Папа был в шоке, увидев Киру, сразу все заслуги приписал мне, что меня еще больше взбесило, а когда я проследил за его взглядом, то просто полыхал гневом. Кольцо с бриллиантом и браслет с драгоценными камнями, просто последний гвоздь в крышку гроба. И то, как она пыталась все это снять, осознавая ошибку.

Но позже, я осознал свою ошибку, в ванной, просто надо поговорить и все станет на свои места… Подарки родителей! Я просто безумный ревнивец!.. Счастливый безумный ревнивец!.. Влюбленный ревнивец!.. Хотелось остаться вдвоем, просто помолчать рядом, обнимать и чувствовать… Все ушло на второй план, стоило прикоснуться к Кире, обед стал проходить как в тумане, очень хотелось домой, все же суть разговоров я уловил, даже пытался участвовать в вяло текущем разговоре.

Могу сказать точно, что семейные посиделки не удались. Мама старалась с застольем, но Кира готовит лучше. Жалко отца, расстроился, а мама так и не решила, что я принимаю решение сам и не нужно меня направлять и более того решать за меня. Сева с женой просидели как наблюдатели, лишнего слова не проронили. Воды в рот набрали что ли? Кира, молодец, держалась с достоинством, не молчала. Ничего так и не поев, я был уже сыт по горло этим обедом, о чем и сказал. Единственно, что хорошо поел, это торт Киры и мы быстро отбыли домой. В машине все косил глазами на Киру. Какая же она у меня красивая, любая одежда её красит.

Уже дома, хочу быстрее поговорить с Кирой, прикоснуться к ней. Спрашиваю детей, как только заходим в дом:

— Дети, вы не голодны?

— Нет, папа.

— Тогда поиграйте в комнате, нам с Кирой надо поговорить.

Иду в комнату вслед за Кирой, застаю ее в попытке снять платье. Ничего не могу с собой поделать, тяну руку, чтобы помочь ей справиться с замком на спине и залипаю от ощущений, касаясь её нежной кожи. Помогаю ей снять его и вижу её белье, моя малышка не перестает удивлять.



— Люблю тебя. — только лишь успеваю сказать моей малышке.

Прижимаю её крепче и целую… Нам не надо слов, чтобы сказать о чувствах, об этом скажут наши тела… Каждый раз, как в первый раз!

Ярослав

После семейного обеда все вернулось на свои места: мы жили своей жизнью, родители своей. Кира занималась домом и детьми, а я работал, чтобы моя семья ни в чем не нуждалась. В награду за мой труд, вечером дома меня ждала моя семья: любимая женщина, дети и вкусный ужин с десертом. Дети рассказывали о своих достижениях, и мы вместе радовались этим успехам. Играли в разные настольные игры, даже Твистер с семьей после рабочего дня, доставляли несравнимое удовольствие мне, а дети визжали от восторга, когда мама с папой падали на коврик. Я чувствовал себя молодым и полным сил мужчиной, у которого детство в одном месте не отыграло. Так, мы растворялись в повседневности, после долгого рабочего дня, во внимании и любви.

Во время игры с детьми, касания, взгляд, улыбка, все эти действия меня будоражили, как подростка в пубертатный период, а отмена чехлов и вовсе срывала крышу. Без футляров… без барьеров… Я едва дожидался ночи, когда дети заснут, чтобы время было только для нас. А его всегда казалось, так мало.

Дни сменялись неделями, закончился январь и наступил февраль.

Все было замечательно, только одной ночью я проснулся от тихих всхлипов Киры. И её тихого шепота.

— Прости, прости…(всхлип)… мама…(всхлип)… не уходи…(всхлип)… Игорек…(всхлип)… я помню…(всхлип)…

Я обнимал её, гладил по спине и волосам, стирал губами её слезы, просто осторожно будил.

— Все хорошо. Я рядом. Не плач, любимая. Что тебя тревожит?

— Просто сон плохой приснился… Спи, тебе завтра на работу.

Я продолжал её гладить по волосам, и мы вновь засыпали.

Бывало такое, что я просыпался один, а через некоторое время Кира возвращалась в постель со стаканом воды в руках. Что я мог сделать в этой ситуации? Она просила не давить на нее. Что же тогда её так мучает по ночам?

Так днем обычная Кира, по ночам просыпалась в слезах, рыдала на моей груди.

— Кошмар? — спрашивал я осторожно.

Она только кивала и всхлипывала. Малышка ты просто рвешь мне сердце в клочья. Я же вижу, как ты страдаешь? Что надо сделать или сказать, чтобы ты со мной поделилась? Мне так больно видеть, как ты истязаешь себя? Я старался обнять её надежнее, гладить ласковее, чтобы прогнать эти кошмары.

Дом она не забросила, все так же выполняла, только это больше было похоже на работу робота, если смотреть со стороны. Выпечки дома прибавилось, что за вечер мы не успевали её съесть, на следующий день была новая. Куда девалась вчерашняя выпечка, я боялся задать вопрос? Неужели она съедала всю оставшуюся выпечку сама? Не может! Она таяла на моих глазах. Не может такого быть! Кира иногда грустила, но я старался отвлечь её от грустных мыслей, как и дети. Иногда вечером, вернувшись с работы, я замечал покрасневшие глаза, будто она недавно плакала. Так прошла неделя, Кира похудела, выглядела уставшей, улыбалась редко, была задумчива.

Я уже собирался найти номер телефона Ульяны и попросить о помощи. Я обещал её беречь! Полез в шкаф переодеваться, заметил, что вещи в шкафу немного сдвинуты и выглядывает коробка из-под детской обуви. Странно, как детская коробка от обуви попала во взрослый шкаф в нашей комнате. Я решил убрать её, но заглянул внутрь и просто на автомате сел на кровать, стал разглядывать содержимое…

Это были воспоминания из прошлой жизни Киры. Детский альбом, судя по имени её первого сына с фотографиями и записями, которые обрываются.

А так же просто фотографии, всей семьи на каком-то празднике. Дети улыбаются, обнимают маму и папу, семейный праздник или просто счастливый момент. Фотография пожилой пары, в чертах которых вижу Киру, значит, её родители. Пара моделей автомобилей красного и синего цвета.

В коробке были в основном фотографии старшего сына, значит, вот что её мучает. Не отпускает, все еще переживает и вспоминает. Я сидел, задумавшись, не заметил, как в комнату тихо вошла Кира.

— Я… я отнесу в свою квартиру… просто… — начала она с порога.

— Поговори со мной. Поделись, что тебя, так тревожит, что ты ночью не можешь спать, малышка?

— Через три дня годовщина смерти родителей. А через неделю год, как не стало Игоря и Стаса. — говорит тихо и смотрит на коробку в моих руках.

— Ты из-за этого так себя мучаешь? — держу коробку, как ядовитую гадюку.

— Не только,… мне свекр звонил… напомнил. Понимаешь,… я почти обо всем забыла, словно и не со мной было… Я счастливая эгоистка, а их больше нет… Живу, люблю… Я их забыла… Понимаешь?

- ***! Ты живой человек, Кира, должна жить, дышать, чувствовать. Ты правильно сказала, их больше нет! Ты можешь их вспоминать, но ты должна жить дальше. Ты о Кирилле подумала? Зачем ты себя так накручивала? Кому стало от этого лучше?

— Не знаю… Прости… Может, мне пока пожить с Кириллом в квартире?…

— Чего ты еще надумала?! Выброси все эти мысли из головы! Мы пройдем через это вместе! Помянем, если требуется! И ты не останешься одна! — откладываю коробку, встаю и обнимаю её и чувствую, как её колотит дрожью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Спасибо, что рядом и терпишь мои заскоки. Не знаю, как бы я пережила все это одна?!.. Пошли, я тебя покормлю.

— Скажи, ты всю выпечку съедала сама? Вину заедала?

— Нет. Ты что, я бы лопнула… Я… я относила её в церковь… Ты не злишься?

— Зачем?

— Для поминовения усопших, так надо.

— Хорошо, не буду вникать. Тебе от этого, легче стало?

— Да, немного. Наташа говорит, что скоро отпустит, главное игнорировать свекра, а лучше занести его в черный список.

— Я полностью с ней согласен. Мудрая у тебя подруга, слушайся её.

— А как же Кирилл? Я не буду ему запрещать общаться с дедушкой.

— Какая ты у меня добрая, что мне страшно за тебя. Коробку можешь оставить, как память. Вины твоей ни в чем нет! Такова судьба. Просто отпусти, не держи в себе. Пойдем, покормишь меня, умираю от голода. И дай мне на всякий случай номера своих подруг.