Может, не может… Однако это был факт. Торпедный катер по непонятным причинам отклонился от правильного курса и ткнулся с разгона в прибрежные камни мыса Ристна, крайней западной оконечности острова Хиума.

На Хиума — сильный немецкий гарнизон. Это еще больше осложняло положение.

Рация, по счастью, была не повреждена. Чачко отстучал на базу о случившемся. Затем сравнительно быстро удалось разыскать в эфире князевского радиста.

Князев, «поводив» за собой вражеский самолет, «сбросил наконец гада с хвоста» и теперь ожидал в двадцати милях от Ристна в указанной точке рандеву.

Шубин приказал ему немедленно идти к Ристна.

— Поторопиться не мешает, — проворчал Дронин. — Грубо говоря, тонем, товарищ командир.

— А ты грубо не говори! Знаешь ведь: не люблю грубости!

Кто-то нервно засмеялся.

Матросы беспрерывно вычерпывали воду. В днище и в бортах было несколько пробоин. Да, пластырь поможет, как мертвому припарки! Таранный и моторный отсеки наполняются водой. Скоро она начнет переплескивать через борт.

Нечто сходное произошло этой весной в шхерах. Однако там сразу же подвернулся безлюдный лесистый островок. А здесь под боком — Хиума, где немцев полным-полно.

С берега, однако, не стреляли. Шубин не понимал этого. Наблюдательные посты не могли не засечь катер. По всем правилам, на него должен был сразу же обрушиться шквал артиллерийского и пулеметного огня.

Но, конечно, в данном случае не Шубину было учить фашистов правилам.

Вся надежда на Князева. Но ему до Ристна «топать» не менее получаса. Дронин прав. Запросто можно потонуть, не дождавшись помощи.

Шубин нетерпеливо огляделся.

Опасность всегда делала его энергичнее, инициативнее, собраннее, главное — собраннее! По-прежнему стучал в мозгу надоедливый мотив, но Шубин не обращал на него внимания. Весь сосредоточился на решении задачи: как в этих необычайно трудных условиях спасти катер и команду?

«Летучий» тоже сидел на камнях — в шхерах. И посадил его туда не кто иной, как он, Шубин. Но тогда буксиры были рядом. Они тотчас же сволокли «Летучего» с камней.

Да, пожалуй, он отквитался за шубинскую хитрую каверзу. Уплатил свой долг полностью и почти той же монетой.

Теперь-то ему хорошо! Гуляет себе по морю взад и вперед. Набрал воды в балластные систерны — нырнул! Продул сжатым воздухом — вынырнул!

Шубину бы так! Но нет у него, к сожалению, систерн.

Хотя…

Почему бы не приделать к катеру систерны? Шубин засмеялся. Павлов и Фаддеичев с удивлением смотрели на него.

— Есть мысль! Катер в подводную лодку превратим! Матросы в ужасе переглянулись. В уме ли их командир? Не помешался ли от переживаний? Катер — в подводную лодку?!

— Временно, товарищи, временно! — успокоительно сказал Шубин. — Чтобы остаться на плаву, дождаться Князева. Боцман! Мешки Бутакова сюда! Баллон со сжатым воздухом цел? Да поворачивайся ты! Тонем же!

Два резиновых мешка были уже пусты. Запасное горючее из третьего вылили (все равно ползти на буксире).

Один мешок с поспешностью затолкали в таранный отсек, присоединили к нему шланг от баллона со сжатым воздухом, открыли вентиль.

Воздух, наполняя мешок, стал раздувать его, а тот, в свою очередь, постепенно вытеснял воду из отсека. Да, систерна! Нечто вроде кустарной, самодельной систерны!

Когда первый мешок раздулся до отказа, два других пустых мешка закрепили по обоим бортам ниже ватерлинии и тоже наполнили воздухом из баллона.

И произошло чудо!

— Ура, — шепотом сказали рядом с Шубиным. Это был юнга. Опустив бесполезный черпак, он завороженно следил за тем, как выравнивается катер, медленно-медленно поднимаясь над водой.

Вот каков он, удивительный Шуркин командир! Словно бы вцепился могучей рукой в свой тонущий катер и наперекор стихиям удержал на плаву!..

Впрочем, это было неточно: на плаву. Катер по-прежнему сидел в ловушке, между двух камней, но, выровняв его, Шубин предотвратил дальнейшее разрушение. Сейчас расторопный боцман мог завести под днище брезентовую заплату — пластырь и заделать пробоины, то есть сделать то, что делают в подобных аварийных случаях.

Шубин выпрямился. Он с удивлением отметил, что «Ауфвидерзеен» исчез. Победа вытеснила навязчивые мысли из мозга, как сжатый воздух воду из отсеков!

А через несколько минут со стороны моря «подгреб» Князев. Он приблизился и подал буксирный конец.

Когда катер удалось стащить с камней и взять на буксир, оказалось, что валы погнуты, винты поломаны, кронштейны отлетели.

Шубин приказал команде перейти на катер Князева. На поврежденном катере остались только трое: он сам, Павлов и боцман.

Хорошо еще, что волна была небольшая.

Катер, низко сидящий, лишенный хода, мотало из стороны в сторону. Шубин стоял у штурвала. Плечи ныли, с такой силой он сжимал штурвал. Старый катер, на котором воевал с начала войны, сделался как бы продолжением его тела. Он мучительно ощущал каждый толчок на волне.

Шансов довести катер до базы было мало, Шубин понимал это. Но упрямая вера в счастье, инстинкт победы вели и поддерживали его.

Катер прыгал на волнах. Небо было полосатым от туч. Казалось, оно вздувается и опадает, как тент над головой.

Потом тент стал постепенно белеть. Ночь кончилась.

Утром моряки увидели наш самолет, летевший навстречу. На бреющем он пронесся над катерами, ободряюще качнул крыльями, улетел, вернулся.

Князев и Шубин плыли следом, будто привязанные к нему серебряной волшебной нитью.

Так обычно авиация наводит катера на цель. Сейчас летчик показывал, что нужно держаться ближе к берегу. Правильно! Там меньше качает. Но берег-то ведь вражеский!

Ничего не понимая, Князев и Шубин плыли мимо Хиума, дивясь тому, что их не обстреливают. Заколдованы они, что ли?

Только дома моряки узнали, что ночью на Хиума был высажен десант. Бои шли на восточном берегу. Катер Павлова потерпел аварию на западном. («Шеи немцев были повернуты в другую сторону», — так прокомментировал Шубин это обстоятельство.)

После полуночи немцы стремительно покатились на юг, спеша переправиться с Хиума на Саарема. К утру на острове не осталось ни одной рыбачьей лодки.

До Шубина ли было немцам?

— И еще споришь: не везет! — говорили Шубину товарищи. — В кои веки кораблекрушение потерпел, и то повезло: аккурат к наступательной операции подгадал!

— А это уж нам всем повезло, — с достоинством отвечал Шубин. — Осенью тысяча девятьсот сорок четвертого года наступательная операция на Балтике не случай, а закономерное явление! При чем же тут ваше «везет — не везет»?..

Первые несколько часов после возвращения шубинцы ходили в героях.

Шурка, по обыкновению, разглагольствовал среди своих взрослых «корешей», матросов с других катеров:

— Потом стало на волнишке бить, потряхивать. Думаем: как бы не пропал наш командир! Гвардии старший лейтенант Князев говорит: «Я подойду к вам, товарищ командир! Надо вас снимать!» — «Подожди! — отвечает гвардии капитан-лейтенант. — Нельзя свой катер бросать в воде! Справимся! Выгребем!» И выгреб! Шубин же!

А боцман горевал о трофейных консервах, которые пришлось выбросить за борт:

— Вскрыть даже ящики не успел. Так и не знаю, что это за консервы. А пригодились бы! Иностранного моряка будем ужином угощать.

Но к вечеру в дивизионе стало известно, что адмирал сурово разговаривал с Шубиным.

Начальство рассудило правильно: «Кому много дано, с того много и спросится». Шубину было много дано — от таланта до орденов. И спрошено было поэтому полной мерой!

«За спасение людей и катера — спасибо! — будто бы сказал адмирал. — Но аварию тебе, Шубин, простить нельзя! Завтра в десять представишь объяснение причин аварии. Не сумеешь объяснить, отрешу тебя и Павлова от должности и отдам под суд военного трибунала!»