Чтобы понять это, нужно уточнить разницу между понятиями «объективный», «субъективный» и «интерсубъективный».

Объективное существует независимо от человеческого сознания и людских убеждений. Например, радиоактивное излучение — не миф. Радиоактивное излучение существовало задолго до того, как люди его открыли, и оно опасно даже для тех, кто в него не верит. Мари Кюри, одна из первооткрывателей радиоактивности, не знала, что радиоактивные вещества, которые она долгие годы изучала, могут нанести вред ее организму. Хотя она не верила в их опасность, но все же умерла от апластической анемии — смертельного недуга, вызванного слишком долгим соприкосновением с радиоактивными веществами.

Субъективное существует в сознании и убеждениях отдельного человека. Оно меняется или исчезает, если убеждения этого конкретного человека претерпевают изменения. Например, многие дети придумывают себе невидимого друга и какое-то время верят в его существование. Этот друг существует лишь как субъективное убеждение ребенка и, когда малыш подрастает и теряет эту веру, воображаемый друг исчезает.

Интерсубъективное существует в общении, в коммуникативной сети, соединяющей субъективные сознания людей. Если отдельный человек изменит свои убеждения, на интерсубъективном это не отразится. Но если большинство людей, составляющих эту «сеть», умрет или изменит свои представления, то интерсубъективное явление мутирует или исчезнет. Такого рода явления — не злонамеренный обман и не пустое заблуждение. Они тоже существуют, только в ином смысле, не так, как существует радиоактивность, однако их огромное влияние на мир невозможно отрицать. Среди важнейших факторов истории немало таких интерсубъективных феноменов: закон, деньги, боги, нации.

Например, Peugeot — отнюдь не воображаемый друг гендиректора. Компания существует в общем воображении миллионов людей. Ведь почему в конечном итоге сам гендиректор верит в существование своего предприятия? Потому что в это верит совет директоров, верят юристы компании, секретарши в соседнем офисе, кассиры в банке, брокеры на бирже, автодилеры стран от Франции до Австралии. Если гендиректор вдруг перестанет верить в реальность Peugeot, он быстренько окажется в ближайшей психиатрической клинике, а на его место придет другой.

Так и доллар, и права человека, и Соединенные Штаты Америки существуют в сообщающемся сознании миллиардов людей, и никто не властен в одиночку подорвать их реальность. Если я лично перестану верить в доллар, в права человека или в Соединенные Штаты, это не будет иметь никакого значения. Воображаемый порядок интерсубъективен, поэтому изменить его мы можем, только разом изменив сознание миллиардов людей — а это не так-то просто. Изменения таких масштабов возможно осуществить лишь силами разветвленной организации вроде политической партии, идеологического движения или религиозного культа. Но, чтобы создать подобную сложную организацию, нужно убедить множество посторонних друг другу людей объединиться и действовать заодно. А для этого они должны уверовать в какой-то общий миф. Выходит, чтобы изменить существующий воображаемый порядок, нам понадобится другой, альтернативный ему воображаемый порядок.

Например, чтобы развенчать Peugeot нужно вообразить нечто более могущественное, вроде французской правовой системы. Чтобы ниспровергнуть и французскую правовую систему, понадобится еще более всеобъемлющая и грозная сила — французское государство, а чтобы справиться с государством, нам придется представить себе что-то еще более могущественное.

Отказаться от воображаемого порядка не в наших силах. Разрушая стены темницы и устремляясь навстречу свободе, мы попросту выбегаем в более просторный двор более вместительной тюрьмы.

Не эволюция как таковая наделила человека способностью играть в баскетбол. Да, она дала ему ноги, чтобы бегать, руки, способные вести мяч, плечи, которыми он расталкивает соперников, но все это в совокупности позволило бы человеку разве что бросать мяч в корзину для собственной забавы. Чтобы вступить в игру с другими людьми, как школьники на перемене, человек должен не только научиться действовать заодно с четырьмя другими членами команды (даже если он видит их впервые), но — и это главное — знать, что другие пятеро играют по таким же точно правилам. Животные тоже играют в игры, в том числе подразумевающие умеренную и ритуальную агрессию, но руководствуются они при этом инстинктом: у каждого щенка в любом краю мира в гены «зашиты» правила, по которым он наскакивает на незнакомца, приглашая погоняться друг за другом, рычать и грызться понарошку. Но специального гена баскетбола в ДНК американских подростков не обнаружено — тем не менее они могут играть с абсолютно незнакомыми им сверстниками, потому что все они усвоили одинаковые представления о данном виде спорта. Эти представления относятся к миру идей, то есть воображения, но если их разделяют все, то все могут играть.

На тех же основаниях существуют царства, церкви и торговые сети — с одним лишь существенным отличием: баскетбольные правила сравнительно просты, их можно изложить вкратце, как и те правила, по которым жила группа охотников-собирателей или небольшая деревня. Каждый игрок в состоянии усвоить эти правила, и в его мозгу останется еще место для песен, каких-то образов и даже для списка покупок. Но крупные системы, вовлекающие в сотрудничество не десятки, а тысячи и миллионы людей, порождают огромные массивы информации, которые ни один человеческий мозг не в состоянии самостоятельно обработать и сохранить.

Большие коллективы, создаваемые некоторыми видами живых существ, — такие, как муравейники и ульи, — остаются стабильными, потому что почти вся информация, необходимая для поддержания их жизнедеятельности, закодирована в геноме. Личинка пчелиной самки может развиться либо в королеву улья, либо в рабочую пчелу в зависимости от того, чем ее кормить. Ее ДНК содержит программу поведения для обеих ролей: и правила придворного этикета, и пролетарское усердие. Улей — сложнейшая социальная структура со многими разновидностями рабочих. Тут и собиратели нектара, и воспитательницы яслей, и уборщицы. Но юристов в ульях пчеловоды пока не обнаружили. Пчелы не нуждаются в юристах, потому что не существует опасности, что кто-то нарушит конституцию улья, отказав пчелам-уборщицам в праве на жизнь, свободу и стремление к счастью или утопив кладку яиц в Бостонской гавани.

Но люди совершают такие поступки постоянно. Поскольку социальный уклад сапиенсов принадлежит к сфере воображения, люди не могут сберечь ту информацию, без которой невозможно существование человеческого коллектива, попросту копируя свою ДНК и передавая гены потомству. Требуется сознательное усилие для сохранения всех этих законов, обычаев, процедур, манер и всего прочего, из чего состоит инструкция по функционированию человеческого общества, — в противном случае социальный уклад мгновенно распадется. К примеру, царь Хаммурапи законодательно закрепил разделение своих подданных на знать, простонародье и рабов. Это не естественное разделение: никаких следов его мы в человеческом геноме не обнаруживаем. Если бы вавилоняне не смогли удержать царскую «истину» в своей памяти, их общество перестало бы функционировать. ДНК, переданная Хаммурапи своему сыну, никоим образом не несла в себе информацию, что за убийство простолюдинки аристократ должен уплатить 30 серебряных сикелей. Хаммурапи пришлось обучать своих сыновей законам царства, а сыновья и внуки точно так же осознанно передавали эту информацию своим детям.

Империи и царства производят огромные объемы информации. Помимо законов, нужно хранить отчеты о сделках и налогах, инвентарные описи запасов, отложенных на случай войны, перечни торговых судов, календари праздничных дней и юбилеев побед. Миллионы лет люди сохраняли информацию на подручном носителе — в собственной голове. Увы, для баз данных реально большого масштаба человеческий мозг не подходит по трем основным причинам.