- Что значит - в моем возрасте?! - выкрикнула я - и остолбенела, услышав свой голос.

Потому что это был не мой голос, а чей-то чужой, скрипучий, возмущенный. Такими голосами разговаривают старые толстые суслики в своих норах.

- О, простите, - тут же ответил Эван. - Простите мою бестактность. Разумеется, даме такие вещи говорить нельзя. Я просто хам и нахал.

И он поклонился. Ну, чисто деревянный болванчик. Как будто не узнавал меня. Как будто был мне совсем чужой.

- Что такое, - пролепетала я. - У меня волосы растрепались или лицо грязное?..

Роланд тоже хотел быть джентльменом. С вежливой улыбкой, отчего его лицо сделалось каким-то ненастоящим, каменным, он раздобыл в кармане брюк зеркальце и поднес мне.

- Святая поварешка! - вскричала я в ужасе сусличьим голосом, увидев, что смотрит на меня из зеркала.

Я превратилась в старую седую ведьму. В чудовищную, старую, беззубую ведьму, у которой изо рта торчал единственный желтый зуб, как пень из оврага. А рот точно овраг. Узкая черная щель, делящая сморщенное коричневое лицо пополам. И нос как огромный горбатый бугор с прыщом. И глаза с бельмами. Оба!

И одета я как старая цыганка! Толстая, коротконогая цыганка с обширным задом, в чудовищных шерстяных панталонах с начесом и с заплаткой на заднице!!!!

Вот почему Роланд был так шокирован...

Хитрющий Драконище Черный! Не зря он сказал, что удрать невозможно! Он наверняка наложил заклятье! И я превратилась в чудовище! Какой же сейчас жених согласится вести меня под венец?! И как я в таком виде смогу вернуться в долину. Путь мне один - снова к Драконищу, чтоб он снял заклятье!

- Что такое? - заворковал Роланд заботливо. - Не оцарапались ли вы нечаянно? Как по мне, так падение не причинило вам серьезного вреда. Руки-ноги целы, слава магии, и цвет лица неплох. то есть, - поправился он, понимая, что со своим враньем перегнул палку, - я хочу сказать что не посинело, не побледнело. удар, значит, вам не грозит.

Из-под моего сдувающегося шара вылез Акмаль, стряхивая с уха повисший золотой шнурок.

- Старая воровка, - ругнулся он. - Как сорока, все блестящее стащила?

- Почему стащила?! - искренне возмутилась я. - Ничего не стащила.

Я обвела всех женихов взглядом, и сердце мое сжалось.

- Акмаль? А Эмиль и Михаль где? - произнесла я. Зачем спросила - знала же ответ!

- Так они с Музой, - забормотал он, показывая пальцами в разных направлениях. - А вы, простите, откуда знаете про Эмиля и Михаля?..

- Да это же я! - вскричала я в отчаянии. - Ваша Евангелина! Только заколдованная!

Но заклятье, кажется, было сильнее, чем я рассчитывала. Вместо трагичных слов из моего горла вырвалось хитрое хихиканье, и мои руки - старые, с морщинистой обвисшей кожей, с обломанными ногтями, - потянулись к Акмалю. Бесцеремонным щипком одна моя старая клешня впилась Акмалю в щеку, трепля побледневшего охотника и отслаивая кожу от его черепа.

- Да это же я, - предав меня, радостно бормотал мой язык. - Твоя бабушка! Ух ты, вырос какой большой!

Я трясущимися руками отыскала Эмилеву иглу в складках платья и явила ее Акмалю в надежде, что он узнает инструмент брата, но Акмаль лишь нервно сглотнул. Игла сверкала в моей морщинистой руке, не узнать ее было невозможно! Но Акмаль, болван, все истолковал по-своему.

- Мама всегда говорила, что мы удались в отцовскую родню, - проблеял он. - Таланты, значит, тоже оттуда...

Светловолосая голова Акмаля, бледного, как мел, бултыхалась туда-сюда. Он с ужасом смотрел на старую цыганку - на меня! - радостно скалящуюся ему единственным зубом, на разбитое летательное средство, на рассыпавшиеся по траве монеты. Принять тот факт, что цыганка-воровка - его бабушка, Акмалю было не так-то просто.

- А-а-а-а! - в ужасе и раздражении кричала я. А мой подлый язык молол всякую чушь.

- Я вас в ванне купала, - ворковало заклятье. - Всех троих. В розовые попки целовала!

Святые жабьи лапки! Да если я это буду говорить вместо того, что на самом деле хочу сказать, мне бы лучше помолчать, наверное?!

Акмаль сделался насыщенного бордового цвета. Женихи зафыркали, пряча улыбки.

- Что-то я не слышал о вас, мадам, - подозрительно рассматривая меня, ответил Акмаль. -Бабушка - дело хорошее, но я припоминаю совсем другую даму в этой роли.

- Не слушайте меня! - хотела выкрикнуть я. Но коварное проклятье продолжало гнуть свою линию.

- Дак бабушки-то две, пустая твоя голова! А я со стороны отца! - безошибочно определив, какую бабушку могли видеть близнецы, выдало оно.

- Ах, вон оно что. - протянул Акмаль неопределенно, рассматривая меня внимательнее.

В этот миг мне сделалось дурно.

Навалился страх от пережитого падения, отчаяние от беспомощности и ужас от того, как я выгляжу. Ноги мои подогнулись, я шлепнулась на зад и всхлипнула. Не так я себе представляла встречу с женихами и с Эваном, который сейчас смотрел на меня как на пустое место.

- Даме плохо, нужно воды, - технично оттолкнув Акмаля от новообретенной родственницы, произнес Роланд.

Акмаль с топотом помчался к ручью и вскоре вернулся обратно, таща за поля свою шляпу, сочащуюся влагой. Не думая, я отхлебнула из нее, и в голову мне ударило приятное расслабляющее опьянение.

- Это что, из Бойкого ручья?.. - засыпая, произнесла я.

А мой заколдованный язык, еле ворочаясь, рявкнул:

- Славное пойло! - и я опрокинулась на спину и захрапела...

***

Проснулась я поутру, заботливо устроенная на аккуратно сложенном шаре, как на матрасе.

Катамаран был починен чьими-то заботливыми руками, мешочки с золотом стояли рядком рядом с моим импровизированным ложем. Рядышком горел костерок, над ним булькал вкусно пахнущий суп. Акмаль, сидя на бревнышке рядом с костром, чинил мои - точнее, старухины, - огромные растоптанные ботинки с пряжками, больше похожие на древние туфли моего папы.

Где-то вдалеке слышался голос Роланда. Кажется, он рыбачил, используя своего гнома в качестве живца. Гном визжал и говорил, что вода слишком холодная. Потом смолк и захрапел. Бойкий ручей усыпил его.

Царила идиллия.

- Доброе утро, - произнесла я, потягиваясь.

Но новообретенное магическое тело жило своей жизнью. Оно со вкусом, сладко, потянулось, разинув беззубый рот и хрустя сразу всеми суставами. Ноги в полосатых чулках и в панталонах с начесом дрыгались от переизбытка чувств.

- Здорово, внучок, - панибратски выдало оно. Обломанные ногти поскребли сгорбленную спину.

Акмаль лишь неодобрительно мотнул головой, продолжая зашивать лопнувший ботинок. Нет, все же хороший он парень! Новообретенная «бабушка» ему не нравилась и вселяла в него ужас пополам с неодобрением, и даже с брезгливостью. Воровство Акмаль не поощрял. Ворованное золото не взял - вот оно все. Но, несмотря на порицание образа жизни пожилой родственницы, Акмаль заботился о ней. Обо мне, то есть.

- Какой хороший мальчик! - пуская скупую слезу, проворчало магическое тело. - Добрый, заботливый, с руками.

- Добрый, добрый, - хихикнул как бы невзначай проходящий мимо некромант Алекс. - Вы мешочки-то пересчитайте, мамаша. А то он очень сильно суетился над ними.

Акмаль замахнулся на некроманта моим ботинком, и тот очень быстро убрался из зоны поражения.

Вот гаденыш-то.

Впервые я посмотрела на него другими глазами. Милый, услужливый и мягкий, даже слегка неуклюжий и погруженный в высшие материи, каким он предстал передо мной в наше первое свидание, сейчас он показался мне скользким и хитрым. Так и сверкает зелеными внимательными глазами...

«А это ведь не так уж плохо - то, что я превратилась в эту старуху, - размышляла я. -Перед Акмалевой бабкой все мои женихи не станут притворяться хорошими, добрыми. Они вообще не станут притворяться. И я увижу их без прикрас.»

- Ну и пусть суетился! Пусть! - горячо вступилась я за Акмаля. - Суетись, мой хорошенький, суетись, мой ласковый, суетись, мой утеночек желтенький.