Я вздохнула.

— Разве оно не вульгарно? Куда мне его надевать?

Лебедь долго не сводила с меня ошарашенного взгляда, но потом поняла, что мой равнодушный тон — чистейшей воды театральный жест. Тогда она в отместку столкнула меня с подушки.

— Ах, вы только полюбуйтесь! Как ты могла держать такое до последнего? Оно великолепно! В буквальном смысле королевское украшение!

Я хлопнула в ладоши.

— Знаю! Мне будут завидовать все женщины в Лондоне! Я буду ходить в нем куда только можно! На балы, суаре, на прогулки по Гайд-парку! — Я взяла у Лебеди ожерелье и приложила к шее. — Как думаешь, оно не слишком формальное, чтобы в нем спать?

Лебедь похихикала над моим дурачеством, и мы налили себе еще вина. Потом углубились было в дискуссию, не послать ли за следующей бутылкой из моих погребов, как вдруг она села прямо и зажала рот рукой.

— Ой, чуть не забыла! У меня кое-что есть для тебя!

Я выпрямилась и вперила затуманенный алкоголем взор в подругу, которая пыталась нащупать среди диванных подушек свой ридикюль.

— Я обнаружила это сегодня утром, когда проснулась. — С этими словами она практически нырнула в свою маленькую сумочку, грозно хмурясь в попытке что-то в ней найти. — Ах! Наконец-то!

Лебедь с победоносным видом вынула руку из сумочки и высоко подняла над головой конверт.

Толстый и дорогой, он тяжело лег мне в руку, хотя никаких гербов и опознавательных знаков на нем не было. Я вскрыла его. В мою подставленную ладонь что-то выпало.

Это было темное, с отливом, маховое перо ласточки…

Сердце забилось при виде его, а потом замедлилось до распутного, чувственного ритма, который резонировал со всем моим естеством.

Сегодня ночью ко мне в постель придет Сударь.

Я весело улыбнулась мужчине, поднесшему мне очередной бокал шампанского, после чего запрокинула голову и залпом осушила его содержимое под одобрительные возгласы джентльменов, обступивших меня. Несколько из них уже соревновались за почетное право принести мне следующий.

Ласточка официально освободилась, и борьба за нее разгоралась все жарче. Это было третье мероприятие, которое я посетила за вечер, и в третий раз разыгрывалась та же сцена. Я веселилась от души, ибо мне не нужно было ублажать никого, кроме себя.

Той ночью я не собиралась пускаться в круговорот балов и суаре, так как для меня каждая из вечеринок начинала быстро себя исчерпывать. Поздоровавшись с хозяевами, потанцевав кое с кем из самых перспективных холостяков и утолив жажду шампанским, я чувствовала, что пресытилась этим обществом и хочу новых приключений.

Я пока не нуждалась в любовнике. Чем дольше томить мужчин ожиданием, тем живее будет их интерес. Почему бы не насладиться собственной популярностью?

Поэтому я откровенно дразнила, подтрунивала, но никому не отдавала предпочтения. И все это время в глубине души лелеяла мысль о предстоящей ночи с Сударем.

Мой маленький домик встретил меня теплом и уютом. Когда я сбросила накидку, Силла привычным жестом встряхнула бархатную ткань и перекинула ее через руку.

— Встретили кого-нибудь приятного, мисс?

Я стянула перчатки.

— Конечно. Все мужчины, Силла, приятнее некуда, когда хотят тебя.

— Ну, тогда вы, наверное, купались в их внимании, мисс, — со знанием дела заключила Силла, — потому что мужчина должен быть сумасшедшим, чтобы не хотеть вас.

Я порывисто обняла ее, мою верную Силлу, которая без колебаний последовала за мной в мир греха.

— Глупости какие, — сказала девушка, с улыбкой отстраняясь. — Пора спать, мисс.

Я бросила взгляд в сторону гостиной, но в открытом дверном проеме было темно. Меня захлестнуло разочарование. Он не пришел.

Спальня была наверху. Я знала, что Силла уже разожгла камин и расстелила постель к моему приходу, поэтому пожелала ей спокойной ночи. Раздеться я вполне могла и сама.

Входя к себе в спальню, искусно превращенную в обитель соблазнения, обтянутую малиновым бархатом и шелком цвета слоновой кости, я вздохнула от огорчения, что сегодня она останется невостребованной.

— Ты прекрасна как никогда.

Его хриплый шепот раздался у меня за спиной. Я не обернулась. Вместо этого закрыла глаза, позволяя сладкому чувству его присутствия разливаться по коже, подобно солнечному свету.

Сударь.

Когда я ощутила жар его большого тела совсем близко за спиной, а его теплые ладони скользнули по моим голым рукам, я откинулась головой ему на плечо.

Он обнял нашими руками с переплетенными пальцами мою талию обволакивая меня своим теплом. Он прижался щекой к моим волосам, и я почувствовала его дыхание на шее.

Мы долго стояли так, просто впитывая друг друга. Мое тело таяло в его объятиях, как воск. Я чувствовала, как внутри меня что-то набухает и распускается, — это частичка моего сердца, которая пять лет пробыла в зимней спячке.

Мой друг. Мой учитель. Мой Сударь.

С каждым вдохом я заново открывала его для себя, знакомого и в то же время нового. Сегодня он пришел не для того, чтобы быть учителем, — сегодня он мой любовник.

Приятное тепло начало переходить в жар. Его руки крепче сжали мои, и я со вздохом прижалась к нему спиной. Его член мгновенно разбух и вдавился в мои ягодицы. Я ощутила глухой раскат в его груди, подобный далекому грому. Его мощная похоть надвигалась как буря. Я чувствовала, как у меня над головой сгущается мгла. Скоро она поглотит меня, раздавит и уничтожит.

Я улыбнулась и подставила лицо дождю.

Когда я проснулась, Сударя, как всегда, уже не было рядом.

Впрочем, долго раздумывать над этим не пришлось, ибо на следующий день с Лебедью случилось несчастье.

Ее любовник, богатый, но ветреный мистер Д., предал ее глубочайшее доверие, а когда поползли слухи, публично порвал с ней. Он никогда мне не нравился, но Лебедь считала, что может изменить его к лучшему, и шла к этой цели со спокойной уверенностью.

Сплетницы, конечно, как с цепи сорвались.

Столь быстрый разрыв Лебеди с ее любовником только подлил масла в огонь. Если вчера ею повсюду любовались и восхищались, то сегодня она вдруг стала всем противна и ненавистна. Одним словом, Лебедь превратилась в ходячий анекдот, причем злопыхательский.

Она не рассказала мне этого сама, дуреха. Я узнала о драме, которая тогда была уже в самом разгаре, за утренним тостом с заварным кремом. Развернув газету, я замерла в ужасе и стала читать, задержав дыхание в груди, а тост на полпути ко рту. Я прочла статью от начала до конца — не буду повторять безжалостные злорадные уколы в адрес «Гусыни», — потом вызвала Силлу и начала действовать.

Первой мыслью было накинуть какой-нибудь старый наряд и доехать до дома Лебеди в наемной коляске, вместо того чтобы ждать, пока подадут мой экипаж. Потом пришло в голову, что в глазах публики все имеет значение. Я решила устроить настоящую процессию. Если все взгляды обращены на нас, пусть видят, что я поддерживаю подругу.

Велев Силле собрать всех тех лакеев, которых я держала для больших вечеринок, я приказала им надеть именные ливреи Ласточки. Конюх получил распоряжение позаботиться, чтобы лошади были безукоризненно, до блеска вычесанными, а в последний момент я даже решила надеть на них сбрую с украшениями в виде черных перьев на головах, которую обычно приберегала для самых торжественных выездов.

— И чтобы все бубенчики и колокольчики были на месте, — строго добавила я.

Теперь что до меня самой. Мне нужно было эффектно выйти из экипажа на глазах всего общества или по меньшей мере той его части, которая окажется поблизости после полудня в этот вторник. Для начала проедем через Гайд-парк. Потом вернемся через Мэйфер, чтобы появиться на пороге Лебеди во всем блеске.

А что потом? Что я могу для нее сделать?

Честно говоря, я понятия не имела. До сих пор она во всем была мне наставницей. Возможно, теперь она позволит мне ей помочь.