Эльва возвращалась. Она уже видела свой дом, когда произошло нападение.

Девятьсот тридцать миль — путь по вековым лесам, в рассеянном листьями солнечном свете, по горам, среди травы и первых алых цветов-светильников, раскачивающихся на весеннем ветру, ночевки под открытым небом или в хижине какого-нибудь лесного отшельника, а однажды — в стойбище альфавалов — и дикий маленький народец щебетал о чем-то во тьме, не сводя с нее светящихся глаз… И вот она возвращалась. Она спешила, потому что знала, как ее ждут: человек, два года назад ставший ее мужем, годовалый ребенок, озеро поля, дым, поднимающийся в сумерках из труб.

Фрихольдер Тервола должен был одинаково хорошо справляться с обязанностями и с правами. Раз в сезон он сам или его представитель обязаны были объехать округ. По горам, через леса и глубокие долины, от Озерного Края до Тролля, а потом по реке Быстрого Дыма снова на юг — таков путь, по которому вот уже два столетия объезжали землю предки Карлави. Весной и летом, сквозь пурпур и золото осени — на хайлу; зимой, когда снег скрывает все следы — на мотосанях обходит Фрихольдер свою территорию. Изолированные фермерские кланы, охотники, ловцы, весовщики, полицейские, несущие патрульную службу, все идут к нему со своими спорами и заботами — как к судье и вождю. Даже кочевники-альфавалы привыкли ждать его на своих тропах, веря, что он исцелит больных и раненых, и пытаясь на ломаном человеческом языке изложить проблемы более сложные.

Однако на этот раз Карлави и его судебные приставы были более озабочены новой плотиной через Оулу. Старую размыло прошлой весной, после необыкновенно снежной зимы, — и 5000 гектаров низменности оказались затопленными. Инженеры из Юваскула, единственного города на Вайнамо, разработали новый проект, учитывающий экстремальные условия. И Карлави решил строить по нему.

— Но, черт побери, — сказал он, — здесь потребуется каждый знающий человек. Я — в том числе. Работу надо кончить до того, как земля просохнет, чтобы ферропласт успел связаться с почвой. А ты сама знаешь, какая сейчас нехватка рабочей силы в нашем округе.

— Кто же тогда отправится в объезд? — спросила Эльва.

— Вот уже чего не знаю, — ответил Карлави и провел рукой по своим каштановым волосам. Он был типичным вайнамоанцем: высокий, светлолицый, скуластый, с раскосыми голубыми глазами. Носил рабочую одежду, обычную в округе Тервола: кожаные брюки с бахромой, клетчатая рубашка фамильной расцветки. Ничего романтического в облике. И, однако, сердце Эльвы замирало каждый раз, когда он смотрел на нее. Даже спустя два года.

Он достал трубку и нервно набил ее.

— Кто-то должен. Человек, который сумеет правильно воспользоваться аптечкой и, главное, разберется в человеческих сложностях. Человек с авторитетом. В нашей округе, дорогая, люди мыслят более традиционно, чем в Рууялке. Они не позволят кому попало выносить себе приговор. Как посмеет арендатор улаживать спор между двумя пионерами? Это должен быть или я, или бейлиф, или…

Он замолчал.

Эльва поняла недосказанное.

— Нет! — воскликнула она. — Я не смогу! Я имею в виду…

— Ты моя жена, — неторопливо произнес Карлави. Одно это, по давнему обычаю, дает тебе такое право, а еще — ты дочь Владетеля Рууялки, что по значимости почти равноценно мне. Даже если ты доберешься до противоположного края континента, где люди занимаются рыболовством и земледелием, а не живут за счет леса. — Лицо его осветилось улыбкой. — Надеюсь, ты больше не удивляешься, что Фрихольдеры Тервола такие ужасные снобы!

— Но Хауки, я не могу оставить его.

— В твое отсутствие Хауки отвратительно избалуют обожающая его кормилица и десяток местных женщин. Уж ему-то будет прекрасно. — Скривившись, Карлави отогнал мысли о сыне. — Единственный, кто будет скучать, это я. Так будет тоскливо.

— Ох, дорогой! — выговорила Эльва, необычайно растроганная.

Спустя несколько дней она отправилась в путь.

Запоминающихся впечатлений хватило. Спокойный, убаюкивающий шаг шестиногого хайлу, бессмысленное ничегонеделание километр за километром, в то время как тело, кожа, мускулы, кровь, все древние инстинкты обновлялись и наполнялись свежестью, никогда ранее не испытанной; безмолвие гор и сверкающий на солнце лед на склонах, пение птиц в лесах и журчание рек; грубоватая сердечность гостеприимства, когда ей приходилось просить ночлег у какого-нибудь пионера; жутковатое доброжелательство стойбища альфавалов… Она радовалась, что познакомилась с такой жизнью, и надеялась испытать это снова.

Опасности никакой не было. Последний случай насилия на Вайнамо (если не считать случайных драк) произошел столетие назад. А от ураганов, обвалов, наводнений, хищных животных она была защищена ненавязчивым присутствием Хуивы и нескольких других «прирученных» альфавалов, умеющих пользоваться простейшими орудиями труда и произносить элементарные фразы. Все в них — длинные уши, плоские носы, каждый мягкий зеленый волосок на крошечном тельце, — было целесообразно. Это была их планета, здесь они эволюционировали, хотя и остались скорее животными, нежели разумными существами. Эльву их инстинкты и рефлексы защищали надежнее, чем это смог бы сделать вооруженный конвой.

Однако с каждым днем она все сильнее скучала без Карлави и Хауки. И когда она оказалась наконец на границе расчищенной территории, высоко на склоне Горы Хонбака, и увидела внизу Тервола, мгновенные слезы ожгли ей глаза.

Хуива, придерживая своего хайлу рядом, показал пальцем вниз и прощебетал:

— Дом. Пища ночью. Постель мягко.

— Да! — Эльва напряженно прищурилась. — Ну что я за плакса? — спросила она себя, начиная сердиться. — Я дочь Владетеля и жена Фрихольдера. У меня университетский диплом и медаль за стрельбу из пистолета. Девушкой я плавала по штормовому морю и ныряла в гроты, где гнездились веер-рыбы. Женщиной я принесла сына в мир… я не буду реветь!

— Да, — сказала она. — Давай-ка поспешим.

Она ударила пятками по ребрам хайлу и галопом понеслась вниз. Ее длинные, соломенного цвета, волосы были заплетены, но одна из прядок выбилась наружу и моталась теперь перед глазами. Копыта звенели по камням. Мимо нив и пастбищ, которые так еще и не просохли с зимы, но уже приобретали летний оттенок, — вниз, к огромному металлическому листу озера Рованиеми, а потом через долину, к ее противоположному краю, где Большая Миккела возносится ввысь, такая же высокая и голубая, как и небо. Поселок вытянут вдоль озера — родная красная черепица крыш, корпуса пищевого комбината, дорога, окаймленная деревьями, ведущая к усадьбе Фрихольдера, солнечные блики множества окон… Они уже наполовину спустились по склону, когда Хуива вскрикнул. Эльва знала быстроту его реакции. Насторожившись, она выхватила пистолет из кобуры: «Что там такое?» Хуива скорчившись в седле, одной рукой он показывал в небо. Сперва Эльва не могла понять. Самолет, снижающийся над озером… что тут необычного? И тут она обратила внимание на форму. Прикинула расстояние и поняла, что это за самолет.

Он быстро опускался, окутанный спокойным неярким мерцанием антигравитационных полей, сигарообразный, блестящий. Эльва спрятала пистолет в кобуру и приложила к глазам бинокль. Теперь она могла рассмотреть его подробно: орудийные башни, лодочные ангары, грузовые шлюзы, наблюдательные посты. На бронированном носу начертана эмблема: рука в перчатке стиснула орбиту планеты. Ни о чем подобном она даже не слышала.

Но…

Сердце ее застучало так громко что она уже почти не воспринимала крики ужаса, издаваемые альфавалом.

— Звездолет, — выговорила она. — Звездолет. Знаешь ты такое слово? Как корабли моих предков, прибывших сюда давным-давно… Ну, не беспокойся! Это большой самолет, Хуива! Пойдем!