— Да, после этого Шайенн начал быстро разрастаться, — сказал доктор. — Построили пассажирский вокзал, потом склады грузов и скотные дворы для стад, которые по железной дороге перевозили в Абилин и в Чикаго.

— Однако, законности у нас тут до сих пор маловато, — снова подал голос парикмахер.

— Правосудие в Шайенне поддерживают комитеты бдительности. Конечно, не всем нравится такой метод поддержания порядка — суды Линча, все-таки не закон. И все же городу на границе эти люди нужны.

— До 1868 года полиция и суды тут, вообще, ничего не решали без согласия этих парней, — заметила Кэрри. — Это в 1869 году Шайенн стал столицей штата Вайоминг. С тех пор мы проделали большой путь. Теперь у нас есть свой мэр, пять членов городского совета, городской адвокат, своя казна и, вообще, все что надо приличному городу.

Все это было рассказано с гордостью, и Сэйдж всем своим видом демонстрировала живейший интерес ко всему, что услышала. Когда же ей стало известно, что в городе обеспечены законность и правопорядок, она почувствовала, как у нее, словно камень с души свалился. В этом городе, даже если Миланд ее найдет, она будет в безопасности и может ничего не опасаться.

Затем были рассказаны еще две-три истории о прошлом Шайенна и, наконец, Кэрри встала и начала собирать посуду, а Сэйдж и мужчины вышли из столовой и направились каждый в свою комнату.

Перед тем, как разойтись, Питер Свенсон напомнил Сэйдж об их договоренности на следующее утро, сразу после завтрака, отправиться на прогулку по городу.

В комнате, на столике возле кровати, маленькие часы показывали начало девятого. Однако, у Сэйдж слипались глаза от усталости. Она беспрестанно зевала, а кровать, казалось, так и манила к себе.

Тогда женщина решила, что на сегодня впечатлений для нее достаточно, разделась, тщательно вымыла лицо и руки, затем одела ночную сорочку и откинула покрывало с кровати. Заснула она раньше, чем ее голова коснулась подушки.

Всю неделю после отъезда Джонти и Корда и половину следующей Джим был занят и только иногда в течение дня думал о Сэйдж. Все его внимание было сосредоточено на строительстве дома для подсобных рабочих и возведении кухни и столовой.

Джим был глубоко убежден в том, что после двенадцатичасовой пастьбы и скачек за стадом, его загонщики имеют право на то, чтобы у них было место, где можно переночевать в тепле и сухости, и стол, за которым можно удобно расположиться и поесть с удобством. Да и повару, видимо, тоже надоело готовить на открытом огне, отмахиваясь от пыли и мух.

Пока что еще никто не жаловался — техасцы, вообще, народ неприхотливый и жизнерадостный, но если что-то их не будет устраивать слишком долго, они решительно и ясно заявят о своих претензиях. Но лучше до этого дело не доводить. Это Джим знал по опыту и поэтому работал с восхода до заката, помогая строителям возводить служебные здания. Впрочем, его еще беспокоило и то, что завершение дома пока откладывается.

И все же, хотя в течение дня Джим не очень часто думал о Сэйдж, все становилось совершенно иначе, когда он укладывался на сене и пытался заснуть. Его грызло чувство вины, когда он думал о том, что должна была ощутить Сэйдж, проснувшись и узнав, что он уехал, не сказав ей ни слова. Конечно, бегство от нее было чрезвычайно трусливым поступком. И то, что решиться на это ему было крайне тяжело, не меняло сути. Но Джим знал: останься он до утра, дождись он ее пробуждения, и у него не хватило бы сил покинуть эту женщину. Но заводить друга жизни не входило в его планы.

И все же Сэйдж, вернее ее образ, преследовал его. Настоящим мучением стало для Джима просыпаться на сене, охваченным желанием и неутоленной страстью, и вспоминать, вспоминать, как все у них было… Словно наяву, он чувствовал в темноте, как его обнимают нежные, теплые руки Сэйдж, и снова ее длинные, стройные ноги кольцом обвиваются вокруг его поясницы, а он все движется и движется над ней, и в ней… Он стонал от гнева на собственную дурость, от желания бросить все и мчаться к ней и, измученный вконец, засыпал под самое утро.

Каждый раз Латур давал себе слово выбросить из головы эту женщину, не думать о ней, и каждый раз с наступлением ночи все повторялось.

Наконец, наступил день, когда, практически, оказалась завершена крыша и над домом погонщиков скота, и над столовой. К этому времени Джим совершение потерял голову и взгромоздился на своего Майора, чтобы ехать в город.

Для поездки в Коттонвуд нашелся более чем подходящий предлог. В конце концов, должен он купить кухонную плиту или нет? Не говоря уже о том, что надо приобрести еще жаровню и всяческую мебель.

Джим торопил жеребца по дороге к городу, старательно уверяя себя, что Сэйдж Ларкин к его спешке не имеет никакого отношения. Просто ему не терпится повидаться с Джейком и Тилли и узнать, что произошло в салуне, пока его не было. Давая коню передохнуть время от времени, Латур затем снова пускал его в галоп и, наконец, часа за два до захода солнца, он увидел знакомое здание салуна, а затем стремительно распахнул дверь на кухню, до смерти напугав Тилли, которая сидела за столом и чистила картошку.

— Джим! — радостно воскликнула кухарка. — Я даже не ожидала тебя увидеть. Мы уж тут боялись, что с тобой что-то случилось!

— Как раз напротив, Тилли! Все идет отлично! Строители уже возводят крышу над кухней и общежитием, так что я приехал за плитой и другими вещами.

— О, как замечательно! Наливай себе кофе и, давай, садись рассказывай все, что происходит на твоем ранчо.

Джим налил себе крепкий, ароматный напиток, который никто, кроме Тилли, не умел так вкусно готовить, и, удобно откинувшись на спинку стула, сказал:

— Ну, о чем тут говорить — работаю, как проклятый, помогаю строителям. Думаю, Джонти тебе рассказала, что прибыл мой скот, и все те, кто перегоняли стадо, согласились у меня работать.

— Да, она мне рассказывала. Ей понравились эти ребята. — Тилли вдруг укоризненно посмотрела на Латура и добавила:

— Еще она говорила, что ты там для самого себя отгрохал сказочный дворец. А я-то думала, что ты там строишь что-то вроде того домишки, который сжег тот негодяй.

Искоса взглянув на владельца салуна, кухарка спросила:

— Тебе не будет очень тоскливо болтаться совсем одному по этому огромному дому?

Джим усмехнулся про себя. Тилли ненавязчиво пытается выяснить, не скрывает ли он от нее что-нибудь интересное. Она никак не поверит, что он может пожелать жить в таком большом доме один. А он пожелал… разве нет?

И уже открыто улыбаясь, он сказал:

— Я думаю, что перетащу туда тебя. Если тебе, конечно, не захочется остаться здесь и готовить для всех городских пьяниц.

— Ты издеваешься надо мной, Джим? — У Тилли глаза стали круглыми от удивления.

— Нет, я серьезно. Мне же нужен кто-то, кто бы смотрел за мной, ухаживал, заставлял всегда быть в форме и за что-нибудь пилил время от времени. — Его глаза смеялись. — А что, Рустера тоже возьмем, не переживай!

Лицо Тилли покрылось пятнами.

— Ха! Да на шута он мне сдался! На что этот старый, седой хрыч годится? Я бы очень хотела, Джим, поехать к тебе на ранчо, но только все равно твоему большому дому требуется хозяйка помоложе, чем я. Такая, которая сможет следить за порядком в нем и сможет обуздать тебя, если вдруг тебе шлея под хвост попадет.

— Я знаю твое отношение ко всем знакомым мне женщинам, Тилли, — теперь Джим уже открыто улыбался, а затем, внезапно посерьезнев, добавил:

— И что бы уж поговорить о женщине, которую ты имеешь ввиду, но не упоминаешь, ответь мне для начала — где леди Сэйдж?

Тилли опустила голову, словно что-то увидела в кастрюле с картофелем, стоявшей у нее на коленях, и глухо произнесла:

— Ее здесь нет, Джим…

Джим Латур мгновенно выпрямился и напрягся.

— Ты хочешь мне сказать, что она настолько сумасшедшая, что снова поехала кататься? — чуть не закричал он. — Нет, я тебе говорю не об этом, — совершенно расстроенным голосом произнесла Тилли. — Она уехала совсем из Коттонвуда, Джим На следующий день после твоего отъезда.