Я сразу узнал голос онондаго и понял, что он говорил о плане Гурта, который избрал позицию, по мнению Сускезуса, неудобную.

Гурт дошел до самого края скалы, где он и его товарищи оказались на свету, озаренные пламенем пожара, и где их нельзя было не увидеть. Однако я его не видел, пока Сускезус не указал мне.

Действительно. Гурт со своим отрядом взобрался на маленький выступ скалы, где позиция у него была превосходная и откуда он легко мог стрелять в тех, кто попытался бы пойти на приступ. Но отсюда было далеко до места, где бы он, в случае надобности, мог укрыться. У меня не было времени ни присоединиться к нему, ни предупредить его об опасности; и он, и товарищи его стояли совсем на виду, и силуэты их ясно вырисовывались на фоне зарева. Все они готовили оружие, собираясь произвести залп. Впереди всех стоял Гурт, почти вися над пропастью; позади него — Дирк и Джеп, а за ними Прыгун и четверо колонистов. Еще минута, и все они разом выстрелили в притаившихся под скалой индейцев. С минуту царила тишина, затем раздался залп из-за обгорелых пней на равнине. Тогда те из наших, которые были ближе к воротам, кинулись на них; но я видел, как упали двое из поселенцев и Прыгун, а Гурт, Дирк, Джеп и двое других исчезли; воздух же огласился столь диким ревом и воем, что мне трудно было поверить, что эти звуки исходили из человеческих уст.

Вскоре все кругом покрылось индейцами, словно тучей саранчи. В это же время сверху через ограду лили воду, заливая огонь, и вдруг в один момент кругом воцарилась темнота. Не случись этого, вероятно, никто из бывших на скале не вернулся бы во двор, и хотя по ним все время продолжали стрелять, но теперь уже просто наугад: завязалась свалка, и среди воя и крика дикарей явственно слышался властный и низкий голос Гурта, ободрявшего своих товарищей. Стоя под прикрытием стены, мы с Сускезусом выстрелили по гуронам, очутившимся ближе других к Гурту, но этого было мало: их было более сотни. Стоять в стороне и смотреть, как неприятель подавляет своей численностью наших товарищей, было свыше моих сил, — и мы с Сускезусом набросились на неприятельский арьергард. Те приняли это нападение за вылазку и расступились на мгновение настолько, что Дирк и двое поселенцев пробились и присоединились к нам. Тогда мы стали отступать шаг за шагом, продолжая отстреливаться. Не знаю, чем бы это кончилось, если бы нам на выручку не пришел Герман Мордаунт со значительным отрядом наших. Мы дали общий залп, и враги рассеялись, точно провалились сквозь землю, а мы все вместе добежали до ворот, и они закрылись за нами.

За это время все кругом совершенно изменилось. Огонь был потушен и всюду царил полнейший мрак. Шум, крик и вой совершенно затихли; везде было тихо, как в могиле. Даже наши раненые не издавали ни стона, ни жалобы; теперь нечего было более опасаться нового нападения врагов, так как бледная линия на горизонте предвещала близость восхода, а индейцы никогда не нападают при дневном свете.

Теперь Герман Мордаунт принялся подсчитывать наши потери и урон неприятеля, стараясь выяснить наше положение. С этой целью стали искать Гурта, но оказалось, что его нигде не было; его никто не видел; точно так же исчез и Джеп. Тем временем уже почти совсем рассвело. Мы не знали, какая участь постигла Гурта и моего несчастного негра, и потому вышли за ворота и стали обыскивать все места, где бы они могли укрыться и дождаться дня; затем мы вышли на равнину искать тела убитых товарищей. Уже ни одного трупа гуронов не оставалось на поле сражения; наши же лежали у подножия скалы: оба поселенца и Прыгун; все трое были скальпированы. Но Гурта и Джепа нигде не было видно.

ГЛАВА XXIX

Она смотрела всем в лицо с растерянным видом и ничего не замечая, она видела, что вокруг нее были люди, но не знала зачем, ни один вздох не облегчал ее душу.

Байрон

Самой тяжелой для меня минутой было, когда около часа спустя после того, как мы вернулись с наших бесплодных поисков, мистер Мордаунт прислал звать меня в гостиную, где он находился с Аннеке и Мэри Уаллас. Луч радости вспыхнул в глазах Аннеке при виде меня. Мэри же казалась пришибленной, удрученной; лицо ее было мертвенно-бледно. Аннеке заговорила первая.

— Хвала Господу, что Он сохранил вас невредимым. Наши друзья вернулись?

— Скажите мне скорее всю правду, мистер Литльпэдж, я могу все вынести, все лучше, чем эту страшную, мучительную неизвестность! Он убит? Да? — спросила Мэри.

— О нет! Во всяком случае, я не думаю! Мы нашли бы его труп, но я боюсь, что его захватили в плен!

— Но скажите, они будут пытать его? Мучить? Гуроны подвергают пыткам своих пленников Вы не знаете? Бога ради, не скрывайте ничего от меня!

При этом лицо ее выражало такую муку, глаза смотрели растерянно, губы дрожали.

Я понял, что она любит Гурта, и видел, что она невыносимо страдала.

— Не думаю, чтобы они стали мучить его! Нет, они, вероятно, взяли в плен и моего Джепа и скорее станут пытать его, чем мистера Тен-Эйка!

— Ах, почему вы назвали его так? Разве вы не звали его давно уже Гуртом, или ваша привязанность к нему остыла?! — воскликнула Мэри.

— Упаси Господь! — возразил я. — Никогда моя дружба к нему не изменялась; я полюбил его всей душой и сделаю все, чтобы прийти к нему на помощь!

— О, благодарю, благодарю вас! — воскликнула Мэри и, будучи не в силах более сдерживаться, разрыдалась, припав головой к груди своей подруги.

Оставив барышень в гостиной, мы с Германом Мордаунтом прошли в его кабинет и стали совещаться, что нам предпринять, чтобы узнать, что стало с Гуртом.

Мы призвали Сускезуса на совет и прежде всего спросили:

— Как ты думаешь, Сускезус, можно ли отправить к гуронам парламентера, чтобы узнать о судьбе наших товарищей и вступить с ними в переговоры относительно выкупа?

— Конечно, можно! Краснокожие хорошо принимают посланных! Посланные свободно приходят и свободно уходят! Как же заключить торг или уговор, если скальпировать посланных?! Можно послать кого-нибудь!

Действительно, даже самые дикие племена индейцев уважают парламентеров. Гуроны же, поддерживавшие самые близкие отношения с французами, были сравнительно культурны. Я предложил свои услуги в качестве парламентера, но Герман Мордаунт нахмурился и. по-видимому, не желал этого.

— Аннеке не простит мне этого! Вы не должны забывать, Корни, что теперь не принадлежите себе! Она будет в тревоге и в отчаянии во все время вашего отсутствия. Пошлем лучше нашего онондаго, если только он согласится!

— Что вы скажете, Сускезус, — спросил Мордаунт, — согласны вы пойти к гуронам парламентером от моего имени?

— Почему же нет, если это нужно? Хорошо быть посланным! Что надо сказать?

И в один момент он был уже готов. Он смыл боевую татуировку с лица, натянул на себя холщовую рубашку и штаны и, взяв с собой белый флажок, направился в неприятельский лагерь.

Те полчаса, что он отсутствовал, были для нас временем мучительнейшего ожидания. Все мы, а также мистер Ворден и Язон, вышли за ворота ожидать его возвращения и наконец, к немалому нашему утешению, увидели, что вслед за нашим парламентером идет небольшой отряд индейцев, среди которых мы заметили двух пленников. Индейцев было всего двенадцать человек, и все вооружены. Они медленно выбрались из оврага и шли по лугу, тянувшемуся до самого частокола; но, не дойдя до ворот шагов четыреста, они остановились. Видя это, мы, тоже в числе двенадцати человек и также вооруженные, пошли им навстречу, но, пройдя половину пути, остановились, как того требовал обычай. Здесь мы ждали нашего посланного; до сих пор все, казалось, шло как нельзя лучше.

— Какие вести? — поспешно спросил Мордаунт. — Наши друзья невредимы?

— Скальпы их не тронуты, ответил онондаго, — десять человек накинулись на них двоих и схватили! Откройте глаза свои, и вы их увидите!

— А гуроны согласны принять за них выкуп? Ром, карабины, порох, рис, одеяла — все это вы могли предложить от моего имени!