Пока я был в коридоре не мог найти себе места. Я метался из стороны в сторону, как лев, которого загнали в клетку, а он отчаянно хотел оттуда выбраться. Моя голова просто разрывалась от паники и страха, которые снова охватили меня. Я молился лишь о том, чтобы с Лиз всё было в порядке. Лишь бы она была жива. Мне казалось, что прошла целая вечность. Ребята наблюдали за мной испуганными глазами, но молчали, потому что сейчас я всё равно бы не услышал ни единого слова. В голове был один только шум. В висках всё стучало.

Через несколько минут из палаты моей жены вышла медсестра и разрешила мне зайти обратно, я пулей влетел туда и подошёл к кровати, на которой, всё ещё без сознания лежала Лиз. Сейчас она казалось такой спокойной и безмятежной, и была настолько красивой, что у меня даже ком застрял в горле. Я беру её за руку и сажусь на стул рядом с ней.

— Скажите, что с ней всё в порядке? Прошу вас, — я умоляюще смотрю на врача, другой рукой поглаживаю ладонь своей жены.

— Не волнуйся, Логан, — говорит она спокойным голосом. — С Лиз всё хорошо. Она жива. Не беспокойся, — заверяет она меня, я выдыхаю с облегчением. — Дыхание ровное, очень хорошее. Сердцебиение сильное, как и должно быть у здорового человека. Пульс немного слабый, но в такой ситуации это абсолютно нормально.

— Тогда почему она лежит с закрытыми глазами и почему она не реагирует? — не успокаиваюсь я, потому что мне нужно быть уверенным в том, что с моей женой всё в порядке.

— Она потеряла сознание от усталости, — объясняет врач. — Логан, она потратила безумное количество сил на схватки и на рождение детей. Её организм подвергся невероятному стрессу. Сильнейшему стрессу на протяжении двенадцати часов. Он и так у неё слабый, а тут такое, — я смотрю на Лиз, которая мирно лежит с закрытыми глазами. — Сейчас она истощена. Организму необходим отдых. Хороший и долгий отдых. Ей необходимо поспать, но с ней всё нормально. Она будет в порядке, — говорит она уверенно и серьёзно, пытаясь убедить в этом меня, потому что заметила, что моё волнение осталось со мной. — Сейчас ей нужен только хороший сон и покой. Чтобы помочь её организму мы подключим ей капельницу с питательными веществами, чтобы процесс пошёл более действенно, — её слова наконец-то успокаивают меня, но не полностью. Абсолютно спокойным я буду лишь тогда, когда моя жена откроет глаза и посмотрит на меня. Доктор Стивенс вздыхает, когда смотрит на Лиз. — Она у тебя невероятно упрямая, — сообщает мне она с лёгким недовольством, я ухмыляюсь, — но в тоже время невероятно сильная девушка, — продолжает она, смягчая свой тон и улыбается. — Это даже удивительно. Не волнуйся, когда организм полностью окрепнет она придёт в себя, — она обходит кровать, и подходит с другой стороны.

Доктор Стивенс ещё раз проверяет все показатели и сама начинает устанавливать капельницу. Так она проявляла своё отношение к моей жене. Я сразу заметил, что она как-то по-особенному относилась к Лиз. Переживала за неё и заботилась. Даже сейчас она никому не позволила подключать к ней капельницу с какой-то жидкостью, а делала всё сама. Может быть, потому что она с самого начала видела, как Лиз было тяжело, и видела, как она потом обрадовалась беременности. А может быть, потому что она испытывала к ней совсем другие чувства — материнские. Лиз говорила мне, что она напоминает ей её дочь, и скорее всего именно по этой причине та так прониклась к мой девочке. Я невольно улыбаюсь, потому что знаю, что моя жена в хороших руках.

Доктор Стивенс делает всё медленно, аккуратно и явно умело. И этому я очень рад. Она не прогоняет меня. Да я бы и не ушёл. Ни за что не оставлю Лиз одну посреди всех этих лекарств и этого медицинского оборудования. Моя маленькая девочка ненавидела больницы, и мне не хотелось, чтобы она проснулась среди всего этого, а рядом не было меня.

Я держу Лиз за руку и глажу её по волосам. Сейчас мне постоянно хочется смотреть на неё. Она такая спокойная и такая красивая сейчас, хоть и очень бледная. Я вижу всю её усталость и сочувствую, что ей пришлось пройти через такое испытание. Она выглядела душераздирающе юной и маленькой. Её пухлые губы были розовыми, это говорило о том, что моя девочка жива, а это было самым главным. Сейчас она такая безмятежная, видно, что она полностью расслабилась и отдыхала.

— Глупышка ты моя, — сокрушаюсь я и ласково глажу её по щеке. — Как же сильно я тебя люблю, — я приподнимаюсь со стула и целую её в лоб. Очень осторожно, потому что боюсь потревожить её сон. — Ты только не вздумай снова меня пугать, — говорю я ей на ушко.

— Ну вот и всё, — сообщает врач, когда наконец-то закончила все манипуляции. — Пусть набирается сил, — она с материнской заботой смотрит на меня. — Логан, тебе бы тоже не мешало отдохнуть. За ней будут хорошо присматривать. Не беспокойся. Поезжай домой и поспи. Твоя семья в хороших руках.

— В этом я не сомневаюсь, но не могу уехать. Да я не устал, — она вопросительно и недоверчиво смотрит на меня. — Вы правы, я очень устал, но ни за что не уйду от неё и не оставлю свою жену одну в палате. Я буду здесь до тех пор пока она не откроет свои глаза и не посмотрит на меня, — она покачивает головой.

— Похоже, ваши малышки будут такими же упрямыми, как и оба их родителя, — говорит она с улыбкой. Я тоже улыбаюсь, осознавая, что она права. Ведь и я, и Лиз были очень упрямыми, но это не мешало нам быть вместе, любить и понимать друг друга. — Вы придумали имена? — она меняет тему разговора, я улыбаюсь, когда вспоминаю о дочерях и киваю.

— Лилиан и Лора. Лилиан и Лора Хендерсон, — повторяю я имена своих дочерей и понимаю, что во мне проснулась невероятная гордость, мне кажется, что я даже выпрямился, чтобы всем своим видом показать это чувство.

— Отлично звучит. Тогда я скажу медсестре, чтобы она написала их на табличках, на их кроватках. Вашим дочерям тоже нужно отдохнуть, но чуть позже сможешь на них посмотреть, — я с благодарностью киваю и не представляю, как смогу разорваться между желанием остаться с Лиз и желанием увидеть наших дочерей. Доктор Стивенс проходит мимо меня и ободряюще хлопает по плечу. — Логан, с ней всё будет хорошо, — утверждает она уверенно. — Она у тебя очень-очень сильная. Посмотри как хорошо она справилась.

— Я знаю, — отвечаю я, любуясь своей женой. — Просто я не привык видеть её такой, и мне не спокойно, — я дотрагиваюсь до её щеки. — Она у меня всегда такая сильная, а сейчас она кажется мне такой маленькой и хрупкой. Мне просто хочется, чтобы она открыла глаза, чтобы я смог убедится в том, что с ней действительно всё хорошо, — я беспомощно качаю головой и тяжело вздыхаю. — Я люблю её, понимаете? Для меня страшна одна только мысль о том, что она больше не сможет обнять меня, что я больше не смогу почувствовать её тепло. Я не представляю себе жизни без неё и то, что она подарила мне прекрасных дочерей, делает её ещё более потрясающей. И мне так хочется сказать ей об этом. А главное, я хочу сказать ей огромное спасибо за то, что она выбрала именно меня и за то, что она делает меня самым счастливым мужем на свете, — доктор понимающе кивает. — Простите, что всё это вам говорю. Просто сейчас меня переполняют чувства и мне нужно сказать о них, чтобы все знали, как я дорожу ей.

— Я понимаю, — говорит она с улыбкой. — Знаешь, Логан, скажу тебе честно, я работаю в этой больнице уже пятнадцать лет. Я принимала множество родов, видела большое количество семей, которые проявляли самые разные чувства и эмоции в связи с рождением детей. Но я ещё ни разу не видела, чтобы мужчина так трепетно, так нежно, а главное искренне и без стеснения признавался в чувствах к девушке, которая родила ему детей, — от удивления я вскидываю брови вверх. — Именно так. Обычно по мужчинам нельзя разобрать, что они чувствуют. Они всегда сдержанные и по большей части нетерпеливые. Скрывают всё, боясь показаться смешными или нелепыми, но ты совершенно другой. Видно, насколько сильно ты любишь свою жену. Видно, с какой нежностью ты относишься к ней. Ты просидел около её кровати столько мучительных часов и не отошёл от нее ни на минуту. Подбадривал, поддерживал, и именно это давало Лиз сил справиться с этим нелёгким, я бы даже сказала тяжёлым испытанием, — я понимаю, что она смутила меня своими словами. Всё что она перечислила это было обычным делом.