С каждым моим шагом он как бы вырастал. Наконец я оказалась достаточно близко, чтобы коснуться его. Когда я подняла глаза к скрытому маской лицу, он опустил голову, чтобы встретить мой взгляд, и я разглядела его густые темные волосы и массивную челюсть.

А еще рот. Этот рот приковал мое внимание. Губы были идеальными: не слишком полными и не слишком тонкими. Теперь, когда ничего другого не было видно, рот приобрел значимость, о которой я не подозревала. Я поняла, что у мужчины обязан быть красивый рот.

Я неосознанно провела кончиком языка по собственным губам. Уголки его красивого рта приподнялись.

— Привет, — сказал он.

Его голос прозвучал тихо и хрипло, почти как шепот, но достаточно проникновенно, чтобы дрожь пробежала по тем частям тела, о которых я не привыкла даже думать. Я хотела заговорить, но язык не слушался. В горле пересохло. Я была напугана.

И возбуждена. Я чувствовала, как пульсирует мое лоно, даже сквозь оглушительный стук сердца. При желании я могла повернуться и уйти, пока мы даже не поздоровались друг с другом.

Я осталась.

Дело было не в необходимости научиться быть самой блистательной куртизанкой на свете — я всегда была предприимчивой, а в том, что Лебедь уже заключила от моего имени соглашение с Робертом. Мне не нужно было никому доказывать свои способности.

— Ты очень тихая.

Мужчина подошел ближе.

Я выдавила из себя нечто идиотское:

— Да, сударь.

Он остановился передо мной так близко, что пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо.

Господи, дай мне сил. Маска будоражила меня все больше. Я хотела чего-то анонимного, чего-то распутного и восхитительно грешного. И очень боялась, что нашла это.

— Так вот, моя молчаливая леди, должен сказать, что я этого не одобряю. Я хочу, чтобы ты говорила.

Говорила что? В мыслях царил хаос.

— Да, сударь.

Боже, я так и сыплю остротами.

Он приподнял мой подбородок большим и указательным пальцами. Я слегка дернулась, когда он прикоснулся ко мне, ибо его теплая кожа обожгла меня, словно огнем. Он надолго задержал на мне взгляд.

— Скажи «член».

Попроси он меня об этом две недели назад, я бы ответила без тени смущения, потому что для меня это слово означало руку или ногу или просто часть чего-нибудь. Но теперь нет. Лебедь объяснила мне, что мужчины называют так свое мужское достоинство.

Его прикосновение сделалось чуть грубее, и он аккуратно, предостерегающе встряхнул меня за плечи.

— Мы не одолеем за ночь первого греха, если ты не сможешь произнести такое простое слово.

Я судорожно сглотнула.

— Ч-член.

— Попробуй еще раз.

Я уняла дрожь в животе.

— Член.

Мне понравилось, как уверенно это прозвучало.

— Кунка.

Я лишь удивленно заморгала в ответ. Я никогда не слышала этого слова. Он улыбнулся. Его губы были идеальными. Я не могла отвести от них глаз.

— У меня член. У тебя кунка. Скажи «кунка».

Ах! Это название моих гениталий. Весьма неприличное слово, я поняла это без объяснений. Изгиб его рта подсказал мне: он хотел услышать от меня грязные слова.

Наконец вспышка привычной дерзости согрела мои трясущиеся руки. Я встретила его взгляд, облизала губы и, вспомнив об уловке Лебеди, понизила тон.

— Кунка, — произнесла я.

У меня получился почти стон.

Теперь пришла его очередь глазеть на мой рот. Я была этим весьма довольна, пока он не повысил ставки.

— Скажи «трахаться».

О боже. Теперь он по-настоящему непристоен. Я решительно вдохнула.

— Тр… — Еще глоток воздуха. — Тра…

Он насмешливо фыркнул:

— Не пройдет и ночи, как ты скажешь: «Трахни мою кунку своим членом». Ты будешь повторять это снова и снова. Ты даже будешь кричать это.

Черт! Признаюсь, у меня немного подогнулись колени, но я выровняла их силой воли и встретила его взгляд.

— В таком случае вам лучше не растрачивать ночь впустую, сударь, ибо на это может потребоваться немало времени.

В ответ он скользнул рукой мне под затылок и потянул за узел на шее. Я ахнула, когда шифоновая ночная сорочка сбежала с меня, как вода с обрыва. Я оказалась полностью обнаженной, мерцающей и бледной перед его одетой темнотой. Я быстро перебросила волосы вперед, чтобы они прикрыли груди, и сцепила руки перед гениталиями. Перед кункой…

Он долго молчал, не двигаясь, только смотрел на меня сквозь прорези в маске. Непроницаемый.

Ненавижу непроницаемость.

Абсолютная уязвимость больно ударила по моей уверенности и нервам, начисто отбив охоту дерзить. Я поджала хвост. Выяснилось, что я вовсе не такая храбрая и отчаянная, как мне казалось, когда я затевала это возмутительное мероприятие. Я была девушкой, практически девственницей, слишком испуганной, чтобы противиться бесцеремонному незнакомцу в маске, пожиравшему меня глазами.

Сцена тянулась целую вечность. Напряжение сделалось для меня невыносимым. Я не умею терпеть. Я беспокойно переминалась с ноги на ногу. Перебирала пальцами. Суетилась.

Он наблюдал за мной, скрестив на груди руки.

Наконец я не выдержала:

— Что вы разглядываете?

— Когда ты суетишься, у тебя соблазнительно подрагивают груди. Я просто наслаждался представлением.

Я опустила взгляд и с ужасом поняла, что из-за моей неспособности стоять спокойно занавески из моих темных локонов приоткрылись, довольно откровенно обнажив груди.

— Особенно мне нравится, как бесстыдно выглядывают твои соски. — Его голос изменился, превратившись из бархатного шепота в мужское рычание. — Такие розовые. Они немного покраснеют, когда я буду их сосать.

О, я уже хотела, чтобы он их сосал, и посильнее. Я хотела, чтобы он брал их в рот и тянул к себе, пока я не закричу его имя.

Я не знала его имени.

— Пока что зови меня Сударь, — сказал он, когда я спросила. — Лебедь говорила, что тебя зовут Офелия.

— Да.

Не думай о сосках. Я не могу не думать. Нет. Впрочем, было уже поздно. Я почувствовала, что у меня между бедер стало влажно. Я прокашлялась.

— Сударь…

— Да, Офелия?

Он подошел достаточно близко, чтобы убрать мои волосы с плеч за спину, но при этом не отводил глаз от моих затвердевших сосков.

Его руки задержались над моими грудями, и я почувствовала, как тепло его ладоней согревает мою холодную кожу. До сих пор он касался только моего подбородка.

Я хотела его.

— Сударь, а вы… вы не будете снимать одежду?

Он посмотрел мне в глаза.

— Готова умолять о моем члене, Офелия?

Его глаза были темными, как ночь. Глаза из оникса, как у египетского бога.

Или демона.

Мне было абсолютно все равно, какой вариант вернее. Возможно, демон лучше подходил в спутники тому, кто шагает по дороге греха.

Тут его горячие руки мягко легли на мои обнаженные плечи, и я охнула. Он двигался медленно, обходя меня по часовой стрелке, ни на секунду не отрывая рук от моей кожи, скользя по моим плечам, шее и груди. Вниз по внешней стороне руки, вверх по внутренней. Вокруг талии и по бедрам. За его горячими ладонями по моей коже тянулись огненные следы, пылающие воспоминанием об ощущениях. Я почти ждала, что они будут светиться в полумраке.

Никто и никогда не прикасался ко мне так. У меня не было ни гувернанток, ни нянь. Мать дожидалась моей независимости с младых ногтей, поэтому с тех пор, как мне исполнилось десять, никто даже не видел меня голой в ванной. Я мылась, одевалась и ухаживала за собой сама, так что моя кожа была такой же девственной, как и все остальное.

Он грабил мою кожу. Он опустошал ее безжалостно, как орды викингов. Он касался меня всюду, скользя ладонями и пальцами по животу, кружа по сферам ягодиц, поднимая и собирая в ладони мои упругие, пылающие груди, обхватывая мою невинную плоть жаркими, ласковыми руками. Он все двигался и двигался по кругу, дразня, касаясь, лаская… Тело, лицо, он пробегал пальцами даже по моим волосам. Моя кожа пробуждалась — никогда прежде такого не было.