Сакрамента с улыбкой на устах шагнула в круг и, усевшись на траву между французом и доном Мигуэлем, сказала:

— Продолжайте, прошу вас, сеньоры, я больше, чем когда-либо заинтересована в успешном осуществлении ваших планов, и потому справедливость требует, чтобы я была в них посвящена. Кроме того, хотя я всего лишь слабая женщина, я все-таки, может быть, смогу быть вам полезной.

— Я в этом не сомневаюсь, сеньорита, — отвечал Луи Морэн, — но мне все-таки кажется, что было бы гораздо лучше, если бы вы не только не принимали участия в нашем совете, но даже и не знали о нем.

— Не сердитесь на меня, дон Луи, — сказала Сакрамента, протягивая ему с улыбкой свою маленькую руку. — Так было угодно судьбе. Мне не спалось, почему — вы сами отлично знаете. Повернувшись на другой бок, я увидела сквозь плетеную стену палатки, что вы собрались в кружок у огня. Вы совещались в полной уверенности, что никто из находящихся в лагере вас не слышит, и говорили с полной откровенностью… Но я не спала и невольно слушала ваш разговор. Только тут я впервые узнала, в каком ужасном положении мы находимся, какие опасности мы преодолели и какие нас еще ждут впереди.

— Это-то меня и огорчает, сеньорита!.. У вас сложилось не вполне точное представление об этих опасностях, поэтому-то я и хотел, чтобы вы вовсе о них не знали.

— Почему же это, дон Луи?

— Клянусь честью, — вмешался в разговор Сент-Аманд, — по-моему, так даже стыдно скрывать все это от вас, прелестная барышня!.. Вы имеете полное право сесть у огня совета… Даже команчи, самые мудрые из всех индейцев, каких я только знаю, и те в особенно серьезных случаях охотно выслушивают советы женщин. Почему бы и нам не последовать их примеру? Кроме того, я убежден, что ваше участие принесет нам пользу, и вы дадите нам разумный совет.

— Благодарю вас, сеньор. Я вовсе не претендую на что-нибудь подобное, но, если мне разрешат принять участие в совете, постараюсь по возможности быть полезной.

— Вы обмолвились, кузина, — заметил дон Мигуэль, — что можно найти помощь поблизости отсюда.

— Да, вы именно так и сказали, сеньорита, — подтвердил Луи Морэн. — Но я, откровенно признаться, даже и представить себе не могу, на чью именно помощь вы рассчитываете.

— Вы заставляете меня говорить только затем, чтобы наказать меня за мое бахвальство… Что ж, я готова выслушать упрек и скажу вам, кого именно имела при этом в виду… Друзья или союзники, на помощь которых я рассчитываю, это — команчи, у которых дон Луи побывал сегодня ночью.

— Вы увлекаетесь несбыточной мечтой, сеньорита, — возразил француз. — Красные Бизоны не станут нам помогать… Их уклончивые ответы на мои вопросы не оставляют ни малейших сомнений на этот счет и не дают никакой надежды.

— Вы в этом вполне уверены, дон Луис?

— Настолько убежден, сеньорита, что даже не рискну снова появиться в их лагере, так как наверняка получу отказ.

— А, между тем, они оказали вам весьма дружелюбный прием.

— Все верно. Но это то дружелюбие, которое никогда не идет дальше слов.

— При всем моем уважении к вашему опыту и к вашим знаниям пустыни и ее обитателей я осмеливаюсь сказать, что, по-моему, вы ошибаетесь… По вашим же собственным словам, когда-то вы оказали этим индейцам большую услугу, и я не могу поверить, чтобы они не испытывали к вам благодарности за это.

— Благодарность индейца!.. — воскликнул француз, качая головой.

— Стоит, может быть, гораздо больше благодарности бледнолицего, — живо перебила его Сакрамента. — Я очень желала бы в этом убедиться.

— Что значат ваши слова?

— Ничего особенного. Я сказала это потому, что хочу отправиться просить у них помощи, против чего вы почему-то так решительно возражаете.

— Неужели вы намерены сделать это, сеньорита? — спросил француз с удивлением.

— А почему бы и нет? Я пойду к ним в лагерь, дон Луис, если вы будете так любезны, не провожать меня туда, нет, а только показать дорогу.

— Но ведь это безумие, кузина, — горячо возразил дон Мигуэль, — они вас убьют.

Луи Морэн положил ему руку на плечо.

— Нет, бояться нечего. Индейцы не убивают женщин, они относятся к ним с уважением и, кроме того, гостеприимство считается у них священным долгом… А затем, как знать, может быть, дона Сакрамента добьется успеха, хотя эта затея и кажется нам чрезвычайно странной.

— Вы так считаете? — спросила Сакрамента.

— Я, конечно, не стану утверждать этого, но, признаюсь, меня нисколько не удивит, если это вам удастся.

Сакрамента задумалась на минуту, а затем, обращаясь к французу, взволнованным голосом сказала:

— Дон Луис, я готова идти в лагерь индейцев.

— Неужели вы серьезно задумали идти к ним, сеньорита? — спросил француз, пораженный такой непреклонной ее решимостью.

— Да, да. Они и только они могут спасти нас!.. Если захотят… Я должна идти к ним.

Луи Морэн устремил проницательный взор на Сакраменту, а затем, грустно покачав головой, сказал:

— Не делайте этого, сеньорита!.. Это чистое безумие!

— Что вы называете безумием, дон Луис? — спросила она, гордо вскинув голову.

— То, что вы задумали.

Сакрамента презрительно пожала плечами.

— Неужели вы боитесь даже проводить меня? — с иронической улыбкой спросила она.

— Я не заслуживаю подобных упреков, сеньорита!.. Я ничего не побоялся бы, если бы речь шла только о необходимости оказать вам услугу… Пока я жив, я буду неизменно защищать вас грудью, готовый принять на себя любой удар… Но я отговариваю вас только потому, что вы составили себе ложное представление о нашем положении… Оно, правда, плохо, даже очень плохо, я с этим согласен, но далеко не так безнадежно. Недостаток людей восполняют наши храбрость, опытность и хитрость… Предоставьте же нам прежде испробовать эти три средства… Если ничего не получится, тогда, сеньорита, я первый напомню вам о вашем желании попытать счастье у индейцев… Теперь же ваш шаг, кроме всего прочего, был бы и несвоевременным, потому что индейцы могут расценить его как проявление позорной трусости с нашей стороны. Однако несколько дней спустя он будет воспринят ими, как вполне естественный, и они отнесутся к нашей просьбе благосклонно. До тех пор, сеньорита, умоляю вас, предоставьте исключительно нам, мужчинам, охранять вашу безопасность, которая нам так дорога и которую мы, поверьте, сумеем вам гарантировать, не подвергая вас унижениям, а, возможно, и оскорблениям людей, характер и нравы которых вам совсем неизвестны.