– Конец тебе, фараон, – ледяным голосом сказал папа. Подошел к одной из витрин и грохнул кулаком по стеклу. Стекло не разбилось. Тогда папа просто выдвинул из-под стекла деревянный лоток и небрежно сгреб с него что-то.

Сюрикены! Я вспомнил, что именно здесь хранилось смертоносное оружие ниндзя, и затаил дыхание. А фараон, почуявший неладное, побежал к папе, крутя меч над головой.

– Ий-я! – крикнул папа и по очереди метнул в фараона всю горсть сюрикенов. Метнул просто шикарно, всеми возможными способами: навскидку, через плечо, с замахом от живота, а под конец, уворачиваясь от меча, в падении. Все сюрикены нашли цель и вонзились в фараона.

Концы сюрикенов торчали из Неменхотепа IV, как иглы из ежа. Фараон слегка покачивался, но еще стоял. В шоке, наверное. Папа медленно поднялся с пола, в глазах его были слезы.

– Прости, фараон, – прошептал папа. – Так получилось…

Неменхотеп поднял руку и вынул изо лба сюрикен. Задумчиво осмотрел его и бросил на пол. На лбу появилась капелька крови, и все. Даже дырки не осталось. Потом фараон встряхнулся, как мокрая кошка, и сюрикены осыпались на пол. Папа сразу прекратил сокрушаться.

– Оживитель! – заорал я. – Он еще включен! Стас, доставай!

Он уже и сам понял. Вытянул из кармана пульт, поглядел на переключатель и горестно закричал:

– Включен! Неменхотеп неуязвим!

– Так выключайте, чтобы уязвимым стал! – крикнул нам папа, отбегая обратно к экспозиции японского оружия. Ему предстоял еще один бой. Но, между прочим, по его же вине: кто просил папу щелкать переключателем? А если бы у нас в карманах лежали портативные атомные бомбы? Никогда нельзя ничем щелкать и нажимать на кнопки, если не знаешь, какой получишь результат!

Стас послушно выключил оживитель. И фараон, на мгновение остановившись, замотал головой. Почувствовал, видимо. Но все же крикнул в потолок:

– Слава тебе, о Осирис, сделавший тело мое прочно-неуязвимым против ударов Сета!

Папа тем временем вооружался. Он взял в правую руку кусари-чигирики, в левую – тонфу. Грозно потрясая кусарями, произнес:

– Последний раз предупреждаю тебя, фараон…

Но Неменхотеп не стал его слушать. Он ринулся в атаку. И закипела жестокая битва.

Вначале побеждал папа – за счет экзотичности своего оружия и удивления фараона, который почувствовал боль от ударов. Папа два раза съездил Неменхотепу по голове тонфой – это напоминало разборку американского полицейского с гаитянским эмигрантом. Потом удачно набросил кусари-чигирики на ноги фараона и свалил его на пол.

Но и Неменхотеп оказался бойцом не промах. Ударом меча он перерубил цепь на кусарях-чигириках, и папа остался с древком, на котором болтался обрывок цепи. Другая часть цепи вместе с грузиком вдребезги расколотила древнюю вазу, лишь неделю назад отреставрированную мамой.

– Па-па, па-па! – скандировали мы со Стасом.

Папа и фараон сражались. Неменхотеп еще раз получил тонфой по голове, а это очень больно. Американские полицейские не зря свои дубинки с них скопировали. Но, видимо, ожив, фараон получил огромный запас сил. Он махал мечом как заведенный, а от ударов лишь морщился, но не отступал.

– Анубисга гордак векп фараонга![31] – крикнул я в надежде отвлечь его. Но Неменхотеп лишь начал скверно ругаться.

Когда он окончательно прижал папу к стене, а мы со Стасом готовы были разреветься, папа вновь продемонстрировал виртуозное мастерство. Он с жутким воплем бросил себе под ноги какой-то кулечек, и по глазам резанула яркая вспышка. Когда мы вновь прозрели, папы уже не было, а Неменхотеп бродил по кругу, растирая слезящиеся глаза и ругаясь уж совершенно неприлично. Я даже не ожидал, что древнеегипетский такой богатый. Временами, делая просвет между непристойностями, фараон выкрикивал:

– Где ты, мерзкий Сет! Ну дай мне намотать твои кишки на твою голову! Ну дай мне потоптать тебя ногами, осквернитель гробниц!

– Каких гробниц? – возмутился Стас.

Тут фараон услышал его и кровожадно улыбнулся:

– Ладно, я пока изрежу на кусочки твоих прислужников!

Мы с братом со страху прижались друг к другу. Но папа отозвался – из соседнего зала, австралийского.

– Я здесь, любимая, приходи, чтобы я поцеловал тебя!

Это было одно из немногих известных папе египетских предложений. Мама научила. Но фараон воспринял папины слова уж совершенно ужасно. Он заорал такое, что я вначале ничего не понял, а потом обрадовался, что не понимал. Фараон высоко поднял меч и бросился в австралийский зал. Мы – следом.

– Последняя битва, – дрожащим голосом возвестил Стас. Я не ответил. И так было ясно, что сейчас все решится.

Папа стоял в самом конце зала. В руке у него был боевой бумеранг из железного дерева. За резинкой трико – еще один.

Фараон бежал на папу, как носорог на аборигена. Папа отвел руку и небрежно бросил бумеранг. Тот с жужжанием разрезал воздух и стукнул фараона по лбу. Неменхотеп недоуменно крякнул и сел на корточки.

– Браво! – закричал я.

– А почему бумеранг не вернулся? – поинтересовался Стас.

Папа повернулся к нам и гордо пояснил:

– Бумеранги возвращаются, только если промажешь. А боевые бумеранги не возвращаются вообще.

Фараон неуверенно привстал. Папа не целясь метнул второй бумеранг.

– А почему боевые не возвращаются? – полюбопытствовал Стас.

– Видишь ли, это связано с аэродинамикой… – повернувшись к Стасу, начал папа.

Этот бумеранг был неправильный. Или не боевой. Он вернулся.

Тюкнутый в затылок бумерангом, папа тоже сел на корточки. Он слабо мотал головой, но остальные члены у него не двигались.

Фараон доковылял до папы и высоко занес бронзовый меч.

– Сейчас убью тебя, потом – твоих прислужников, – сообщил он.

Я схватил стоящий в углу зала веник – ну хоть чем-то надо запустить во врага. Но тут из-за спины послышался совершенно ледяной голос:

– Неменхотепшиша![32]

Удивленный фараон обернулся. Мы тоже. За нами стояла мама… С муми-бластером в руках!

– Получай, женишок, – сказала она по-русски, нажимая на спуск. Музей озарился голубым сиянием, запахло озоном и жареным мясом. Фараон, не выпуская меча, рухнул на пол.

– Ма-ма-ма-мама! – взвизгнул Стас. – Так, так, так ты… ты…

– Линка, – голосом мумифицированного фараона произнес я. – Мама. Хайлине. Мама.

Членораздельные звуки давались нам с трудом. В отличие от папы. Он тоже все понял – все-таки чтение фантастики даром не проходит.

– Ты в музей пошла, чтобы за нами следить, чтобы фараона убить, чтобы с женихом расквитаться, чтобы нас с детьми спасти… – Папа глотнул воздух и с незнакомой интонацией продолжил: – Потому что ты была его невестой, потому что в Древнем Египте родилась, потому что тебя наши дети спасли, потому что они тебя в Ташкенте оставили, потому что ты всю жизнь узбечкой притворялась, потому что знала все наперед, потому что специально пацанов древнеегипетскому учила…

– Потому что я вас люблю, – просто сказала мама, пряча в карман бластер. И тут мы с братом не выдержали и бросились ее обнимать. А Стас завопил:

– Я же говорил, что мы найдем тебя! Вот и нашли! Сегодня! Сегодня, мама!

Я подумал, что он не совсем прав и это мама нас нашла. Точнее, даже родила. Но спорить не стал.

А папа сидел над свежемумифицированным фараоном и слабым голосом продолжал:

– …потому что я женился на невесте фараона, потому что наши дети его сварили в кипящем масле, потому что я с Неменхотепом на бумерангах дрался, потому что…

Это Шидла дал маме муми-бластер, прощаясь. Оставил вещь из будущего в прошлом! Не зря он считал себя преступником. И все же благородство победило. Когда мы немножко привели музей в порядок, уложили фараона в саркофаг, а папу подняли с пола и привели домой, то сразу же уселись пить чай и разговаривать. Тут нам мама все и поведала.