Хэл уехал с ранчо Флетчеров в отвратительном настроений, спустя две недели оно нисколько не улучшилось. Ковбой по-прежнему чувствовал себя необъезженным конем, пытающимся сбросить седло, только Хэла раздражали не физические путы, а невидимые оковы. Его кололи не шпоры, а мучительные воспоминания. Хэл вспоминал слова, которые пришлось наговорить Андреа, чтобы привести ее в чувство, и на душе у него становилось мерзко.

Перед каждым выходом на арену родео в Меските ему приходилось делать над собой усилие, чтобы выкинуть из головы Андреа и сосредоточиться на предстоящем состязании. Тем не менее, несмотря на то что мысли его были заняты другим, Хэлу удалось выиграть соревнования на неоседланных лошадях, на полудиких необъезженных лошадях под седлом и состязания на время. Он также сумел заарканить и подтащить бычка за рекордное время в восемь целых семь десятых секунды да и по сумме очков в многоборье получил в награду весьма внушительную сумму наличными.

Сложности возникли; только с дикими быками: Хэл успел растерять сноровку и подзабыть некоторые тонкости искусства усидеть восемь секунд на спине брыкающегося быка, держась одной рукой. После первого неудачного раунда в Мееките ему пришлось постоянно выслушивать от Джима лекции о том, как глупо ставить под удар свой рейтинг, связываясь с быками.

После одного случая, когда Хэл с размаху ударился о землю на арене родео, ребра его ныли, как больные зубы. Чокто Джим перевязал его, ворча себе под нос что-то насчет тупоголовых упрямцев, и обклеил Хэла таким количеством пластыря, что ковбой стал походить на мумию. Но решимости у Хэла не убавилось. В состязаниях на быках он занял четвертое место, и это позволило ему получить в кассе дополнительные восемьсот долларов.

В Финиксе, как выяснилось, Хэлу пришлось соревноваться е лучшими мастерами езды на быках, а сами быки оказались на редкость свирепыми. Постепенно к Хэлу стали возвращаться прежние навыки; сложного искусства усидеть на спине быка, и его показатели улучшились. Ковбой не только завоевал первое место в своих обычных видах соревнований, но набрал больше восьмидесяти очков, в состязаниях на быках, и у него появились неплохие шансы на победу.

Когда дела пошли хороню, у Хэла возникло искушение позвонит Андреа и узнать, как она справляется. Однако он вовремя подавил это желание. Он не разговаривал с ней шестнадцать дней, неужели не хватит выдержки продержаться и семнадцатый?

Хэл хотел дать Андреа время на раздумье; пусть поймет, что он совершенно ей не подходит. Резкость, с какой он отверг ее, в конце концов должна пойти ей на пользу. В три волшебных слова «я тебя люблю» он верил ничуть не больше, чем, к примеру, в Сайта-Клауса. Хэл считал, что поступил правильно, вот только плохо, что совесть совсем его замучила.

Ночами в дешевых мотелях он слишком часто лежал без сна, и перед глазами вставал образ, который он поклялся забыть, едва покинет ранчо Флетчеров. Но руки помнили ощущение шелковистой кожи под пальцами, тело помнило, как сплеталось в интимном объятии с тем нежным телом, и эти воспоминания жгли его плоть и разум, как раскаленное клеймо. Бывали ночи, когда он желал Андреа каждое мгновение, не мог даже вздохнуть без того, чтобы не вспомнить горячие волны наслаждения, захлестывавшие его, когда он слился с ней в единое целое, стал живой, дышащей частью ее существа.

Но несмотря на свои мучения, Хэл по-прежнему смотрел на вещи трезво и понимал, что чувство, которое Андреа приняла за любовь, на самом деле было лишь следствием растерянности и тоски, вызванных отчаянным положением. Андреа нуждалась в сочувствии, хотя и не хотела этого признавать. К тому же после смерти родителей в ее душе образовалась зияющая пустота, и девушка бессознательно искала, чем бы ее заполнить.

Страсть помогла ей выстоять, стала опорой в трудную минуту, ни больше ни меньше — это Хэл, кажется, заставил ее понять, перед тем как уехать. Он также намеренно подставил себя под удар ее гнева послужив своего рода отдушиной для выхода другого долго сдерживаемого чувства. И вот теперь Хэлу осталось только вспоминать выражение боли в фиалковых глазах и нести груз вины за собственные слова.

— Сосредоточься, — проворчал Чокто Джим, когда они с Хэлом зашагали в сторону загонов с быками. — Если уж тебе так невтерпеж оседлать быка, чтобы заработать лишние деньги, то постарайся думать о том, что делаешь.

— Да, мэм, — с усмешкой ответил Хэл. Временами дядя Джим обращался с ним как с несмышленым малолеткой.

Черные глаза Джима так пристально уставились на Хэла, что ковбой почувствовал себя пришпиленной бабочкой под взглядом коллекционера.

— Если тебе не хватает соображения признаться мне и себе самому, что в последние две недели ты стал непозволительно рассеянным, то по крайней мере послушай, что говорят о том быке, который тебе достался по жеребьевке. В финале тебе предстоит оседлать зверя по кличке Крокодил.

Хэл недовольно вздохнул и потянулся за смотанной в кольцо веревкой. Он неторопливо и основательно проверил крепления и петлю, смазал металлические детали и только потом повернулся к Джиму.

— Ну ладно, матушка-наседка, выкладывай, что там говорят о Крокодиле.

Чокто Джим бросил на Хэла хмурый взгляд.

— Заруби себе на носу, если ты не сосредоточишь все внимание на этом чудовище, Крок сожрет тебя живьем. Поскольку еще никому не удалось продержаться на этом звере весом в двенадцать сотен фунтов, то у тебя есть шанс сорвать неплохой куш, за которым ты так гоняешься… или, если проиграешь, — добавил Джим с многозначительным взглядом, — наказать себя за какое-то преступление, о котором мне остается только догадываться. В любом случае тебя ждут восемь секунд сущего ада от первого прыжка с настила до финального гонга.

Джим указал на рубашку Хэла, а точнее, на ту ее Часть, что скрывала залепленные пластырем ребра.

— Твоим многострадальным ребрам здорово достанется, можешь сразу к этому приготовиться. Крок — самый коварный бык на всем родео. Эта громадина — помесь брамина с герефордской породой, он большой мастер вертеться и брыкаться, а нрав у него — гнуснее не придумаешь.

Молча слушая Джима, Хэл размотал веревку, потом натянул на правую руку кожаную перчатку (этой рукой он должен был держаться за петлю, а вторую руку по правилам полагалось поднимать вверх). По тону опытного ковбоя чувствовалось, что он озабочен предстоящим состязанием.

Может быть, Джим прав, и он действительно втайне наказывает себя.

«Может быть? Гриффин, хоть себя-то не обманывай!»

Он овладел чистой невинной женщиной, а потом оттолкнул ее от себя только за то, что она вообразила, будто влюбилась в него. Все быки мира с их рывками, прыжками и зубодробительными толчками не способны заставить его забыть о содеянном.

— Следи за рогами Крока, хотя они и подпилены, — продолжал наставлять Чокто Джим. — Этот кровопийца может подцепить тебя на рога так быстро, что и моргнуть не успеешь. Как только окажешься на земле — не важно, в каком ты будешь состоянии, — постарайся сразу же убраться с его дороги. Крок прославился тем, что преследует ковбоев. Помнишь, был тут Джастин Симмс, новичок из Монтаны, подавал большие надежды? Так вот: он уже угодил по милости этого быка в больницу. После знакомстве Кроком у парня вывихнуто колено, а на бедре остался синяк размером с его родной штат.

Хэл мрачно кивнул и стал перелезать через ограждение загона. Он всецело сосредоточился на предстоящем испытании. Репутация Крокодила явно заслуживала солидной суммы денег, обещанной победителю, и пятьдесят очков, в которые оценивалось это состязание, тоже говорили о многом. Если верить Джиму, Крок более чем готов выполнить свою часть работы. Все, что требуется от Хэла, — это болтаться у него на спине и при этом получше выглядеть.

Хэл еще не успел перекинуть ногу через верхнюю перекладину ограждения, когда длинные пальцы Джима схватили его за руку.

— Тебе не обязательно это делать, — прошептал Джим. — По результатам многоборья в Меските да и здесь в Финиксе, ты уже заработал достаточно. На черта тебе связываться с этим дьяволом? — Видя, что Хэл не отвечает, Джим добавил: — Если ты все-таки решил этим заняться, надеюсь, ты хорошо понимаешь, что делаешь и зачем.