— И что это значит? — спрашивает Логан.

— Это значит, что Лиз придётся немного помучиться. Мы ничего не сможем сделать, пока не будет нужного результата. И если это затянется надолго, то я думаю, что стоит сделать кесарево, — я чувствую, как расширяются мои глаза. Она замечает это. — Расслабься. Здесь нет ничего страшного. Просто у тебя очень слабый организм, а схватки измотают тебя, и ты не сможешь родить сама. Просто не хватит сил сделать это самой, — она берёт меня за руку и смотрит на меня как на собственную дочь. — Лиз, всё пройдёт хорошо, даже если дело дойдёт до этого. Я всё сделаю правильно и очень осторожно. Не переживай. Лучше думай о дыхании и не нервничай, не добавляй себе ещё больше проблем. Договорились? — её спокойный и уверенный голос действует очень успокаивающе. Я на сто процентов уверена в ней и готова верить каждому её слову. Она по-доброму заглядывает в мои глаза. Я киваю. — Вот и отлично. А вы, — она смотрит на Логана, — просто будьте рядом. Похоже, Лиз это помогает больше всего остального, — утверждает она с улыбкой, потому что видит, как он держит меня за руку и всячески успокаивает.

— Я буду делать всё, что от меня зависит, чтобы ей было легче, — обещает мой, как всегда уверенный в себе мужчина, и проводит рукой по моим волосам. Я улыбаюсь ему.

— Лиз, видишь, какой он у тебя помощник, — говорит доктор Стивенс, явно восхищённая моим мужем.

— Самый лучший, — подтверждаю я, Логан довольно ухмыляется.

— Ладно, я зайду к тебе попозже, а пока попрошу медсестру вколоть тебе небольшую дозу обезболивающего, чтобы тебе было полегче.

— Спасибо, — говорю я, как мне кажется очень громко, потому что только об этом и мечтаю. Она смеётся.

— Ты справишься, Лиз. Даже не сомневайся. Ты ведь так ждала этих детишек, — она смотрит на меня, потом на Логана. — Вы оба. Всё будет хорошо, — она похлопала меня по руке и вышла, оставив нас вдвоём. Но сразу после этого зашла медсестра и вколола мне лекарство, которое должно было хоть как-то облегчить мои страдания.

Как оказалось страдания это мягко сказано. Это был настоящий ад, в буквальном смысле этого слова. Я конечно не знаю, как на самом деле он выглядит, но по ощущениям думаю именно так. Ад, который длился на протяжении долгих, бесконечных двенадцати часов. Именно столько продолжались схватки. И чем больше проходило времени, тем невыносимее было это терпеть. С каждым часом всё усиливалось. Становилось больнее и больнее. Обезболивающие не помогали, они только ненадолго усмиряли мои боли, и потом когда приходила новая схватка создавалось ощущение, что она была намного больнее и сильнее предыдущей. У меня ныло всё тело. Болело абсолютно всё. От кончиков пальцев, до корней волос. Было больно дышать, сидеть, лежать. Мышцы находились в постоянном напряжении. Я не могла расслабиться ни на секунду. Руки, ноги, голова — все эти части моего тела разрывала моя ноющая и полностью поглощающая меня боль. Даже моргать было нестерпимо больно. Было ощущение, будто меня разрывало изнутри. Очень медленно. Невыносимо медленно. Каждую клеточку моего тела.

Эти двенадцать часов казались мне вечностью. Как будто я падала в пропасть и ничего не могла с этим поделать. Мне никогда не было так плохо, я никогда в своей жизни не чувствовала такой боли. Это убивало меня. Я чувствовала, как из меня уходила жизнь. Постепенно, с каждым часом, с каждой минутой, с каждой секундой. Я знала это. Я не противилась. Я отдавала все свои силы нашим детям. Я не думала о себе, я думала только о них и о том, чтобы они родились здоровыми. Я просто обязана была отдать им себя, если это нужно для их жизни. Ведь я мама. Я их мама и именно моей задачей было родить Логану его дочерей. Здоровых и крепких. В этот момент меня не волновала моя собственная жизнь. Только их жизнь.

Я была беспомощной, раздавленной, потерянной и разбитой. Всё было как в тумане. Смутно помню, что происходило в палате. Друзья, родственники, они заходили буквально на секунду, бросали на меня взгляды полные сочувствия, а потом уходили, и слава богу.

Мне бы не хотелось, чтобы кто-то видел меня такой дольше минуты, хотя мне было всё равно. Мне хотелось только одного, чтобы всё это закончилось. Чтобы эта боль прекратилась и оставила меня в покое. Я просто хотела отдохнуть. Спокойно вздохнуть. Я не знала, сколько ещё это будет продолжаться, но чувствовала, что надолго меня не хватит. Мой организм постепенно слабел всё больше и больше.

Логан ни на секунду не отходил от меня. Всё время держал за руку, прикладывал холодное полотенце к моему лбу, чтобы мне было не так жарко. Гладил меня по руке, по волосам, по спине. От его прикосновений было легче, не знаю, как и почему, но становилось легче. Нежно целовал меня в губы, в уголки глаз, в лоб. Он старался не пропускать ни миллиметр моего лица. Вытирал мои слёзы. А когда я не могла сдерживать свои стоны он шептал мне на ухо ласковые, нежные и ободряющие слова. Говорил, как сильно любит меня. Говорил, что я справлюсь. Только его присутствие не дало мне сойти с ума от моей боли. Он облегчал свое и моё состояние. На секунду я смогла разглядеть его глаза. Они были наполнены болью, страхом, жалостью. Он мучительно сильно хотел помочь мне, но не знал, что ещё он может сделать. Он был напуган, напряжён, растерян. Он не мог видеть меня такой уязвлённой. Это приносило ему огромную боль. Это разрывало его, но Логан старался держаться. Не показывал мне своё отчаяние. Не впадал в панику, он был спокоен или делал вид, чтобы не доставлять мне лишних проблем. Его поддержка была самой важной. Мой муж напоминал мне о том, что я не должна сдаваться, что я должна бороться. Я должна. Ради наших дочерей и ради него, своего мужа.

Сейчас он смотрит на меня любящим взглядом. Нежно проводит тыльной стороной руки по моей щеке. Старается улыбнуться, когда видит, что я сфокусировала на нём свой взгляд.

— Я знаю, как ты устала. Скоро всё закончится, и ты будешь держать на руках наших дочерей, — уговаривает он меня ласковым голосом. Я киваю. Хоть это и причиняет мне боль.

— Я очень устала, — произношу я одними губами, он вздыхает и прислоняется своим лбом к моему.

— Я знаю, малыш. Потерпи ещё немножко, — просит он меня и прикасается своими тёплыми и мягкими губами к моим сухим губам. Я понимаю, что хочу пить, но не успеваю сказать ему об этом, потому что в палату заходит доктор Стивенс. Она проверяет мои показатели, поднимает голову и смотрит на меня.

— Пора, Лиз, — сообщает она, и от этой новости я начинаю часто дышать. — Ты очень устала, у тебя больше нет сил, — констатирует она известный мне факт. — Твой организм очень сильно ослаб, поэтому я настаиваю на кесаревом сечении, — я отрицательно качаю головой.

— Нет, я должна сама, — произношу я тихо.

— Лиз, ты сейчас плохо соображаешь. Из-за боли и схваток, от усталости не понимаешь, что у тебя нет сил. Ты можешь не справится. Ты должна это понять. Пожалуйста, послушай меня, — говорит она мягко и спокойно. — Я всё сделаю правильно и аккуратно, и тебе не нужно будет больше напрягаться.

— Нет, — твержу я. — Я сама, — хотя честно говоря, я не знала, смогу ли я справится сама. Она права, я плохо соображала и не рассчитывала свои уже потухающие силы, но я знала одно, что должна сама родить своих детей. Как мама я просто обязана это сделать, даже если это будет стоить мне жизни. — Я должна это сделать сама. Никакого кесарева, — я смотрю на Логана. Вижу его испуганный и беспомощный взгляд. Он держит меня за руку и склоняется над моим лицом. — Пожалуйста, Логан.

— Лиз, родная моя, послушай врача. Я прошу тебя, позволь ей всё сделать самой, — умоляет он, почти плача.

— Логан, я должна родить твоих дочерей сама, — я тяжело вздыхаю. Медленно поднимаю руку и дотрагиваюсь до его щеки, он накрывает её своей рукой и прижимает мою ладонь к своему лицу. — Я должна сделать это сама. Это моя обязанность. Я справлюсь, — он мотает головой.

— Я не могу потерять тебя, Лиз, — шепчет он дрожащим голосом. — Слышишь?! Я не могу потерять тебя, — повторяет он. — Я не смогу жить без тебя. Лиз, я умоляю тебя, позволь им сделать всё самим. У тебя больше нет сил. Прошу тебя, — его голос полон мольбы, его глаза наполнились слезами. Он в отчаянии, потому что видит по моим глазам, что я не изменю своего решения, и от этого ему становится ещё хуже.