Джим остановился, поджидая высокого, мускулистого мужчину, а когда тот подошел, вопросительно уставился на него.

— Харлэн, Текс и Эд разбили лагерь на берегу реки в паре миль отсюда, — произнес Рустер.

— Как ты узнал?

— Я услышал, как одна из потаскушек жаловалась на какого-то незнакомого парня, который плохо с нею обращался, когда она его обслуживала. Когда она его назвала рыжим дьяволом, мне сразу в голову пришло, что это может быть Харлэн. Ты же знаешь, как он обращается с женщинами. Ну, а потом я подумал, что если я прав, то Эд и Текс будут с ним. Короче, я пошел на окраину города и обнаружил следы копыт трех лошадей. Я отправился по ним и вышел на их лагерь.

— А не видел с ними незнакомца — высокого бородатого мужчину?

— Нет, там были только они и бутылка виски.

— .Ну ну. Давай-ка посмотрим, что эти ублюдки делают в Коттонвуде.

Джим повернулся и направился назад в конюшню. Рустер двинулся за ним следом.

Спустя минуту они оседлали лошадей и направились за город. Первые полторы мили они проскакали галопом, потом поехали потише, чтобы не спугнуть трех бандитов, разбивших лагерь у реки. Однако, вскоре Джим и его спутник обнаружили следы потухшего костра, Рустер замысловато выругался.

— Они тут были недолго, — произнес Рустер, обследовав кострище и обнаружив, что слой серого пепла был не толстый.

— Угли еще теплые, — сказал он, запустив пальцы в пепел, — и, похоже, они уехали совсем недавно.

Рустер выпрямился во весь рост, отряхнул руки и посмотрел на Джима:

— Думаешь, они дали тягу, потому что нас услыхали?

— Скорее всего: звуки далеко по воде распространяются, — Латур снова сел в седло и направил жеребца по следам, которые тянулись вдоль берега. Проехал он всего около сотни ярдов, когда следы подошли к самой реке и там исчезли. Джим задумчиво смотрел на текущую воду и гадал про себя, куда могли направиться эти трое — вверх по реке или вниз? Потом, так ничего и не решив, раздраженно помотал головой. В конце концов, какая разница? Даже если он и угадает направление, в котором тронулись эти трое, ему все равно не найти их следов, потому что они могли ехать по воде сколько угодно, прежде чем вышли на берег. Джим развернул своего коня и направился назад в город.

— Нет смысла их преследовать, Рустер. Все равно минут через пятнадцать начнет темнеть.

Рустер тоже тронул поводья и догнал своего друга.

— А почему бы не предположить, что Харлэн пробрался в город просто, чтобы переспать с какой-нибудь шлюхой? Вообще-то ему нравятся краснокожие, но их в округе не очень много.

Джим минуту помолчал, а потом со зловещим блеском в глазах ответил:

— Я думаю, что он разыскивает мою новую певицу Сэйдж Ларкин. Полагаю, что Харлэна нанял ее деверь, чтобы эти трое доставили ее к нему. Этот дьявол буквально сошел с ума от желания заполучить Сэйдж и готов на все. Совершенно точно, что по его заданию эта троица убила его брата, мужа Сэйдж.

Я уверен, что Сэйдж угрожает серьезная опасность от этого негодяя. Поэтому я хочу, чтобы, когда меня нет в городе, ты следил за нею в оба. Я, вообще, хотел тебя просить, чтобы ты ночевал у меня в кухне, пока я не разыщу этого ублюдка.

Рустер ухмыльнулся.

— Думаешь, Тилли мне позволит?

— В обычной ситуации, конечно, нет. Но тут, когда я ей объясню, в чем дело, она не будет против.

— Тогда о'кей. Я сегодня же ночью расположусь перед ее дверью.

И оба всадника, дав шпоры, пустили лошадей по прибрежной дороге в галоп.

Когда Джим поднимался по лестнице черного хода в комнаты над салуном, ему был слышен голос Сэйдж, певшей песню о любви. Джим остановился перед дверью своей комнаты, чтобы ее послушать, и вдруг подумал: «Заметила ли она сегодня его отсутствие? И если да, как к этому отнеслась, что подумала? Может, стоит переодеться и пойти в зал, сесть на свое обычное место?»

В конце концов, Джим решил этого не делать. Еще опять подумает, что он за ней ухаживает, а она на этот счет крайне щепетильна; ей хочется сохранить независимость и поскорее уехать отсюда.

Лучше он пойдет в кухню и поужинает, а когда Сэйдж закончит свою программу, они поиграют в покер.

Джим совсем было уже собрался идти к лестнице, чтобы спуститься в зал и успеть к Сэйдж раньше всех ее поклонников, которые сейчас в благоговейном молчании слушали ее пение, как вдруг вспомнил, что сегодня после выступления Сэйдж ужинает с доктором.

Латур замер на верхней ступеньке. Что, если Харлэн вновь пробрался в город? Джон не сможет защитить Сэйдж от этого громилы!

Ему страшно не хочется этого делать, но, видимо, придется пойти в этот чертов ресторан и последить за ней. «Возможно, — думал Джим, — удастся устроиться за каким-нибудь угловым столиком так, что она и знать не будет о его присутствии. Еще не хватает, чтобы ей пришло в голову, будто он отправился следить за ней потому, что… ревнует»

Когда Джим отворил дверь в свою комнату, его внутренний голос укоризненно произнес: «Не из страха за Сэйдж ты отправляешься в ресторан. Ты-то уж знаешь, что Харлэн в нескольких милях от города».

«Заткнись!» — прикрикнул Латур на наглеца, осмелившегося его стыдить, и стянул с себя одежду. Потом налил из кувшина воды в обыкновенный белый тазик и начал мыться. Спустя пятнадцать минут он уже был готов идти, нарядившись в свой лучший костюм: белую рубашку, черный пиджак с широкими отворотами и великолепные ботинки. Затем Джим взял кобуру со своим кольтом и повязал ее себе на бедро. Проверив, насколько легко она расстегивается, владелец салуна сел возле окна, откуда он должен был бы сразу заметить, как Сэйдж и Джон войдут в ресторан.

Хотя под досками мостовой чавкала грязь, когда Сэйдж и Джон шли по улице, на небесах вновь не было ни облачка. Уже практически ничего не напоминало о том, что всего пару часов назад хлестал дождь и по улицам мчались потоки воды. И так же, как природа избавлялась от следов недавней грозы, так Сэйдж старалась, но никак не могла освободиться от воспоминаний о том, что произошло на прогулке между нею и Джимом.

Наконец, доктор Стюарт и его спутница подошли к ресторану. Сэйдж до этого никогда в ресторанах не бывала и сейчас, следуя за Джоном к свободному столику в углу зала, внимательно и удивленно рассматривала помещение, в которое они зашли. Внутри ресторан оказался освещен несколькими керосиновыми лампами, свисавшими с потолка.

Три молоденькие девушки лет шестнадцати в длинных белых передниках и серо белых платьях проворно сновали между столиками, принимая заказы.

Джон был встречен улыбками присутствовавших, но на Сэйдж посетительницы ресторана демонстративно не обращали никакого внимания или провожали холодными высокомерными взглядами. Отцы семейств, сидевшие со своими женами и дочками, торопливо улыбались ей и поспешно отводили глаза.

«Лицемеры!» — думала Сэйдж, отвечая на улыбки этих мужчин презрительным взглядом. Она их всех знала. Все эти респектабельные джентльмены приходили каждый вечер в салун, чтобы нежно смотреть на нее, пока она поет. И каждый, без исключения, частенько удалялся в сопровождении одной или нескольких шлюх в увеселительное заведение милашки Реби.

В глазах Сэйдж светились искорки саркастической усмешки. Знай все эти почтенные леди, что их мужья предпочитают проституток, уж, наверное, задирали бы не так высоко свои носы.

Но когда Джон подвел ее к столику, накрытому прекрасной белоснежной скатертью с разложенными на ней салфетками, Сэйдж сразу позабыла обо всех этих женщинах и их отношении к ней. Свет от висевшей прямо над ними лампы отражался в сверкающих фарфоровых приборах; от него холодным, загадочным мерцанием сияли серебряные вилки, ножи. Принимавшая пищу всегда только на кухне, Сэйдж была глубоко потрясена всем, что тут увидела, и даже не могла некоторое время вымолвить ни слова.

— Добрый вечер, доктор Стюарт, как поживаете? — К их столику подошла, широко и приветливо улыбаясь, одна из молоденьких официанток. — Добро пожаловать в наше заведение!