— Хорошо, скажу… — Она чувствовала себя страшно усталой и совершенно беспомощной. — Это все?

— Все, — подтвердил Королев.

— Тогда я пойду. Ведь вы говорите, что мама должна исчезнуть сегодня?

— Совершенно верно.

— Я хочу еще с ней проститься.

— Вряд ли вы успеете…

— Как? Неужели, когда я вернусь, мамы уже не будет?

— Да, вашей мамы уже не будет.

— Как же так? — возмутилась Леночка. — Это же безжалостно!

— Так надо, — мягко произнес Королев. — Не волнуйтесь, все будет хорошо. Я регулярно буду с вами встречаться, а через полтора месяца ваша мама вернется домой, и уж тогда она будет в полной безопасности.

Королев встал.

— Идите, не задерживайтесь, — сказал он. — Я побуду еще с минуту, расплачусь…

Леночка едва дождалась лифта, к метро она бежала, толкая прохожих…

Было около десяти часов, когда она вернулась домой. Навстречу ей вышел Павлик.

— Где мама?

— Ушла.

— Куда?

— Не сказала.

— А когда?

— Около часа назад.

— Одна?

— По-моему, одна.

Леночка рассердилась, закричала:

— Да расскажи толком! Что говорила, что взяла с собой?

Но что Павлик мог ей рассказать?

Он сидел на кухне, читал, ждал Леночку. Мария Сергеевна занималась у себя в комнате. Часов около девяти, а может, и раньше, позвонил телефон. Впрочем, телефон звонил, кажется, и до этого два или три раза. Павлик не очень прислушивался. Он только заметил, что Мария Сергеевна говорила по телефону необычно возбужденно. А потом сразу стала собираться. Павлик только спросил, скоро ли она вернется. Мария Сергеевна ответила, что точно не знает, но, вероятно, часа через три. И еще сказала, что, если Павлик соберется домой, пусть проверит, хорошо ли захлопнулась дверь. Больше она ничего не говорила.

Леночка устало опустилась на стул.

— Как ты думаешь, — несмело спросил Павлик, — куда бы это могла поехать Мария Сергеевна?

— Я думаю… Я думаю… — Леночка долго не могла сообразить, что следует ответить. — Я думаю, — сказала она наконец, — что мама поехала в Рассадино, в лабораторию.

— Да, но что же там делать ночью? — удивился Пав­лик.

— Откуда я знаю!

— Ты знаешь, я хотел ее проводить, — сказал Пав­лик, оправдываясь. — Но она категорически запретила.

— “Проводить”, “проводить”! — прикрикнула на него Леночка. — Очень ты ей нужен!

Павлик помолчал.

— Леночка! — спросил он ее снова. — Можно, я дождусь Марию Сергеевну?

— Нет-нет! — решительно запретила она. — Иди домой, я хочу остаться одна.

Леночка не спала всю ночь.

Павлик позвонил очень рано, а через час явился самолично.

— Не могу себе простить, что не пошел ее провожать, — взволнованно говорил он, шагая по кухне. –Я всю ночь думал об этом. Надо обратиться в милицию.

— Не надо, — сказала Леночка. — Будем надеяться, что все выяснится…

— Что выяснится?

— Все.

— Ты говоришь так, — сказал Павлик, — точно тебе что-то известно.

— У меня предчувствие…

— Может быть, мне не идти на работу? — предложил Павлик.

— Не выдумывай, пожалуйста, — строго обрезала его Леночка. — Почему это не идти на работу?

— Но ты позвонишь в случае чего? — спросил он. — Может, я тебе понадоблюсь.

— Конечно, — заверила Леночка. — Отправляйся в больницу, а как только что-нибудь выяснится, я тебе сразу же позвоню.

После ухода Павлика ей стало легче, не надо было притворяться, и она почти спокойно стала ждать того, что должно было произойти.

Позвонили ей уже около десяти часов.

— Это квартира товарища Ковригиной?

— Да.

— А кто у телефона?

— А кто вам нужен?

— Ковригина… Елена Викторовна.

— Я у телефона.

— Дочь Марии Сергеевны?

— Да.

— С вами говорят из линейной прокуратуры. Следователь Ползунов. Вы не могли бы сейчас приехать на Киевский вокзал?

— А что случилось?

— Объясним, когда приедете… Ваша мать ранена. Но вы не волнуйтесь.

— Хорошо, я сейчас приеду, — сказала Леночка. — А как вас найти?

Ей объяснили…

Леночке очень не хотелось ехать. Хотя трупы ей, медичке, были не в диковину, она попросту боялась того, что ей предстояло увидеть. Но она должна ехать. Леночка заторопилась. Взяла такси и через пятнадцать минут очутилась на Киевском вокзале.

Нашла прокуратуру, нашла Ползунова, немолодого человека с деревянным лицом. Держался он вежливо, но чувствовалось, что все давно ему надоело — происшествия и преступления, преступники и свидетели, и хотя он делает свое дело, но с большим удовольствием предпочел бы его не делать.

Едва Леночка подошла к его столу, как он сразу догадался, кто перед ним.

— Товарищ Ковригина?.. — Он помолчал, соображая, как бы поделикатнее приступить к делу. — Садитесь, пожалуйста. Видите ли… Я вынужден вас огорчить, но в общем не волнуйтесь. С вашей матерью… — Он поправился: — С вашей мамашей, с товарищем Ковригиной, случилось несчастье. Вы понимаете… Как бы вам сказать… Ваша мамаша попала, по-видимому, под поезд. Вы не волнуйтесь…

И хотя Леночка знала, что все это не так, она побледнела.

Ах как не нравилась ей вся эта инсценировка! Но одновременно где-то в глубине души она немножко гордилась собой — ей доверили тайну, которой не доверили даже этому следователю.

— Попала под поезд?

Следователь заметил ее бледность, встал, подошел к подоконнику, там стоял графин с водой, наполнил стакан, протянул Леночке.

— Выпейте, пожалуйста…

Леночка отстранила его руку.

— Не беспокойтесь… Я готова… — Она вздохнула. — Готова к самому худшему.

Ползунов тоже вздохнул.

— По всей вероятности, товарищ Ковригина пала жертвой собственной неосторожности. Шла по путям, задумалась о чем-нибудь… Что могло привести ее в Рассадино? — быстро спросил он. — Вы не знаете?

— Неподалеку от Рассадина филиал института, в котором работает мама…

— Мы так и думали, — перебил Ползунов. — Труп, извините, сильно обезображен, и мы обязаны произвести опознание. В сумочке обнаружены служебное удостоверение и пропуск… По этой причине и пришлось вас побеспокоить. Хотя документы нашлись, но полагается вызвать родственников…

— Не утешайте меня, — сказал Леночка. — Говорите, что нужно.

Ползунов положил перед собой лист бумаги, взял ручку.

— Необходимо составить протокол опознания. Я вас попрошу, опишите наружность гражданки Ковригиной…

Как трудно, как мучительно было Леночке говорить о Марии Сергеевне как о мертвой.

— Среднего роста… Не толстая и не худая… Русые волосы…

— А нет ли у нее каких-либо особых примет? — спросил следователь. — Каких-нибудь родинок, бородавок, родимых пятен? Шрама?

— У нее…татуировка. Повыше локтя, на левой руке. Имя “Люся”, потом “плюс” и “Боря”.

— Правильно, — сказал следователь. — Ваша мама случайно не воспитанница детского дома?

— Что вы! — почему-то обиделась за нее Леночка.

— Я это предположил в связи с татуировкой, — объяснил следователь. — Раньше в детских ломах иногда упражнялись…

— Нет, — сказала Леночка. — Это была просто школьная шалость, друзья детства обменялись именами.

С привычной быстротой следователь составил про­токол.

— Все в порядке… — Он замялся. — Теперь вам придется лично взглянуть…

Леночка молча поднялась.

Ползунов повел ее в приемный покой.

В пустой выбеленной комнате высокий узкий стол был при­крыт большой чистой простыней.

Навстречу к ним вышла женщина в медицинском халате.

— Покажите, — распорядился следователь. Женщина сдернула простыню…

— Да, — сказала Леночка и пошла прочь. Ползунов повел ее обратно, подписать протокол.

— Все-таки дайте мне воды, — попросила Леночка. — И позвольте позвонить по телефону.

Леночка знала правду и, несмотря на это, очень нервничала: зубы ее постукивали о край стакана, и го­лос прерывался. Она набрала номер.