– Жми эту чертову кнопку! – снова повторила она мне.

Я ничего не могла говорить – кровь, приливающая к голове все сильнее и сильнее, сдавила горло так, что было тяжело дышать. А уж говорить и подавно.

– Жми, дура! – шипела мне Светка. – Какая разница как сдохнуть – от стыда или от падения? Лучше уж…

– Итак, друзья, начальная цена этого шикарного платья пятнадцать тысяч рублей. Кто готов дать больше? Из зала посыпались предложения, и, слушая стрекот голосов, больше всего я хотела, чтобы заткнулась Светка. Слишком уж тонка грань, так не переходи её, мать твою! Не искушай меня, ведь я сейчас слишком близка к тому, чтобы отправить тебя на тот свет.

– …пятьдесят пять тысяч три! Продано! – услышала я краем сознания. Я закрыла глаза, слушая, как Светка скулит сквозь стиснутые зубы. И когда толпа разразилась овациями, я поняла, что платья на Светке уже нет. Толпа неистово кричала скабрезности и мерзкие пошлости – Светка весьма недурна собой и, подогретые неизвестно каким дерьмом, члены начали брать верх над своими хозяевами.

Господи, ведь это все не по-настоящему, правда?

– Возвращаемся к лоту номер два! – заорал Херувимчик.

Начались торги за мои шорты. Пока шла неистовая торговля, я чувствовала, как трясется мое тело. И когда какой-то маньяк выкупил возможность раздеть меня до трусов, я уже тряслась всем телом. Чувствуя, как Херувим стаскивает с меня шорты, я лишь ждала, когда же стыд переступит грань. Когда же отключится голова, когда перестанет понимать и воспринимать? Когда же сжалится надо мной мое тело и выключит на хер весь этот бред? В реальном мире мужчины не раздевают женщин против их воли за деньги. В реальном мире, если мужику скучно, он заводит себе любовницу. Добровольно и по обоюдному согласию.

– Возвращаемся к лоту номер три! Итак, кто готов дать мне…

Секунды лились медленно, как мед. Горький, жгучий, острый, и когда Светка лишилась обоих чулок, я напрочь потеряла чувство времени. Мне казалось, мы вечно торчим в этом аду. Мне казалось, что я родилась и выросла здесь. Здесь же и подохну. Немного осталось. И одному Богу известно, почему еще ни одна из нас не нажала это чертову кнопку.

Я чувствовала, как с меня стаскивают обувь и как по ногам струится чулок вперемешку с чьими-то ладонями, и ощущала, как немеет что-то внутри меня. Я лишь закрыла глаза и слушала, как где-то там, на заднем фоне, в совершенно другой вселенной речь зашла о бюстгальтере. Моем или Светкином, я уже не понимала. Но я отчетливо чувствовала, как что-то ломается внутри меня, немеет и перестает болеть. Стыд, наконец, перешел из количества в качество. Я ничего не чувствовала, кроме горечи, но и та была немой и не кричала, а молчаливо стискивала зубы и терпела. Проходит все, пройдет и это. Ох, Соломон, надеюсь, тебе эта мудрость далась иначе.

Прикосновение горячих пальцев к моему телу освободило мою грудь, и я почувствовала, как свет от прожекторов обжигает её. Крики, овации, заезженные и весьма оригинальные скабрезные словечки. Я лишь закрыла глаза. Чужие взгляды скользили по моему телу, и я буквально чувствовала их на себе, как что-то мерзкое, грязное, липкое. Сотня, две, три сотни пар глаз, рассматривающие такое неидеальное тело, скривленные в насмешке рты, бросающие в воздух мерзкие мысли, место которым только в головах самых диких зверей. По щеке покатились слезы, обжигающе горячие.

И лишь когда на нас не осталось ничего, началось то самое интересное, о чем говорил Херувим.

– И вот мы с вами подошли к самому сладкому, – ворковал Херувим. – Я предлагаю начать с той, что помоложе, – крики одобрения полились по залу. – Отлично. На кону самый классический «трах».

Кто-то в зале возмутился, но Херувим настоял на своем:

– Давайте не будем торопиться. Еще вся ночь впереди. Мы успеем сделать все, что вам в голову взбредет. Так что давайте наращивать темп постепенно. Итак, классика, сзади, без посторонних приспособлений. Да – да, мой друг, бутылки из-под шампанского отменяются, а иначе наши дамы не дотянут до утра. Начнем с полсотни. Поехали!

Меня окатило холодным потом. Я открыла глаза и повернулась к Светке. Она смотрела на меня и даже сквозь маску, напрочь закрывающую лицо, я видела её ужас. Её затрясло. Мне не показалось, мне не послышалось, и сейчас её буду иметь на глазах у всех. Грубо, грязно, больно. И если не в этот раз, то в течение ближайшего часа раскурочат все внутри неё, не оставят живого места. Тело Светки заходились в истерике, и даже сквозь гул толпы я слышала, как она плачет. Среди всех унижений, что знает человечество, сексуальное насилие – одно из самых страшных. Но если и можно сделать его еще более жутким, то только превратив его в публичное надругательство.

Что же ты медлишь, дурочка? Нажимай эту гребаную кнопку.

И, словно услышав мои слова, Светка зацепила пальцами ноги пластиковую крышку и нажала на кнопку перед собой.

Створки люка распахнулись. Сверху над головой что-то щелкнуло. Молодой парень, сидевший за столиком в первом ряду, молча и хмуро наблюдавший все представление, дернулся и подскочил со стула.

Господи…

Я полетела вниз.

Глава 8. Палачи и факелы

Я летела вниз внутри какого-то желоба и вопила. Стенки больно лупили меня по бокам и обдирали кожу, но этого я даже не замечала. Страх сожрал все, и кроме всепоглощающего ужаса я не чувствовала ничего. И когда желоб закончился, я полетела в свободном падении.

Удар. Всплеск. Вода больно ударила меня по заду и спине, обхватила тело и залилась в рот, прежде, чем я закрыла его. Меня пронзило холодом, воздух в легких сковало судорогой, и я судорожно замахала руками и ногами.

Где я? Что со мной?

Тело быстро переняло температуру воды и стало согреваться. Я барахталась и вертелась. В легких заныло – надо выбираться.

Я открыла глаза и в первое мгновение не могла понять, что вижу, но секунды спустя я поняла, что под ногами у меня кафельный пол и стены. Подняла голову наверх – там все размывала рябь поверхности, но был виден белый высокий потолок. Я поплыла наверх.

Вынырнула. Глубокий жадный вдох эхом отразился от высоких потолков. Это бассейн. Действующий – вода свежая, пахнет хлоркой, потолки свежевыкрашенные, бортики чистые, по стенам лавочки, на вешалках полотенца и банные халаты. Бассейн большой, пятидесятиметровый.

Мое сердце все еще колотилось о мои внутренности, но разум уже начинал понимать – я жива.

– Плыви сюда! – донеслось до меня откуда-то сзади. Я обернулась. На противоположном конце, прямо на бортике на корточках восседал Низкий с банным халатом в руках. Он улыбнулся мне, как старой школьной подруге и помахал рукой. Я повернулась в противоположную от него сторону и быстро поплыла к другому бортику. Подальше от него, от его отвратительной улыбочки и его друзей. Он засмеялся:

– Я же тебе помочь хочу, а ты…

Он поднялся и стал смотреть, как я плыву к металлической лесенке, ведущей из бассейна наверх. Я доплыла до бортика, вцепилась в нижнюю ступеньку и только теперь увидела, как сильно дрожат руки. Я быстро выбралась наверх и бросилась к первой же вешалке. Схватив белый банный халат, я завернулась в него и побежала.

Низкий ожидал от меня чего-то подобного, но не ожидал такой прыти. С секундным запозданием он рванул к одному из выходов. Их было два, но я, само собой, бежала к тому, что был ближе ко мне. Низкий крикнул что-то нечленораздельное, но мне было плевать – выход был буквально в десяти метрах от меня. Убежать бы, а потом разберемся – куда и как. Я слышала, как Низкий ускорился, слышала шлепанье моих собственных босых ног. Я обогнула еще один угол бассейна, вышла на финишную прямую, когда проход загородила тень. Среагировать я не успела, и мокрые ноги понесли меня прямиком к человеку стоящему в проеме низкой двери. Низкий сбросил ход, а я на всем ходу влетела в черную тень. Человек засмеялся:

– Тише, Кукла, тише.

Я взвыла и попыталась вырваться, но крепкие руки намертво вцепились в мое тело. Я пыталась пинаться, кусаться, толкаться, но все мои попытки пресекались быстрыми, точными движениями и отдавались смехом. Красивым и мелодичным.