Итак, Гераклитово сравнение космоса с играющим ребенком вполне малоутешительно: также капризно и жестоко, без сострадания Бог может разрушить мир (и разрушает) как ребенок рушит свои песчаные замки.
И так – не только в языческой Греции. Индия рисует в своем воображении танец смерти Шивы – танец, который и создает миры, и разрушает их, не сорадуясь и не сочувствуя тем, кто успел поселиться в них… «Пармаштин как бы играя создает миры» (Ману, 1,80). Человек не видит себя, личности и свободы – не может познать истоков падения а значит приходит к идее игры. У игры нет мотивов, следует просто знать ее правила…
Когда эту схему смысла мирового развития попробовал предложить европейцам Гегель (Мировой Дух шествует через горы трупов к своему самопостижению), даже люди типа Белинского от него в ужасе отшатнулись. И слова Достоевского о «слезе ребенка» и «грядущей гармонии» ведь были сказаны в лицо именно гегельянцам (пусть даже и успевшим уже переодеться в одежды исторического материализма). Но сегодня увидеть в мире самопознание безликой Материи-Космоса, играющей в кошки-мышки с самим собой – почитается как верх нравственного прозрения.
Здесь надо сделать историко-философское уточнение. Несмотря на то, что система теософов во многом похожа на еретические конструкции древних гностиков, все же в двух решительных пунктах она резко отличается от них. Один из них мы только что видели. По только что процитированной мысли Елены Рерих путь «космической эволюции» – это путь постепенного пробуждения и преображения материи. Это путь, идущий снизу вверх. Напротив, «для гностика мир есть или химическое смешение бесконечного с небытием, или патологическое отложение бесконечного (аффекты Софии)»456. Мир развивается от Божественной Полноты к материи. Космогонический процесс – это процесс вольной или невольной деградации Плиромы. В древнем гностицизме путь развертывания Космоса – это путь ниспадения, путь некоего, пожалуй, даже нежелательного, извержения Плиромы за свои собственные пределы. В гностицизме космический процесс истекает сверху вниз, это путь инволюции. Гностики (валентиниане) хотели представить постепенную материализацию самого божественного начала457.
В теософии (что особенно видно в родственной ей «философии русского космизма») скорее наоборот – она постулирует постепенную дивинизацию мира. Мир постепенно просветляется и обожается. Космическая эволюция, начавшись из бездн бессознательной материи, должна взойти до божественного уровня. И это при том, что возгонка вселенной к божественной ступени происходит в отсутствие реального Бога. Высшей, собственно Божественной ступени нет и не было. Гностики (валентиниане) хотели представить постепенную материализацию самого божественного начала; теософы в противоречии со своими древними «учителями» полагают, что, напротив, материальное начало первично по отношению к духовному и что материя будет одухотворяться и даже исчезать по мере нарастания «космической эволюции»458.
Кроме того, фундаментальное отличие гностицизма от теософии заключается в более личностном, в более трагическом мироощущении гностицизма. Гностики исходят из недолжности страдания и зла. Когда-то и однажды произошло падение духовных стихий, когда-то случился грех Плиромы, и из этого недостойного, недолжного состояния люди должны выйти. Напротив, «с точки зрения теософии падение Люцифера, воплощение Логоса и искупление – вечно космические процессы»459.
Общее же у них то, что не зная благодати, не зная того чуда Божественной любви, которое позволяет Богу действовать вне себя, Великому входить в малое, гностики и древние, и новые пробуют между землей и Небом утвердить чисто физическую лестницу, которая бы автоматически гарантировала некий минимум божественности даже на низших этажах бытия. В результате оказывается, что в том иерархическом уровне, который располагается чуть выше меня, есть немного большая частичка божественной «плиромы», и я, распознав ее, могу ее потребить сам, перейдя тем самым на этот высший этаж. То есть я могу потреблять Бога, не общаясь с Самим Богом. Не взывая и не стремясь к Самому Высшему, я могу попробовать оккупировать, потребить или поставить себе на службу ближайшее духовное пространство. Духовный голод может быть удовлетворен без Бога – просто за счет общения с «космическими иерархиями».
Итак, у гностиков древности путь космогонии ведет от Абсолюта к миру, в современной теософии Абсолют рождается снизу. В теософии идет постепенная дивинизация мира при том, что высшей ступени нет и не было, идет возгонка вселенной к божественной ступени, которой вообще-то нет. И здесь стоит отметить проницательность Бердяева, писавшего о зависимости теософии от модного в ту пору дарвинизма.
И вот в этом мире космодарвинизма есть законное место для зла и сатаны. Настолько законное, что их даже не нужно отличать от Бога. И все происходящее в мире настолько интимно связано с пантеистическим Абсолютом, что даже Сатану оккультисты не желают лишать божественного почитания. Ведь «Абсолют вмещает все вселенские проявления, Абсолют из своего абсолютного Единства при проявлении становится Абсолютом беспредельной дифференциации и ее следствий – относительности и противоположений. Так в своем космическом аспекте Сатана не есть существо, но лишь олицетворение следствий дифференциации (относительности и противоположений)»460.
Исповедание тотальной целостности мира, запрет на различение Бога и мира неизбежно сакрализуют наличную мировую данность и то зло, что присутствует и действует в ней. Все, что есть в мире – все свято. Все – Бог. Все – благо. Зла – нет. Различение добра и зла оказывается иллюзией неопытных сознаний.
К таким «неопытным сознаниям» теософы относятся с таким презрением, что не останавливаются ни перед каким лжесвидетельством. Г. Олкотт в 1885 г. в Бомбее заявлял парсам-зороастрийцам, что их вера «покоится на природной скале оккультизма», и что дуализм определенно является законом мироздания, и персонификация его противоборствующих сил Заратуштром была полностью научным и философским утверждением глубокой истины. Вроде не может быть большей пропасти, чем между теософским монизмом, растворяющим и зло и добро в единой Энергии и дуализмом зороастрийцев, постулирующим вечную борьбу двух абсолютно противоположных и равносильных принципов461 Вряд ли парсы обрадовались бы, если бы им было сказано прямо, что Ариман и Ахура-Мазда всего лишь разные проявление одного и того же принципа (нечто подобное в древности пробовал делать Зурван – за что и был провозглашен еретиком). И потому им была преподнесена рекламная теософская ложь.
Точно такая же ложь о близости оккультизма и православия преподносится сегодня русским. Это разрешено: ведь различение добра и зла осталось далеко позади.
Игры с Люцифером
Отец Браун, Вы верите в предсказания? – Я не совсем понял, – сказал он, – в каком смысле вы употребили слово «верить». Конечно, если это шарлатанство… – Нет, Нет! – вскричала дама. – Учитель совсем не шарлатан. Для меня большая честь, что он пришел. Он провидец, пророк. Предсказывает он не какую-нибудь удачу в делах. Он открывает глубокие духовные истины о нас самих, о нашей подлинной сути. – Вот именно, – сказал отец Браун. – Если это шарлатанство, ничего против не имею. Мало ли шарлатанства на таких базарах, да никто и не примет их всерьез! Но если дело дошло до духовных истин, я считаю, что это бесовская ложь, от которой надо держаться подальше…. Если кто-нибудь притворится шпионом и станет лгать противнику, вреда не будет. Но если человек действительно работает на врага… – Вы думаете,.. – начал Хардкасл. – Да, – отвечал священник. – Я думаю, что ваш провидец связан с Врагом рода человеческого.462
456 Болотов В. В. Лекции по истории древней Церкви. Т. 2 – М., 1994, с. 342. Полезно выслушать и продолжение этой мысли крупнейшего историка Церкви: «Следовательно, и в том и в другом случае мир до известной степени божественной природы (и как субъект). Этой пантеистической черты нет у Оригена: мир есть только объект божественной природы. Если мир есть божественная идея, мысль Божества, то для гностика это значит, что мир есть сама (объективировавшаяся) мысль, как психическое содержание; для Оригена это – мысль, как ее логическое содержание». Таким образом, назойливые ссылки теософов на Оригена совершенно напрасны. Ориген никогда не был пантеистом. Он был просто христианином.
457 И опять заметим, что у Оригена хотя и есть похожая мысль о том, что ниспадение духовного мира стало причиной существования материи – но эту катастрофу Ориген выносит за пределы Божественного бытия: материализация охватывает часть ангельского, тварного мира, но не касается Самого Бога. Так что и гностиком Оригена считать нельзя.
458 Впрочем, нет никаких оснований полагать, что Блаватская сама придумала некую онтологическую схему, небывалую в истории философии. Именно творческого дара у Блаватской как раз и не было. Послегегелевская немецкая философская литература в течение всего XIX века игралась с мифом о «саморазвитии Божества». Например: «Ульрици, сойдя тут совершенно с почвы теизма, пытается спасти ускользнувшую от него теистическую точку зрения, но совсем неудачно: он поясняет, что утверждаемое им единение мирового и Божественного ни в коем случае не есть пантеистическое тожество, в котором мировое само по себе и первоначально оказывается Божественной природы. Мировое, напротив, не само по себе, не первоначально и непосредственно Божественно, а оно только становится божественным; и Божественное в мире потому не дано в чистом виде, не является непосредственно, как таковое, а лишь как цель, как идея и идеал мирового, как конечная причина мирового развития… Таким объяснением, конечно, теизм не восстанавливается, а скорее усиливается пантеизм, потому что Бог оказывается теперь прямо поставленным в условия относительного мирового развития и, пока совершается течение последнего, находится в потенциальном состоянии» (Нечаев П. Теизм как проблема разума. Герман Ульрици. К вопросу о методологии научно-философского обоснования теизма. – Сергиев Посад, 1916, сс. 440-441). Более подробное разъяснение этого сорта пантеизма см. в книге Алексея Введенского «Религиозное сознание язычества. Опыт философской истории естественных религий. Prolegomena. Религии Индии» (М., 1891). В целом сопоставлению христианства и пантеизма посвящена книга Н. Боголюбова «Теизм и пантеизм» (Нижний Новгород, 1899).
459 Странден Д. В. Теософия и ее критики. с. 54-55. Цит. по: Кудрявцев К. Д. Что такое теософия. с. 53.
460 Письма Елены Рерих. 1932-1955. с. 433.
461 Бойс М. Зороастрийцы. Верования и обычаи. – СПб., 1994, с. 239. Там же английская исследовательница отмечает: «Теософы-парсы имели склонность фальсифицировать зороастрийские обряды» (с. 240). И еще одну строчку в книге Бойс мне хотелось бы выделить: по ее мнению знание истории зороастризма «Может стать источником силы и настоящей гордости общины, которая борется против поглощения ее в общечеловеческой массе» (с. 263). А православным – можно бороться за то, чтобы не быть поглощенными в общечеловеческой или общетеософской массе? По моде современных масс-медиа и университетов любое племя имеет право бороться за сохранение своей идентичности, за самобытность своей духовной традиции. Любое – но не православные и не христиане. От православных требуют подчинения стандартам экуменизма; от христиан в целом – стандартам синкретизма. Логична ли, честна ли такая двойная мерка?
462 Честертон Г. К. Алая луна Меру. // Избранные произведения в 4-х томах. Т. 2. – М., 1994, с. 296-297.
