И все же… она не переставала думать о том, есть ли у него волосы на груди и ногах. И будущее не имело никакого значения, потому что ее будущее — это виселица.

— Черт побери…

Собрав все свое мужество, она взяла со стола рядом с ванной ручное зеркало. Ее ждало разочарование. Как это не раз бывало, она выглядела не так, как ей бы хотелось.

Но после пристального изучения своего лица она все же пришла к выводу, что выглядит лучше, чем тогда, когда в последний раз смотрелась в зеркало. Щеки казались менее красными и обветренными, а губы перестали шелушиться. Мазь Пича, видимо, все-таки действовала: она не загорела до черноты, как бывало после многодневного пребывания на солнце.

Но она никогда не будет красавицей, решила она, хмуро глядя на себя в зеркало. У нее чересчур большой рот, очень черные брови, а черты лица слишком резкие. Ее кожа никогда не будет белой, к тому же у нее полно веснушек, и она не умеет делать замысловатые прически. Она не была изящной и грациозной, не умела стрелять глазками и надувать губки. Она лучше умрет, чем заставит себя надеть корсет.

Положив зеркало, она раскурила сигару и стала пускать дым в стену, за которой находилось мужское отделение. Обреченно вздохнув, она погрузилась в воду по самые плечи.

Впервые в жизни Фокс пожалела, что она не красавица.

Таннер подождал, пока выйдет Фокс. Ее огненно-рыжие волосы были заплетены в мокрую косу, и от нее пахло дешевым мылом. Он подумал, что ей ни к чему все эти мази и лосьоны. Ей очень шло чисто отмытое лицо.

Увидев его, она удивленно подняла бровь.

— Я думала, что вы уже ушли.

— Я обещал вам пирожки. Или… — Он вспомнил, как она лихо опрокинула стаканчик виски в баре «У Джека» в Карсон-Сити. — Может, вы предпочитаете виски?

— Это что, проверка? Я не пью, когда работаю. — Она сердито на него посмотрела. — Пора бы знать.

Он, конечно, знал.

— Просто решил спросить.

Таннер намеренно шел рядом, но на расстоянии вытянутой руки. Если учесть те образы, которые проносились в его воспаленном мозгу всего несколько минут назад, будет разумнее держаться от Фокс подальше, чтобы, не дай Бог, не прикоснуться к ней даже случайно.

Полный решимости отвлечься от чистой кожи Фокс, он решил получше рассмотреть, что собой представляет шахтерский поселок, хотя заранее знал, что он как две капли воды будет похож на любой другой — беспорядочное нагромождение палаток и костров вокруг центра поселка, где располагались все самые необходимые общественные постройки: пара салунов, магазин горного снаряжения, лаборатория для исследования образцов породы и обычно поделенная на отсеки большая палатка для проституток.

Шахтеры тоже были как будто на одно лицо, и все они настороженно относились к новым людям, появившимся на руднике.

Пока Таннер и Фокс шли по поселку, ни один из них не поздоровался. Даже продавщица пирожков посмотрела на них с подозрением.

— Остаетесь или вы проездом? — Она вытерла руки о заштопанные штаны. Узнав, что они не останутся, она немного подобрела. — Я продавала по доллару, но вам уступлю за пятьдесят центов.

— Да они стоят не больше тридцати, — фыркнула Фокс. — Больше мы не заплатим.

— Если бы не конец дня, я бы плюнула на вас, и подыхайте с голоду, — огрызнулась продавщица, но посмотрела на Фокс с интересом. — Мне пора идти домой готовить ужин, так что отдам за тридцать пять.

— Тридцать, и ни пенни больше.

— Я рада, что вы не останетесь. — К удивлению Таннера, обе женщины улыбались друг другу.

Таннер заплатил за пирожки, и они, прислонившись к какому-то столбу, съели их, наблюдая, как наступают сумерки и небо на западе постепенно окрашивается заходящим солнцем в золотистые и пурпурные цвета. Это была страна огромного неба, где человек чувствовал себя крохотной песчинкой мироздания.

— У меня пирожок со сметаной и с изюмом, — сообщила Фокс. — А у вас?

Таннер проследил за тем, как она провела языком по верхней губе, слизывая крошки, судорожно сглотнул и отвернулся.

— У меня с сушеными персиками.

— С персиками! Недаром женщина заломила такую цену. Персики здесь не достанешь, а если они есть, то очень дорогие.

— А вы умеете печь пирожки? — полюбопытствовал он. Женщине, умеющей говорить на языке пайютов и одержавшей над мужчиной победу в стрельбе, по мнению Таннера, вряд ли понравилось бы стоять на кухне у плиты и печь пирожки.

Она поджала губы, а ее лицо вдруг пошло красными пятнами.

— Нет, — неохотно призналась она. — Я умею готовить обычную еду, но ничего особенного. Печь я умею только галеты.

— Тоже неплохо.

— Иногда хочется что-то вроде пирога или пирожного, но Пич не умеет печь, поэтому и я не умею. Но я могла бы научиться. Нет ничего такого, чему бы я не могла научиться. Просто у меня никогда не было к этому тяги.

Они молча доели свои пирожки, и Таннер вытер руки о свою бандану.

— Становится темно.

— И холодно, — добавила Фокс, поеживаясь. Пич, видимо, был прав, предрекая снег. Фокс зевнула.

— Эта ванна меня разморила. Лягу спать пораньше, а завтра посплю подольше.

Они уже дошли до окраины поселка, и Таннер ожидал увидеть костер в их лагере, но впереди было темно.

— Разве, когда мы уходили, костер не горел?

— Конечно, горел. Мы всегда поддерживаем огонь в лагере. Таннер почувствовал, как она напряглась, и увидел, что она вглядывается в темноту.

— Что-то случилось.

Ночь уже наступила, и они должны были увидеть пламя своего костра. Бросив пирожки, Таннер выхватил револьвер и неслышно двинулся вперед. Фокс осторожно шла рядом. Перед тем как подойти к лагерю, они замедлили шаг, стараясь разглядеть, что их ждет впереди.

— Нас ограбили, — пробормотала Фокс.

Таннер выругался. Они увидели, что палатки повалены, мешки вскрыты, а их содержимое разбросано по земле. Посреди предметов одежды валялся разорванный пакет муки, и пахло уксусом. Таннер сразу же подошел к тому месту, где под седлом были спрятаны мешки с золотом. Седло валялось рядом, а мешки исчезли.

— Подождите, пока я разожгу огонь, — резко бросила Фокс. — За ее спиной раздавались приглушенные звуки. — Похоже, вы уже давно так лежите, так что еще пара минут вас не убьет.

Обернувшись, Таннер увидел две лежащие на земле фигуры. Это были Ханратти и Пич со связанными руками и ногами и с кляпами во рту. Когда Фокс разожгла костер, стали видны их лица. В черных глазах Пича Таннер прочел покорность, лицо Ханратти окаменело от недоумения.

Таннер сорвал грязную бандану с лица Ханратти.

— Что, черт возьми, здесь произошло?

Стиснув зубы, Фокс перерезала веревки, связывавшие руки и щиколотки Ханратти и Пича. Оба встали, потирая затекшие руки и притопывая ногами, чтобы восстановить циркуляцию крови.

— Ты не охранник, Пич. Я на тебя не сержусь, — сказала Фокс. — Оседлай кобылу мистера Таннера и моего мустанга. А тебя, — она обернулась к Ханратти, — тебя мне хотелось бы пристрелить.

Ханратти непрерывно ругался, но, встретившись с ледяным взглядом Таннера, умолк.

— Их было двое, — запинаясь, начал он. — Возможно, это те двое, что проехали мимо нас вчера. Когда они подошли к нашему костру, они сначала поздоровались, а потом выхватили револьверы. — Ханратти вытер рот тыльной стороной ладони. — Остальное можете себе представить. Они явно знали, что надо искать. Они не взяли ничего, кроме золота и мула, на которого они это золото погрузили.

— А где Браун?

— Этот мерзавец еще не вернулся. — Ханратти сплюнул. Его кулаки то сжимались, то разжимались.

— Думаю, они поехали на запад, — сказала Фокс, когда Пич вывел из темноты лошадей. — Правильно?

— Я не видел, как они уехали. — Ханратти потер шишку на лбу.

— Да, они поехали на запад, — подтвердил Пич. — И не через поселок, а прямо отсюда. — Седлая лошадей, он описывал воров. — Вы их узнаете, когда встретите. Оба небольшого роста.