Как-то Рудин сказал ей, что его жена эвакуирована в Среднюю Азию.

— Она у вас хорошая? — сердито спросила Галя. Рудин рассмеялся.

— Самая лучшая из лучших!

Больше всего Галя думала о Рудине. Может быть, это происходило потому, что ему выпало, как ей казалось, наиболее трудное и рискованное дело. Самое сильное впечатление на нее произвело то, как он простился с ней, уходя на операцию. Спросил смеясь: «Моих радиограмм искажать не будешь?.. Паинькой будешь?..» — весело помахал рукой, нахлобучил кепку и ушел. Ушел почти на верную смерть. «Вот как ведут себя настоящие герои», — думала она. С этой минуты ее преклонение перед Рудиным стало еще и тревогой за него.

В последнее время у Гали завязалась нежная дружба с маленьким адъютантом Маркова Колей. Она учила его радиоделу, и ее смешило, когда он, надев на голову наушники, делал испуганное лицо. Коле еще не было шестнадцати лет. «Стукнет в сентябре», — неохотно говорил он. И хотя Галя была старше его всего на два года, она относилась к нему со снисходительностью взрослой и с заботливой нежностью старшей сестры. Следила, чтобы он регулярно мылся, чего он страшно не любил делать, и на каждое ее напоминание об этом по-мальчишески обижался. Она оставляла ему пайковые сладости, которые он сразу никогда не брал. «Что ты, ей-богу, — возмущался он, — маленький я, что ли?»

Однажды Коля вдруг спросил у нее, почему она бывает грустная? Вопрос мальчика застал ее врасплох, и сама не зная зачем, просто в ней, очевидно, все время жила потребность поделиться с кем-нибудь своим горем, она под большим секретом рассказала Коле о Леше. Мальчик выслушал ее серьезно и тихо произнес: «Я это понимаю». С того момента Галя стала относиться к нему еще нежней и заботливей, точно он стал еще дороже после того, как она доверила ему свою сокровенную тайну.

Колю любили все. Даже суровый Будницкий. Он подарил ему отобранную у немца губную гармошку, которую перед этим целый час кипятил в котелке. Марков тоже привязался к Коле. Он, может быть, больше других сознавал свою ответственность за судьбу мальчика и не раз подумывал отправить его на Большую землю. Иногда Коля рисовал портреты бойцов Будницкого. Рисовал быстро и удивительно точно схватывал в лице человека самое характерное. Однажды Марков сказал ему, что хочет отправить его на Большую землю учиться рисованию. Мальчик, не дослушав, заплакал, убежал из землянки, и потом целый час Будницкий искал его по лесу. Больше Марков об этом с ним не заговаривал. А Галя стала главным союзником Коли в его стремлении стать полезным человеком на базе. Он уже вел запись радиограмм в регистрационную книгу. Галя обещала ему, что сделает из него настоящего радиста, и каждый день занималась с ним по азбуке Морзе, уже научила его различать позывные базы и Москвы, и он иногда становился ее «подвахтенным».

Все труднее было Гале осуществлять радиосвязь. Все чаще Марков сталкивался с промедлениями и в работе живой цепочки связных. Уже были случаи, когда какое-то промежуточное звено в цепочке вдруг выпадало. Не дальше как неделю назад оборвалась цепочка связи, шедшая к Савушкину. Восстановилась она только сегодня. Оказывается, связной от подпольщиков Никанор Решетов был заподозрен немцами в убийстве лесника-полицая и арестован гестапо. За отсутствием улик его выпустили спустя три дня, но пользоваться его услугами стало опасно. А пока подпольщики нашли ему замену, прошло несколько дней.

Марков обдумывал, как перестроить руководство группой. В конце концов он решил: надо перебираться в город, туда, где действуют его люди. Он запросил мнение Москвы.

«Мне очень трудно давать по этому вопросу советы, — радировал Старков. — Замедление связи считать катастрофическим пока нельзя. Сами тщательно взвесьте все конкретные в ваших условиях обстоятельства. Будницкого и его людей нужно брать с собой и для охраны вашего КП, и для осуществления в городе отвлекающих боевых операций. По вопросу перебазировки вам необходимо встретиться с товарищем Алексеем. Без его помощи осуществить это дело, по-моему, немыслимо. Информируйте меня о своих соображениях и действиях. Передайте Рудину, что его работа становится отличной. Потребуйте от него тем большей осторожности. Как выполняется Кравцовым срыв гестаповских планов в отношении молодежи? Переброску Добрынина в штаб власовцев одобряю: мы должны знать, что делается в этой опасной банде. Привет. Старков».

Еще раз все обдумав, Марков принял решение перебираться в город. Он не знал только, как поступить с Колей.

Думая об этом, Марков подошел к мальчику, который складывал свое немудреное имущество, взял лежавший сверху альбом рисунков и наугад открыл его: с белого листа на него смотрела Галя. Впрочем, не прямо на него, а чуть мимо. Коля имел строгое предупреждение — не рисовать членов оперативной группы. Его натурщиками могли быть только бойцы Будницкого. Коля нарушил приказ, и в первое мгновение Маркова возмутило именно это. Но затем он стал удивленно рассматривать портрет. Да, это была Галя. Рисунок был очень хорош, и все же такой свою радистку Марков не знал. На портрете в ее глазах была глубокая печаль, а не привычная Маркову неутомимая решимость бойца. Где это мальчик увидел такую Галю?

Марков подошел к закутку радистки и приоткрыл полог.

— Галя, вы видели это? — он издали показал портрет.

— Нет, — тихо сказала она, глядя на свой портрет. — Боже мой, как же это он? Вы же запретили.

Марков внимательно смотрел на Галю и по тому, как она глядела на свой портрет, видел, что она действительно не знала о существовании рисунка, но что встревожена она не только тем, что Коля нарушил приказ.

— Отдайте мне, — тихо попросила она.

— Зачем?

— Так. Впрочем, как хотите. Мне рисунок не нравится… — она надела на голову наушники и склонилась над рацией.

Марков решил, что говорить с Колей лучше без Гали, и с альбомом вышел из землянки. Приказав дежурному разыскать Колю, он сел на скамейку под елью.

Паренек точно чувствовал, что стряслась беда: приближался к Маркову испуганный, настороженный.

— Садись, — сказал ему Марков. — Итак, мы перебираемся в город.

— Я слышал, — тихо сказал Коля, садясь на край скамейки.

— От кого слышал? — строго спросил Марков.

— От Будницкого, — чуть запнувшись, ответил Коля.

— Ты, надеюсь, понимаешь, что значит действовать в занятом врагом городе?

— Понимаю.

— Тогда, значит, тебе там не место.

Коля знал, что Марков не решается брать его с собой в город, сердце его больно сжалось.

— Дядя Миша…

— Я тебе не дядя.

— Товарищ начальник… подполковник… — Коля с ужасом смотрел на Маркова.

— Людям, которые не выполняют приказы, в городе делать нечего. А ты нарушил мой приказ.

Тут только Коля увидел в руках Маркова свой альбом, лицо его мгновенно стало пунцовым.

— Ты понял, о чем я говорю?

— Понял.

— И что же ты мне скажешь?

Вместо ответа Коля кошачьим прыжком бросился на Маркова, выхватил у него свой альбом, отбежал на несколько шагов, достал из альбома портрет Гали и изорвал его в мелкие клочья. Потом он медленно вернулся к скамейке и вытянулся перед Марковым, как положено, руки по швам.

— Делайте со мной что хотите, товарищ подполковник. Я виноват, — произнес он, смело глядя в глаза Маркову.

Марков, сдержав улыбку, встал и, пройдя мимо мальчика, направился к землянке. «Вот и объявился у чертенка характер», — подумал он.

Вечером Коля согласно своим обязанностям, как всегда, вскипятил чайник, нарезал хлеб, открыл консервы, поставил на стол три кружки и возле каждой положил по кусочку сахару. Но когда Марков и Галя сели к столу, он остался в своем углу.

— Ты что это? — обратился к нему Марков. — Не желаешь сидеть с нами за одним столом?

Коля вскочил, вытянулся:

— Разрешите, товарищ подполковник, сесть ужинать?

— Садись.

Марков посматривал на Галю: нет, она была такой, какой он ее знал всегда.