На пути встречались нам большие скалы. Целый день ехали возле самых гор, нагроможденных в беспорядке или нависших над берегом моря. Попадалось много больших костей животных. Пять дней мы шли до мыса Сердце-Камень. Тут переночевали. Всего мы в походе уже девять дней. [432]

29 апреля

Бухта Лаврентия. До парохода еще 200 верст. Живем в европейском доме. За 70 дней первый раз умылись, нагрев воды из снега, и сменили белье.

Интересный этот собачий транспорт… Запряжены в каждые нарты 8-10-12 собак. Кормят их раз в сутки. Правит ими чукча, называемый каюром. Делают собаки до 100 километров в день — за восемь суток провезли нас около 600 километров.

Люди не все еще собраны — 40 человек в пути. Погода на берегу стоит отвратительная — каждый день пурга. Готовимся к 1 мая.

1 мая

Сейчас нахожусь в больнице в бухте Лаврентия, где мне будут делать операцию. Больница стоит на берегу залива Берингова моря. В окно видны льды, высокие горы. На горах чернеют пятна, снега уже мало. Погода теплая, хотя и не такая, как у нас, — на лето не похоже.

Челюскинцы наши почти все уже подтянулись. Поход пешком по берегу в общем прошел хорошо; серьезно больных не было, хотя некоторым приходилось ночевать и на льду.

Вспоминаем, как празднуют сегодня 1 мая на материке, как идут по всей нашей советской земле демонстрации… Мы, челюскинцы, вместе с чукчами тоже празднуем 1 мая.

5 мая

Лежу уже третьи сутки после удачной операции. Поправляюсь, но на ноги еще не поднялся. Вчера на самолетах увезли 27 наших челюскинцев в бухту Провидения, к пароходу.

8 мая

Сегодня мне сняли швы. Чувствую себя хорошо, начинаю ходить. В ближайшие дни пароход «Смоленск» подойдет к бухте Лаврентия — для больных это очень удобно. Все челюскинцы в прекрасном настроении. Десять человек сегодня на самолете полетели к пароходу «Смоленск».

14 мая

Пишу на нарте. Пароход прибыл. Началась отправка больных. Для них подготовлены нарты. Кое-кого вынесли прямо на нартах из больницы. Здоровые помогали выводить больных и выносить их вещи. Я смог и сам добраться до нарты.

Прощаюсь с горами и с берегом Чукотского полуострова. С гор уже снег сходит, погода весенняя. Провожают нас красноармейцы и врачи. [433]

16 мая

Пришли в бухту Провидения. Начинается погрузка самолетов. Бухта не широкая, по обе стороны ее большие горы. Здесь льда уже совсем мало. Пролетают большие стаи уток. Погода очень теплая.

20 мая

18-го и 19-го в бухту пришли «Красин» и «Сталинград». Это была замечательная встреча. Был митинг, к нам на пароход приходили матросы. Мы рассказывали, как жили на льдине, а они — как старались спасти нас, пробиваясь через трудные льды. Погрузку самолетов уже кончают…

Сегодня ушли из бухты. Погода прекрасная. Солнце… Тепло… На душе хорошо. Едем домой, на родину…

Неизбежная суета сборов — проверка торбасов, кожанок, снеговых очков, затем прощание с остающимися здесь временно товарищами. И в час дня 14 апреля мы уходим из Ванкарема, куда только вчера-позавчера перебросили нас со льда самолеты Каманина, Молокова, Водопьянова.

Впереди — до 500 километров дороги вдоль берегов Чукотки к Уэллену. Быстро идем по льду залива. 15 километров предстоит нам пройти до мыса Онман. Погода неважная. Дует норд-вест, налетая густыми завесами снега. Дымятся под ногами невысокие заструги. Нас восемь человек — пешая комсомольская бригада: художник Федя Решетников, мотористы Саша Погосов и Виктор Гуревич, машинисты Леня Мартисов и Степа Фетин, боцман Загорский, матрос Синцов и гидробиолог Ширшов — бригадир.

Мы вышли из Ванкарема последней, четвертой партией. Вышли сверх плана, отказавшись от переброски на самолетах, чтобы освободить их для больных, чтобы посмотреть берега Чукотки и [435] поближе познакомиться с бытом чукчей, наконец чтобы просто «проверить свои ноги», как говорит Саша Погосов.

В Ванкареме мы получили только две собачьи упряжки, по одной на четыре человека. Это значительно меньше, чем у бригад, отправленных ранее. Это значит, что ехать на нартах не придется, так как нарты доверху загружены нашими рюкзаками, малицами и спальными мешками. Но легко дышится на морозе, весело скрипит тонкая корочка наста, проваливаясь под ногами, и километр за километром остаются позади…

К семи часам вечера у высоких склонов мыса Онман, в селении с трудным названием Вальхвэквэсин, заканчиваем наш первый переход. 30 километров отделяют нас уже от Ванкарема. Размешаемся на ночлег в двух ярангах, где наши каюры, уехавшие вперед, уже приготовили нам чай.

Назавтра в семь часов утра отправляемся дальше. Но крутому склону поднимаемся на гору. Перевалив через мыс Онман, снова идем по льду у подножья высоких черных обрывов скалистого берега. Федя Решетников то и дело отстает, вытаскивает блокнот и, встав спиной к ветру, зарисовывает суровый профиль утесов.

В пять часов вечера добираемся до селения Нутепенмен. Здесь в просторной яранге вместе с чаем, приготовленным нашими каюрами, нас ожидает неприятная новость. В этом селении была организована база для челюскинцев, но так как мы вышли из Ванкарема вне плана, после всех, то для нас здесь почти ничего не осталось. В Ванкареме же мы получили продовольствия всего на два дня, только муки у нас хватит до мыса Сердце-Камень.

Как быть? Чтобы сократить дорогу и скорее добраться до следующей базы, решаем итти не по берегу Колючинского залива, как идут обычно, а прямо через остров Колючин на мыс Джинретлен, пересекая по льду залив. Дорога здесь труднее, но зато короче на 20 километров.

Снова в пути, снова метет пурга…

— Как в молоке идем, — говорит кто-то из ребят.

Снег под ногами, снег над головой, снег перед глазами — всюду белая пелена снега… Но что хуже всего, — слишком много снега под ногами, то и дело проваливаемся по колено. Сразу начинаешь чувствовать десять часов почти непрерывной ходьбы…

Уже давно идем по льду прямо на остров. В десятый раз ребята спрашивают у каюров, скоро ли Колючин. И неизменно в ответ слышат: [436]

— Колючин чум-ча.

Это значит — Колючин близко. Ох, это «чум-ча»! Оно измеряется у чукчей по крайней мере десятком километров… Лишь поздно вечером в темноте, в пурге неожиданно вырастает перед нами темной стеноп остров Колючин.

Семь яранг, прилепившихся на небольшой площадке у крутого склона, приютили много пришельцев. Целый месяц тут живут летчики и механики самолета «АНТ-4» Ляпидевского, потерпевшего аварию вблизи острова. Днем раньше сюда же пришли восемь челюскинцев из другой бригады, а сегодня еще нас восемь.

На другой день нам не удалось отправиться дальше. Пурга усилилась настолько, что каюры отказались ехать, боясь заблудиться. Еще одна вынужденная ночевка на острове. 16 апреля в четыре часа утра начинаем самый трудный переход.

До наступления ночи нужно пройти почти 70 километров по льду, чтобы достичь ближайшего селения у мыса Джинретлен. Вместе с нами еще четверо из другой бригады, которую мы догнали на Колючине. Нас всего 12 человек и длинный обоз в пять нарт и 50 собак: на острове мы разбогатели, обзаведясь еще одной упряжкой, остальные две принадлежат нашим спутникам. Семь километров идем по торосам, широким кольцом окружающим остров, то проваливаясь по колено в снег, то перепрыгивая по льдинам, и наконец выходим на ровный лед. Но дорога и тут неважная — ведь четвертые сутки метет пурга.

Мы уже несколько часов в пути. Поговорив с каюрами (а это с нашим запасом слов не так уж просто), вырабатываем оригинальный способ передвижения. Группа ребят садится на нарты и уезжает вперед километра за два от остальных. Затем они слезают, идут дальше, а нарты остаются в ожидании остальных. Отдохнувшие собаки быстро везут следующую группу, далеко обгоняя ушедших вперед, забрасывая эту группу еще дальше. Ребята послабее распределены по-двое на нарту, более выносливые ходоки — Загорский, Фетин, Гуревич, Погосов и другие — по-трое на нарту; каждому из них приходится ехать уже не половину, а только треть пути.