Вот, блин, мама... Неужели просто Роман Георгиевич недостаточно? Вполне ж исчерпывающая информация.

Не в силах больше рассчитывать на себя, посмотрела на шефа. Мама, в принципе, сделала то же самое. По-любому поняла, что на меня надежды возлагать нельзя.

А шеф улыбался. Вот при всей дурости этой ситуации улыбался.

- Я ее начальник.

- А вы всех своих сотрудниц за руку до дома провожаете? – папа.

Вот же ж Шерлок Холмс деревенский! Я сама-то не заметила, лишь после его слов опустила взгляд на наши переплетенные пальцы, даже руку высвободить попыталась, но шеф не позволил, заговорил:

- Нет, только тех, которые очень нравятся.

Воу-воу, земля, ты слишком быстро вертишься, я начала терять равновесие!

- И много их таких? – ну вот, еще и мама.

- Нет, только Лиза. – босс отвечал четко, как будто и не врал.

Или действительно не врал?

- Ну, раз так, тогда пошли, мы тут гостинцы привезли. – подытожил папа.

Вот так просто? У меня тут мир внутри рассыпался, собрался заново и вновь уже шатается, а они с мамой уже про грибы начальнику рассказывают? А он и не сопротивляется совсем.

Что? Белые или подберезовики?! Хотя какая, нафиг, разница, лишь бы в этот раз не галлюциногенные. Сейчас действительно жалко будет.

Присутствие Романа Георгиевича в моей квартире рядом с моими родителями не казалось чем-то фантастическим, хотя, наверное, должно. Должно, но не казалось.

Он так легко парирует папины безобидные выводы, переводя в их шутку, с интересом отвечает на мамины расспросы и то и дело берет меня за руку, а я тупо улыбаюсь.

Мне кажется, что любая уважающая себя девушка должна сидеть и тупо улыбаться в подобной ситуации. Ну, руководствуясь кодексом приличных девушек или чем-то в таком духе.

Вечер подходит к концу лишь тогда, когда родители начинают практически ежесекундно синхронно зевать.

- Кажется, мне пора. – босс улыбается, пожимает руку папе, обнимает маму. Ну да, ничего удивительного...

- Я провожу!

До дверей мы идем молча, я смотрю, как Роман Георгиевич одевается, обувается, ловлю его взгляд лишь тогда, когда мужчина поправляет воротник пальто:

- Лиз... - так тихо, что, возможно, я не должна была услышать эти слова, но я же услышала.

Поэтому подняла взгляд и посмотрела в глаза. Смело. Наверное, впервые смело за последнюю неделю.

- Ром... - вполне возможно, я хотела продолжить, сказать что-то про Георгиевича, вероятно, еще и в позу какую-нибудь важную встать. Но не встала.

Теперь просто стою и смотрю на него. В карие глаза, которые кажутся почти черными сейчас, потому что переживает, так же, как и я, переживает. Потому это не переговоры, не многомиллионные контракты. Это коридор моей квартиры, купленной в ипотеку, а в комнате сидят родители. Мои родители. А вот стою я. Стою и понимаю, что сдохну, наверное, если не дотронусь до него.

А еще я очень надеюсь, что он хотя бы на треть ощущает то же, что чувствую я. Потому что это нереально вот так просто в паре десятков сантиметров друг от друга стоять и не чувствовать ничего. Нереально это.

- Что, Ром? – я все же не выдерживаю, уточняю. Это же он диалог продолжил!

Пусть уже хоть что-нибудь продолжит!

И он продолжает.

Улыбается сперва, потом прищуривается, а затем наклоняется, одновременно притягивая меня к себе, обвивая руками талию.

И целует, целует так, что мозги, вроде, и вырубаются, но в то же время я начинаю чувствовать все острее, запоминать каждое движение.

Его губы на моих губах. В этот раз он не медлит, он словно хочет получить доступ к моим чувствам, ко всем моим эмоциям. И он получает.

Вот она я, Рома! Читай, изучай!

Потому что невозможно больше сопротивляться, отрицать.

Глупо все это, бессмысленно.

Потому что, когда он так близко, я ни о чем другом думать не хочу, ни о ком другом. Потому что нет ничего и никого больше. Только его руки, которые одним ловким движением подхватывают меня, и вот уже я прижата спиной к двери. И его поцелуи, совсем не скромные в этот раз, больше на необходимость похожи.

Только не останавливайся, Ром. Пожалуйста, не останавливайся. Обнимай, целуй, вообще, что хочешь делай! Только не останавливайся!

Все портит телефон. Телефоны вообще всегда все портят. Особенно в нашем случае.

- Не отвечай. – шепчу, чувствуя острое желание к чертовой матери утопить его мобильник, а, если он не тонет, то, например, в жерло вулкана затолкать.

- Не могу. – искренне, с тоской.

Именно из-за искренности я и отпускаю. Потому что его искренность, именно его, она обезоруживает. Поэтому просто отхожу на шаг и позволяю ответить.

А потом еще на шаг, потому что одного слишком мало, ужасно мало, когда тебя до невозможности тянет к человеку.

- Мне правда пора. – говорит, после того, как убирает телефон в карман.

- Ладно.

- Лиз... - так мучительно нежно.

- Что, Ром? – кажется, мы повторяемся.

- Нам поговорить нужно.

- Нужно. – чего уж спорить?

- Завтра и обо всем.

- Обязательно.

- Ли-и-из... – доносится из комнаты, и начальник, который уже успел шагнуть ко мне, повержено разводит руки.

- Тебя мама домой зовет. – усмехается.

- А тебя кто-то куда-то. – буркаю в ответ, но чертов телефон вновь не дает договорить. И снова этот искренний взгляд, и я снова не могу сопротивляться. – Иди уже, иди! Я не готова взять на себя ответственность за какой-нибудь Армагеддон, Ром.

И его улыбка. Боже, почему я раньше ее не замечала? Сколько бесполезных дней на работе без этой улыбки?

- До завтра, Лиз.

- До завтра, Ром.

- А целует у вас начальство всех? – голос мамы раздался за спиной, едва я закрыла дверь на замок.

- Очень надеюсь, что только тех, кто нравится. – даже не пытаясь скрыть улыбку (это все равно было бесполезно), повернулась к родительнице.

- Он хороший, вроде как. – авторитетно заявила мама. Это что, сейчас одобрение было?

Вместе с ответом, пожала плечами:

- Хочется на это надеяться. – ответила, отгоняя опасения. – Пойдем, постелю вам.

Я еле дождалась того момента, когда родители улеглись. Такая практика была в нашей семье вполне обычной – нагрянуть вечером, завалить соленьями, чтобы я тут в городе грешным делом ласты от голода не склеила, а с утра на первой электричке домой.

Обычно я была очень рада видеть маму и папу. Нет, не так! Я и сегодня была рада их видеть. Но все мои мысли занимал Рома. Серьезно, абсолютно все. Да я даже, пока мыла посуду, глупую улыбку с лица стащить не смогла!

Понадеявшись, что родители действительно крепко и беззаботно спят, вооружившись телефоном, вышла на кухню. Ну не могла я просто так лечь! Нужны были неопровержимые доказательства того, что произошедшее сегодня не являлось проделкой моего воображения, именно поэтому, не обращая внимания на то, что часы показывали половину второго ночи, нашла Ромин контакт в записной книжке и нажала на кнопку вызова, даже дыхание затаила, чтобы услышать через несколько секунд совершенно неуместную фразу про то, что аппарат вызываемого абонента выключен.

Что за глупость?

Я попробовала позвонить ему еще раз минут через пятнадцать, успев до этого влить в себя чашку чая. И вновь все то же мерзкий механический голос.

Это чувство неопределенности не дало мне уснуть. Я, уставившись в потолок, дождалась пяти утра, чтобы проводить родителей, после чего не смогла даже прилечь. У меня едва хватило выдержки, чтобы провести дома еще несколько часов, я практически выбежала из подъезда, когда таксист сообщил о том, что подъехал.

Тостов сегодня я, естественно, взяла две порции. Не смогла иначе, уже предвкушала встречу, однако, едва оказавшись на ресепшене, поняла, что утро пройдет отнюдь не по моему сценарию.

Офис гудел, причем те люди, которые по нему сновали отнюдь не были простыми сотрудниками «Сигма Шуз». Я уже видела их однажды, когда у одного из наших региональных филиалов возникли серьезные проблемы. Очень серьезные проблемы.