Вскоре с холма спустился Мера, ведя за собой Элвина-младшего. Сказитель не мог заговорить первым, поскольку участвовал в прежней беседе. Но будет еще хуже, если первым скажет слово Элвин, поскольку именно его имя связывали с несчастьями. Поэтому Сказитель внимательно посмотрел Мере в глаза и чуть-чуть приподнял бровь, показывая, что начать разговор следует ему.

– А-а, папа решил остаться наверху. Приглядеть за жерновом, – ответил Мера, думая, что Сказитель удивляется, почему не пришел Элвин Миллер.

Сказитель услышал, как Дэвид и Кальм облегченно вздохнули. Третий заговоривший не имел на уме дурного, так что теперь Элвину-младшему ничего не грозило.

– А что может случиться с камнем? Никогда не слышал, чтобы краснокожие воровали булыжники, – заинтересовался Сказитель тем, что Миллер решил вдруг приглядеть за каменоломнями.

– Порой очень странные вещи случаются, в особенности с жерновами, – поморщился Мера.

Завязывая узлы, Элвин перешучивался с Дэвидом и Кальмом. Он старался затянуть веревки как можно крепче, но Сказитель заметил, что дар вязать узлы здесь вовсе ни при чем. Стоило Элвину-младшему потянуть за веревку, как она сразу натягивалась и глубоко впивалась в зарубки на бревнах, надежно стягивая дровни. Если не приглядываться, этого можно было бы и не заметить, но Сказитель видел все собственными глазами. Веревки, завязанные Элом, будут держать вечно.

– Ну вот, теперь можно хоть на воду спускать, – поднялся с колен Элвин, чтобы повосхищаться своей работой.

– Этот плот поплывет по твердой земле, – сказал Мера. – Папа говорит, что к воде не подойдет, даже чтоб помочиться.

Поскольку солнце уже клонилось к западу, они принялись разводить костер. Днем их согревала работа, но ночью понадобится добрый огонь, чтобы отгонять животных и осенние холода.

На ужин Миллер не спустился, и когда Кальм принялся собирать еду в корзину, чтобы отнести отцу на холм, Сказитель предложил помочь.

– Ну, не знаю, – неуверенно протянул Кальм. – Я и сам справлюсь.

– Мне бы очень хотелось побывать наверху.

– Папа – он не любит, когда во время работы над камнем вокруг бродит много людей, ну, вот как сейчас. – На лице Кальма промелькнула робость. – Ведь он мельник, и это его будущий жернов.

– Я один – не так уж много, – резонно возразил Сказитель.

Кальм ничего не ответил. Сказитель последовал за ним по тропинке, вьющейся среди скал.

По пути они миновали два камня, из которых были вырезаны предыдущие жернова. Гладкие следы срубов, плавно закругляясь и образуя практически идеальный круг, шли от вершины камней до самой земли. Сказителю за свою долгую жизнь не раз доводилось наблюдать работу каменотесов, но такого он не видел никогда: как будто из скалы взяли и вытащили большой ровный круг. Обычно каменотесы откалывали кусок гранита и обтесывали его на земле. В этом содержалось немало преимуществ, главным из которых было то, что заднюю сторону камня иначе не обтесать, если специально не выбрать плоскую, не очень большую скалу. Кальм не стал задерживаться рядом с разработками, поэтому Сказитель не успел хорошенько разглядеть камни, из которых были вытесаны прежние жернова. Он так и не понял, каким образом каменотесу, трудившемуся здесь, удалось срезать заднюю часть камня.

Новое место разработок ничем не отличалось от предыдущих. Миллер сгребал обломки гранита в ровную кучку перед будущим жерновом. Сказитель задержался поодаль и, воспользовавшись тем, что солнце не совсем село, внимательно осмотрел скалу. За один день, без чьей-либо помощи, Элвин-младший гладко обтесал внешнюю сторону камня и обрезал по краям, сделав окружность. Создавалось впечатление, будто к скале зачем-то прилепили новенький мельничный жернов. Даже дырка в середине камня, где пройдет ось мельничного механизма, была уже просверлена. За один-единственный день Элвин проделал всю работу. Правда, никакой резец в мире не сможет отделить камень от скалы.

– У мальчика действительно дар, – удивился Сказитель.

Миллер буркнул что-то невнятное.

– Слышал, ты собираешься провести здесь всю ночь, – продолжил Сказитель.

– Правильно слышал.

– Не возражаешь, если я присоединюсь?

Кальм закатил глаза.

Но Миллер, подумав немножко, пожал плечами:

– Устраивайся.

Кальм, широко раскрыв глаза, смерил Сказителя удивленным взглядом. Потом вздернул брови, как бы намекая на чудеса, которые еще случаются.

Поставив корзину с ужином для Миллера, юноша зашагал вниз по тропке. Элвин-старший опустился на землю рядом с кучей каменных осколков.

– Поесть успел?

– Я лучше наберу хвороста для костра, – ответил Сказитель. – Пока совсем не стемнело. Ты ешь.

– Поосторожней там, на змею не наступи, – предупредил Миллер. – В основном они уже расползлись по норам, готовясь к зимней спячке, но всякое бывает.

Сказитель внял предупреждению, но ни одной змеи так и не увидел. Вскоре перед ними весело плясали жаркие огоньки, жадно пожирая огромное бревно, которое будет гореть до самого утра.

Завернувшись в одеяла, они легли рядом с костром. Сказителю вдруг пришло на ум, что Миллер мог бы найти местечко поуютнее, чем лежать чуть ли не на куче щебня. Но, видимо, по каким-то причинам мельнику не хотелось спускать глаз с будущего жернова.

Сказитель завел разговор. Он отметил, как, должно быть, тяжело отцам воспитывать детей – надежда наполняет сердца, но смерть приходит нежданно и отнимает ребенка. Сказитель правильно угадал тему, потому что вскоре говорил в основном Элвин Миллер. Он рассказал, как его старший сын Вигор погиб в реке Хатрак спустя считанные минуты после рождения Элвина-младшего. Затем принялся описывать всевозможные переделки, в которые за свою жизнь попадал Эл-младший, каждый раз проходя на волосок от смерти.

– И в каждой передряге всегда участвовала вода, – подвел итог Миллер. – Мне никто не верит, но я говорю чистую правду. Во всем была виновата вода.

– Вопрос состоит в том, – догадался Сказитель, – несет ли вода зло, пытаясь уничтожить хорошего и доброго мальчика? Или, наоборот, пытается сделать добро, стерев с лица земли злую силу?

Многие, услышав похожие слова, наверняка бы разозлились, но Сказитель давным-давно отчаялся научиться предугадывать вспышки гнева Элвина-старшего. К примеру, сейчас он вовсе не разъярился.

– Я сам об этом думал, – признался Миллер. – Я все время приглядываюсь к нему, Сказитель. Он обладает даром вызывать у людей любовь. Даже сестры обожают его. Он беспощадно измывается над ними с тех самых пор, как достаточно подрос, чтобы плюнуть им в тарелку. И они платят ему той же монетой, подстраивая всякие гадости, – и не только на Рождество. То носки зашьют, то измажут сажей стульчак в туалете, то иголок в ночную рубашку напихают, но вместе с тем они готовы умереть за него.

– Мне приходилось встречаться с людьми, – промолвил Сказитель, – которые обладали даром завоевывать любовь ближних, вовсе не заслуживая ее.

– Вот и я боюсь того же, – вздохнул мельник. – Но парнишка даже не подозревает о своем даре. Он не вертит людьми как попало. Совершив проступок, он сносит заслуженное наказание. Хотя мог бы остановить меня, если б захотел.

– Как же это?

– Ему хорошо известно, что иногда, глядя на него, я вижу Вигора, своего первенца. И тогда я не способен поднять на него руку, хоть это и пошло бы ему на пользу.

«Может, отчасти, так, – подумал про себя Сказитель. – Но это еще не вся правда».

В воздухе повисла тишина. Чуть спустя, когда Сказитель приподнялся на локте, чтобы поправить лежащее в огне полено, Миллер наконец решился рассказать то, за чем пришел Сказитель.

– Есть у меня одна история, – сказал он, – которая подошла бы для твоей книжки.

– Ну, попробуй, – пожал плечами Сказитель.

– Но случилась она не со мной.

– Тогда ты должен был присутствовать при происходящем, – произнес Сказитель. – Я выслушивал самые сумасшедшие басни, которые якобы случились с другом брата одного знакомого.