, ей было интересно абсолютно все, каждая деталь. Но еще больше ее интересовали его планы на будущее. Однако почему-то она все оттягивала этот разговор. Сообщила о кончине леди Кристины, поведала о новшествах в своем монастыре, о том, сколько раз уже пожалела, что приняла в обитель столь непокорную и вздорную женщину, как сестра Аха, которая почему-то возомнила, что она в любимицах у Бенедикты, и ведет себя своевольно и дерзко.