— Ну, ты готова идти в кровать, жена?

Молодая хозяйка покраснела от более чем прозрачного намека, прозвучавшего в голосе мужа. Она бросила на него укоряющий взгляд, но Корд только ухмыльнулся, и тогда ей ничего не оставалось, как только отвернуться от его озорной улыбки. Сама Джонти сейчас не думала о занятии любовью, так как решала очень важную проблему — надо ли давать Сэйдж и отцу разные комнаты, или они хотят лечь в одну постель?

Хотя они, кажется, очень неплохо ладят друг с другом, Джонти была уверена, что в их отношениях нет ни тени романтизма. Правда, она заметила, что папочка буквально пожирает Сэйдж глазами, но та, похоже, вовсе не обращает на это внимания или совсем ничего не видит.

Это расстроило дочь Латура. Ей нравилась молодая вдова. Она была первой порядочной женщиной, к которой ее отец проявил интерес.

Самым большим желанием Джонти было, чтобы Джим полюбил какую-нибудь достойную женщину и женился на ней.

Джим встал, потянулся и тут же разрешил все сомнения дочери, спросив: «Я буду спать в той же комнате, что и раньше?»

— Да, — после долгой паузы облегченно вздохнула Джонти и, обернувшись к Сэйдж, добавила:

— А твоя комната, Сэйдж, рядом с нашей спальней. Это в конце коридора, направо.

Были сказаны пожелания доброй ночи, кровати разобраны и постелены. Джим уснул сразу, как только голова его коснулась подушки: все-таки сказалось напряжение поездки.

Но Сэйдж заснуть долго не могла. До нее доносился решительный скрип кровати и стоны Джонти, и она, против своей воли, думала о Джиме, о том, как слабеет у нее все тело, когда он целует ее. Сэйдж прислушиваясь звукам, доносившимся из соседней комнаты, поймала себя на том, что хотела бы, чтобы Джим был с нею рядом и делал с нею то, что сейчас Корд делал с Джонти…

— Жаль, что вы так недолго пробыли у нас, — сказала на следующее утро Джонти укладывая в седельные сумки Джима жареных цыплят и бутерброды.

— Тебе, Сэйдж, вообще можно бы побольше у нас погостить.

— Мы должны возвращаться в Коттонвуд, милая. Мои посетители умрут от досады, если не будут долго слышать пения Сэйдж. К тому же в город приехал один превосходный плотник, и мне надо потолковать с ним прежде, чем он уедет, — сказал Джим.

— Собираешься делать какой-то ремонт в салуне? — Джонти отобрала у мужа блюдо с бисквитами и начала складывать их в сумку отца.

— Нет. Хочу построить дом на нашей земле, на месте сгоревшего.

— Когда это ты решил сделать? — изумленно спросила Джонти.

— Да катались мы тут с Сэйдж однажды и я увидел, как размножилось наше стадо. Я, пожалуй, попробую обустроить ранчо или продам его совсем.

— Строй дом, папа! Там, на равнине, так здорово! Правда, Сэйдж?

— Пожалуй, это одно из красивейших мест, какие я видела, — ответила молодая вдова с неосознанной тоской в голосе.

И Джонти едва смогла скрыть довольную улыбку. Приближается… приближается день, когда папуля обнаружит, что по уши влюбился в свою певчую птичку!

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Джим и Сэйдж по дороге назад разговаривали мало. Оба были заняты мыслями о будущем.

Мечты Сэйдж были расплывчаты и неопределенны. Она собиралась жить в том мире, о котором ничего не знала, и это ее пугало. Кроме того, она увидела, как счастлив Дэнни, как нравится ему на ранчо, и теперь у нее появилось еще больше сомнений.

Однако, еще больше пугала ее мысль о том, что она может остаться в Коттонвуде. У Сэйдж было тяжелое предчувствие, что Миланд где-то недалеко, и это только вопрос времени, когда он откроет ее местонахождение.

Джим в это время думал о доме, который собирался построить. Он еще подкупит земли, разведет побольше скота. Продаст ли он салун? Может быть, и продаст. Слишком много времени отнимает это заведение. Иногда бывают дни, что не удается и шагу за порог ступить. Поработай всю ночь, так, конечно, днем только и будешь спать и ничего не успеешь!

С другой стороны, салун приносит изрядный доход. Пожалуй, следует оставить его и предложить Джейку управляться там, пока он сам будет на ранчо.

Придя к такому решению, Джим удовлетворенно кивнул головой. Правда, он и сам себе не признался, что в этих его планах большое место занимало отношение к нему со стороны прекрасной вдовы.

День уже подходил к концу, когда Сэйдж и ее спутник прервали свои мечты, потому что подъехали к тому месту, где ночевали в прошлый раз. Уже совсем стемнело, когда они расседлали лошадей, и Джим начал немедленно готовить костер. Когда все было сделано, Джим вновь, как и в прошлый раз, повел коней на водопой.

Сэйдж осталась одна. До нее доносилось отдаленное пофыркивание животных, плеск воды. Внезапно ей остро захотелось пойти Джиму навстречу. И, подчиняясь минутному порыву, женщина вскочила и пошла по тропинке к водоему. Но как только она вышла из под теплого огненного охранения, и ночь со всех сторон обступила ее, ей стало страшно, и Сэйдж повернула назад, к уютно мерцавшему огоньку костра. И вдруг крик ужаса вырвался из ее груди.

На тропинке, по которой она только что шла, загораживая путь к костру, стоял огромный серый матерый волк. Его клыки блестели в лунном свете, а глаза горели красным жестоким огнем. Сэйдж буквально застыла на месте, чувствуя, как у нее на голове шевелятся волосы, не в силах отвести взгляд от чудовищного зверя. А волк обнажил клыки в зловещем оскале, словно насмехаясь над своей жертвой и давая ей возможность сделать попытку убежать от него.

Но Сэйдж не шевелилась. Парализованная страхом, она понимала, что стоит ей сделать одно малейшее движение, и дикий зверь бросится на нее. Сердце ее отчаянно колотилось, нервы были натянуты до предела: наступила решающая минута.

Внезапно напряженная тишина нарушилась треском ветвей. Волк вскинул голову, его уши насторожились, он посмотрел за спину Сэйдж. Шерсть его вздыбилась, и зверь изготовился к прыжку. В следующее мгновение с яростным рычанием он повернулся и бросился прочь. Но как только серое тело хищника взмыло вверх, прозвучал резкий выстрел, и животное рухнуло на землю, судорожно подергиваясь.

Сэйдж обернулась. За ее спиной стоял Джим, держа в руке дымящийся кольт. Мужчина достал пустую гильзу, перезарядил оружие и спрятал его назад в кобуру.

— Я так и думал, что старый Лобо следует за нами, — начал Джим и вдруг прыгнул вперед, чтобы подхватить тело Сэйдж прежде, чем она упадет на землю.

— О боже! Она, кажется, в обмороке! — замерев, прошептал он, а потом подхватил женщину на руки и понес ее к костру.

Поддерживая ее под спину одной рукой, другой рукой Джим стянул с себя куртку и, свернув из нее подушку, положил ее под голову Сэйдж. Когда он уложил ее, то сразу принялся растирать холодные руки женщины и звать ее по имени. В голосе Джима звучала неприкрытая тревога. Ему еще ни разу не доводилось иметь дело с упавшей в обморок женщиной, и что с нею делать, он совершенно не представлял.

Вдруг ресницы Сэйдж вздрогнули, и она открыла глаза, глядя на мужчину так, словно не видела его. Тогда Латур облегченно вздохнул, а женщина растерянно спросила:

— Что со мной?

— Ты упала в обморок, — произнес он, продолжая растирать ей руки.

Сэйдж несколько мгновений смотрела на него, не понимая, о чем идет речь, и вдруг глаза ее прояснились, и она воскликнула:

— О, Джим! — и ее лицо вновь побледнело от страха.

— Это было ужасно. Я была в одном шаге от смерти, и меня так парализовало от страха, что я даже не могла тебя позвать.

Джим обнял женщину, прижал ее голову к своей груди, нежно поглаживая ее дрожащее тело.

— Тебе не надо теперь бояться, — пробормотал он тихонько, — волк мертв.

Сэйдж еще некоторое время оставалась в объятиях Джима, наслаждаясь теплом его сильных, надежных рук, но потом резко оттолкнулась от него.

— Мне ужасно неловко, — сказала она, смутившись. — Ты, наверное, думаешь, что я ужасная трусиха!

— Я никогда так не подумаю, — уверил ее Джим, немного жалея, что не смог подержать Сэйдж в своих объятиях подольше. Так приятно было чувствовать в руках ее гибкое, нежное тело. — Волк таких размеров мог бы напугать самого отчаянного храбреца, — добавил он, вставая на ноги.