ЧАСТЬ IV. ВОЗВРАЩЕНИЕ ОЧАРОВАНИЯ
Я начал писать эту книгу летом 1982г., но знал, что в материале имеются глубокие противоречия. Они происходили от скрытой привязанности к одному из фундаментальных принципов реалистической философии — что сознание должно быть эпифеноменом материи. Биолог Роджер Сперри говорил об эмерджентном сознании — причинно-действенном сознании, возникающем из материи, из мозга. Как это могло бы быть ? В утверждении о том, что нечто, сделанное из материи, может оказывать на нее новое причинное воздействие, заключен непреодолимый порочный круг. Я мог связать это с парадоксами квантовой физики: как бы мы могли оказывать своими наблюдениями воздействие на поведение объектов, не постулируя существования дуалистического сознания ? Я также знал, что идея дуалистического сознания, отдельного от материи, создает собственные парадоксы.
Помощь пришла с неожиданной стороны. Как ученый, я всегда верил в целостный подход к проблеме. Поскольку теперь предметом моего изучения явно становилась природа самого сознания, я полагал, что должен углубиться в эмпирические и теоретические исследования сознания. Это подразумевало психологию, но общепринятые психологические модели — вследствие своей укорененности в материальном реализме — избегали рассмотрения сознательного опыта, подвергающего сомнению это мировоззрение. Однако другие, менее общепринятые направления психологии, например работы Карла Г. Юнга и Абрахама Маслоу, исходили из иных исходных допущений. Их воззрения были в большей степени созвучны философии мистиков всего мира — философии, основанной на духовном видении через завесу, создающую двойственность. Для устранения завесы мистики предписывали быть внимательным к полю осознания (такого рода внимательность иногда называют медитацией).
В конце концов после многих лет усилий сочетание медитации, изучения мистической философии, множества дискуссий и просто напряженных раздумий начало приподнимать завесу, отделявшую меня от решения парадоксов, которое я искал. Было необходимо отказаться от фундаментального принципа материального реализма — что все состоит из материи, — при этом не прибегая к дуализму. Я до сих пор помню день, когда произошел окончательный прорыв. Мы гостили у нашей приятельницы Фредерики в Вентуре, Калифорния.
Ранее, в тот же день, мы с Мэгги ездили вместе с нашим другом -мистиком Джоэлом Морвудом слушать выступление Кришнамурти в соседнем городке Оджаи. Даже в свои 89 лет Кришнамурти очень умело владел аудиторией. Отвечая на вопросы после выступления, он подробно разъяснял то, что составляло суть его учения, — чтобы меняться, необходимо осознавать сейчас, а не решать измениться позднее или подумать об этом. Только радикальное осознание ведет к преобразованию, которое пробуждает радикальный ум. Когда кто-то спросил, приходит ли радикальное осознание к обычным людям, вроде нас, Кришнамурти серьезно ответил: «Должно приходить».
Позднее, вечером, мы с Джоэлом затеяли разговор о Реальности. Я подробно излагал ему свои идеи о сознании, вытекающие из квантовой теории, с точки зрения теории квантового изменения. Джоэл внимательно выслушал меня и спросил: «Ладно, и что дальше?»
«Ну, я не уверен, что понимаю, каким образом сознание проявляется в уме-мозге, — сказал я, признаваясь в своей борьбе с идеей, что сознание, так или иначе, должно быть эпифеноменом мозговых процессов. — Мне кажется, я понимаю сознание, но...»
«Можно ли понимать сознание?» — перебил меня Джоэл.
«Конечно, можно. Я рассказывал тебе о том, как наше сознательное наблюдение, сознание, коллапсирует квантовую волну...» Я был готов повторить всю теорию.
Но Джоэл остановил меня: «Тогда существует ли мозг наблюдателя раньше сознания, или же сознание существует раньше мозга ?»
Я увидел ловушку в его вопросе. «Я говорю о сознании, как о субъекте нашего опыта».
«Сознание существует до опыта. У него нет ни объекта, ни субъекта».
«Конечно, так говорит классический мистицизм, но на моем языке ты говоришь о неком нелокальном аспекте сознания».
Но Джоэла не отвлекла моя терминология. «Твои научные шоры препятствуют твоему пониманию. Из-за них ты веришь, что наука способна понять сознание, что оно возникает в мозге и представляет собой эпифеномен. Прислушайся к тому, что говорят мистики. Сознание первично и безусловно. Оно — все что есть. Нет ничего, кроме Бога».
Эта последняя фраза оказала на меня действие, которое невозможно описать словами. Я лишь могу сказать, что она вызвала внезапную смену перспективы — завеса поднялась. Здесь был ответ, который я искал, и, в то же самое время, знал с самого начала.
Когда все остальные отправились спать, оставив меня с моими раздумьями, я вышел из дома. Ночной воздух был холодным, но я этого не замечал. Небо было таким туманным, что я едва мог видеть несколько звезд. Но в моем воображении оно стало сияющим небом моего детства, и внезапно я мог видеть Млечный Путь. Один поэт из Индии, где я родился, представлял, что Млечный Путь отмечает границу небесного и земного. В квантовой нелокальности трансцендентные небеса — царство Божие — находится повсюду. «Но человек его не видит», — сетовал Иисус.
Мы не видим его потому, что мы так очарованы опытом, нашими мелодрамами, нашими попытками предсказывать и контролировать, понимать и манипулировать с рациональных позиций. В своих усилиях мы упускаем из виду одну простую вещь — простую истину, что все это — Бог; на языке мистиков это означает, что все сущее — сознание. Физика объясняет феномены, но сознание — это не феномен; напротив, все остальное представляет собой феномены в сознании. Я тщетно искал в науке описания сознания; вместо этого мне и всем остальным следует искать описания науки в сознании. Мы должны развивать науку, совместимую с сознанием, нашим первичным опытом. Чтобы открыть истину, мне придется совершить квантовый скачок за пределы общепринятой физики; мне придется формулировать физику, основанную на сознании как структурном элементе всего сущего. Это трудная задача, но я только что увидел проблеск решения. Поэтому она также должна быть простой — не требующей усилий сменой перспективы. У меня в ушах ободряюще отдавались слова Кришнамурти: оно должно приходить. Я слегка дрожал, и Млечный Путь моего воображения медленно угасал.
Для подлинного понимания мистической истины, что не существует ничего кроме сознания, ее необходимо непосредственно пережить — подобно тому как в чувственной сфере необходимо увидеть и попробовать банан, прежде чем человек будет действительно знать, что это такое. Идеалистическая наука потенциально способна вернуть сознание расколотому существу, вроде Герники, которое преследует каждого из нас. Но фрагментированность самости обусловлена не только неполным мировоззрением материального реализма, но и природой эго-тождественности. Если мы в своих отдельных, расколотых эго хотим снова быть цельными, то должны не только интеллектуально понимать ситуацию, но и погружаться в свои внутренние глубины, чтобы переживать целое.
В самом прославленном из библейских мифов Адам и Ева жили волшебной цельной жизнью в райском саду. Съев плод с дерева познания, они были изгнаны из этого очарования. Смысл мифа ясен: за опыт в мире приходится платить утратой очарования и цельности.
Как нам снова войти в то волшебное состояние цельности? Я говорю не о возврате к детству или к какому-то золотому веку и не о спасении в вечной жизни после смерти. Нет, вопрос состоит в том, как мы можем превзойти уровень эго, уровень фрагментированного существования ?Как мы можем достичь свободы, но в то же время жить в мире опыта ?
Чтобы ответить на этот вопрос, мы будем в данном разделе обсуждать в контексте идеалистической науки то, что принято называть духовным путешествием. Традиционно, духовные пути намечали профессиональные религиозные учителя — священники, рэбби, гуру и др. Как мы увидим, квантовая наука тоже может предлагать здесь кое-что важное. Я предполагаю, что в будущем наука и религия будут выполнять взаимодополняющие функции — наука может закладывать объективный фундамент того, что необходимо делать для возврата очарования, а религия — направлять людей в процессе осуществления этого.