— Об этом спроси Ингу. Мне по праву старшего досталась кровать.

— Я уже договорился с Францем — там, где ты жил в прошлый раз. Можешь перебираться хоть сейчас: он с семьей на даче. Правда, это почти окраина. Я предвижу, Инга будет недовольна: от Габсбургов далековато.

— Не стоит, пожалуй. Эллен мне уже говорила.

— Ну смотри. Здесь, конечно, удобнее… Да, я ведь вас еще не познакомил.

Только теперь я заметил, что в просторном, с высоким сводчатым потолком кабинете Вальтера мы не одни. В стороне, у книжного шкафа из того же резного гарнитура, что и письменный стол, стоял тщедушного вида мужчина с седым венчиком волос вокруг розовой лысой макушки. Вальтер представил нас друг другу:

— Профессор Арвид Ванаг… Профессор Отто Гербигер.

— И профессор Вальтер Редлих! — рассмеялся я. — Не слишком ли много ученых мужей для одного, хоть и такого просторного, кабинета?

— А! — махнул рукой Гербигер. — У нас в Вене на каждый квадратный метр площади по пять докторов и полтора профессора.

— А собак на всю Вену пятьдесят тысяч! — подхватил шутку Вальтер.

— Разводили бы лучше псов. И дешевле, и безопаснее — собаки, как правило, только лают.

— Это он потому, что его сегодня укусили. — У Гербигера были кроткие голубые глаза; он походил на святого, сошедшего с картин мастеров Возрождения.

— Какая-нибудь газета? — догадался я.

— Да, рецензия в «Курире». Так, бестолковщина, элементарная неграмотность! — Все-таки по тону Вальтера чувствовалось, что он уязвлен. — Не стоит об этом.

Он укоризненно посмотрел на Гербигера, тот слегка покраснел:

— Извини, я с полным к тебе сочувствием.

Негромко постучали в дверь. Снова вошел смотритель.

— Господин профессор Редлих, вас приглашает к себе директор.

Вальтер поморщился:

— Еще один сочувствующий!.. Ну, вы пока побеседуйте. У вас, я думаю, найдутся общие темы для интересного разговора. А потом, Арвид, поедем с тобой в научное общество «Восток — Запад». Я условился с ними на одиннадцать.

Мы остались с Гербигером вдвоем.

И тут он меня поразил.

— Будучи на вашем месте, я не стал бы в данный отрезок времени следовать приглашению навестить Вену, — сказал он на очень приличном, хотя и по-старомодному витиевато-церемонном русском языке. — Наша милая добрая старая Вена в настоящий период не представляет собой слишком спокойную обитель. Вы читали в прессе об этих отвратительных скандалах с клопами из ФРГ?.. Нет, нет, не с кровососущими насекомыми, — улыбнулся он, истолковав по-своему удивленное выражение на моем лице. — «Клопы», по новомодной терминологии, — это крохотные предметы для подслушивания разговоров по телефонной аппаратуре. Это ужасно! Ужасно!

— Как хорошо вы говорите по-русски! — Мне нужно было выиграть время, чтобы оценить обстановку. — Откуда?

— От верблюда, — прозвучало уж совсем неожиданно. — Извините меня, — снова застенчиво улыбнулся Гербигер, — но трудно было удержаться от соблазна… Дело в том, что я довольно долго жил в вашей стране. С тридцать девятого по сорок седьмой. Восемь лет. Весьма значительный срок, не правда ли? Не желаете ли знать, где именно?

— Если не секрет.

— В отличие от некоторых господ, с которыми вам предстоит сегодня встретиться, у меня нет решительно никаких секретов, — сказал Гербигер довольно загадочно. — В Москве. И в Свердловске. И в Сибири.

— Вот как, и в Сибири тоже?

— Да, в Новосибирске, во время войны. Я работал там в театре. Бутафором. Не смейтесь, пожалуйста, я и это умею. А после войны стал проситься обратно к себе в Вену. Я был вынужден покинуть Вену при владычестве Гитлера, у меня здесь никого не осталось, ни одного даже дальнего родственника. И потянуло! Зачем? Для чего? Кому я тут нужен?

Кончики его век покраснели. Голубые глаза наполнились влагой. Он отвернулся, узкие плечи вздрогнули и обмякли. Я поторопился налить воды из графина.

— Ничего, ничего, не извольте беспокоиться, товарищ Ванаг! — Он мягко отвел мою руку со стаканом. — Надеюсь, вы разрешите называть вас товарищем? Я ведь, собственно, не имею на это права. В компартии я не состою, советским гражданином не являюсь… Да, да, товарищ Ванаг, Вена, к превеликому нашему сожалению, перестала быть безопасным местом — я опять возвращаюсь к давешнему разговору. Даже «Восток — Запад». Вы ведь как раз туда собираетесь.

То ли он зачем-то нагонял на меня страху, то ли сам был напуган до смерти.

— Должен ли я вас понимать так, что меня там могут убить? Или похитить?

— Напрасно изволите шутить, товарищ Ванаг. Если бы вы знали хотя бы частицу того, что ведомо мне… Я знаю по крайней мере двоих господ… — Словно сомневаясь, пойму ли я, он показал для убедительности два пальца. — Вы, разумеется, осведомлены о некоей организации с аббревиатурным названием ЦРУ?.. Так вот, эти двое — ее сотрудники. Ужасно! Ужасно! — снова запричитал он. — Конечно, доказать я ничего не могу, но почти стопроцентная гарантия.

— Однако вы неплохо осведомлены.

— Как же! Я ведь сам состою у них на службе.

— В ЦРУ?

Кроткие глаза испуганно расширились, потом он рассмеялся, тихо, почти неслышно.

— В научном обществе «Восток — Запад». Ученым библиотекарем, всего-навсего… Не буду скрывать: в начальный период моей работы одним из тех двоих была произведена слегка замаскированная попытка подобраться ко мне. Но вскоре он понял, что совершает ошибку. Нужна исключительная способность к воображению, чтобы представить меня в качестве шпиона. — Гербигер снова беззвучно рассмеялся. — А вот для научного общества я вполне полезен. И не одними только своими скромными познаниями в библиотечном деле, хотя и как служащий я почти идеален: даже законными вакациями пренебрегаю — к чему мне, одинокому, отдых? Другое вполне важное обстоятельство. Общество носит название «Восток — Запад», а у них представлен почти один только Запад. Франция, Англия, США… Мало, чрезвычайно мало людей, знающих Восток. Вот тут профессор Гербигер очень и очень к месту, не правда ли? Жил в Советском Союзе, знает в какой-то мере язык, лоялен к русским, даже глубоко симпатизирует им… Коротко говоря, профессор Гербигер — это как бы лицо общества, обращенное на Восток. О-о, если бы только у вас нашлось желание и время, как много я мог бы поведать вам о нашем двуликом Янусе!

Он явно напрашивался на встречу со мной. Не заметить этого, промолчать было бы бестактно, и я сказал:

— Послушаю с большим удовольствием. Вижу, вы многое повидали в своей жизни.

— Благодарю! — он обрадованно схватил мою руку, пожал крепко. — Вы верите мне?

— Почему же я должен вам не верить?

— Только, пожалуйста, пожалуйста, не говорите никому о нашем разговоре! И Вальтеру тоже, да? Нет-нет, он очень хороший человек, но у него так много знакомых… И еще одна просьба. Когда будете в нашем обществе, меня, возможно, вам представят. Пожалуйста, не подавайте виду, что вы меня уже знаете; Вальтера я тоже предупредил. Ничего особенного, просто тот человек за мной присматривает и следствием могут явиться небольшие неприятности. Зачем они, не так ли? Я вас разыщу потом, если не возражаете. Вальтер говорил мне, что вы на квартире Шимонеков. Я позвоню, их телефон наверняка есть в справочнике, и мы условимся о встрече. Хорошо? И на лекцию вашу я явлюсь всенепременнейше. Но прошу: будьте осторожны, очень осторожны!

На какое-то мгновение у меня возникло желание предупредить его, чтобы не звонил: уж если там установлен телеобъектив, то и телефон наверняка прослушивается. Но все-таки я промолчал. Как объяснить, что у меня возникло такое подозрение? Сказать ему про глазок в стене?

Гербигер ушел, так и не дождавшись Вальтера. Что-то уж слишком долго выражал ему сочувствие по поводу критической статьи в газете директор библиотеки!

Он вернулся лишь в половине одиннадцатого.

— Не беспокойся, Арвид, у нас еще уйма времени. Тут всего каких-нибудь десять минут езды.

— Что твой шеф?

— А! Старый осел! Он хочет, видите ли, сам написать другую рецензию, хвалебную. А у него такая научная репутация — пусть уж лучше кто-нибудь поругает. Еле отговорил… Что так смотришь? Думаешь, я расстроен? Ничуть! Наоборот! Критика всегда вызывает интерес. Некоторые тут у нас специально заказывают ругательные статьи своим добрым знакомым. А то и платят.