— Разумеется, нет! — безапелляционно загремел Энси в телефон. — Вы попросили нас об услуге, и мы с Игги уже потратили на это массу времени и денег. Игги отказался от двух других предложений, чтобы посвятить все свое время вам. Право, мне кажется, это крайне нелюбезно с вашей стороны, моя дорогая, особенно после всего, что мы для вас сделали!

Миссис Ривз вздохнула. Как видно, ей уже теперь не отвертеться.

— Но ведь в доме останется прислуга, — попыталась она умилостивить Энси. — Я ее предупрежу, и вы с мистером Самсоном можете приходить в любое время, когда вам будет удобно. Это вас устроит?

— Если бы вы остались, это было бы совсем другое дело, — сказал Энси, с сожалением понимая, что вожделенные даровые ленчи и выпивки исчезают, как мираж. — Неужели вы никак не можете подождать, пока мы все закончим?

— Никак не могу, мы должны уехать как можно скорее.

— Ну что ж, я вижу, вас не переупрямишь, — не слишком любезным тоном заявил Энси. — Но, право же, это очень нехорошо с вашей стороны, моя дорогая, — уезжать в разгар нашей работы.

— Ах, я сама так огорчена, — сокрушенно пробормотала миссис Ривз. — Но что можно поделать, когда человек болен? Все же, прошу вас, скажите, куда бы вы нам посоветовали поехать?

Энси немного помолчал, давая понять, что он размышляет.

— Почему бы вам не отправиться в Канн? — осенило его вдруг. — Бекки собирается туда в августе, и, поскольку эта дурацкая канитель в Испании все еще не кончилась, я, вероятно, направлюсь туда же.

— Вы в самом деле думаете, что это именно то, что нужно? — неуверенно спросила миссис Ривз.

— Безусловно, безусловно, — решительно сказал Энси. — Раньше это был зимний курорт, но теперь все Сливки Общества ездят туда летом. — Не совсем бескорыстные соображения промелькнули тут у него в уме. — Почему бы вам не снять в Канне виллу? Там их сдается очень много, а есть даже с собственными бассейнами. Подумайте, это было бы так мило, дорогая. Вы могли бы пригласить к себе своих друзей и купаться все вместе.

— А эти виллы не очень дорого стоят? — неуверенно спросила миссис Ривз.

— Нет, нет, — безапелляционно заявил Энси. — Каких-нибудь четыре-пять тысяч франков в месяц. Чрезвычайно дешево.

— О-о, — произнесла миссис Ривз, тщетно пытаясь произвести кое-какие вычисления в уме. — Сколько же это получается на английские деньги?

— Всего-навсего двенадцать — пятнадцать гиней в неделю, — небрежно сообщил Энси. — Сущая дешевка, вы понимаете.

— О-о, — снова произнесла миссис Ривз. Быть может, они могли бы сдать на это время свой дом в Мэрвуде? Сущая дешевка?

Наступила пауза.

— Но до августа еще далеко, — сказала наконец миссис Ривз. — Боюсь, что нам будет там немножко одиноко без вас и Бекки. А нельзя ли тем временем поехать куда-нибудь еще?

Энси, казалось, снова принялся размышлять.

— Вы можете поехать в Венецию, — сказал он бодро. — Конечно, после того как Италия стала так по-свински относиться к нам, туда уже не очень-то ездят. Но летом Лидо все-таки довольно модное место. И, мне кажется, кое-кто еще ездит в Венецию. Я слышал, что у них там очень обаятельные гондольеры. Пожалуй, это было бы как раз то, что нужно: сначала поехать в Венецию, а затем — на Ривьеру. Мы можем дать об этом несколько строк в «Пуховочке».

— Ах, это так мило с вашей стороны, — проворковала миссис Ривз. — Я думаю, мы последуем вашему совету.

— Только не застревайте в Венеции надолго, дорогая, — предостерег ее Энси. — Поезжайте пораньше в Канн, снимите хорошую виллу, и мы с Бекки приедем к вам погостить. Это будет прелестно, не правда ли?

— Прелестно, — с некоторым сомнением в голосе подтвердила миссис Ривз. — Большое, большое вам спасибо, Энси. До свидания.

— Не забудьте предупредить вашу прислугу насчет Игги и меня, — торопливо напомнил Энси. — Что? О, конечно. Ну, смотрите, развлекайтесь хорошенько. До свидания, дорогая.

Что могло бы, казалось, быть общего между Гиббоном и мистером Ривзом, однако ученый, написавший историю Римской империи, и наш почтенный коммерсант из Мэрвуда, удалившийся на покой, сошлись в одном: Венеция действительно могла на некоторое время повергнуть человека в изумление.

Гиббон упустил из виду сообщить нам, что именно так его изумило. Мистера Ривза изумили многие и разнообразные явления и предметы. Он был изумлен, обнаружив в Венеции немало улиц и площадей, так как всю жизнь находился под впечатлением, что единственным средством коммуникаций в этом городе являются каналы. В то же время, вопреки всякой логике, он испытал наивное изумление, — не без некоторой примеси самодовольства, — когда его доставили с вокзала в отель не на такси, а в гондоле. Правда, это приятное чувство несколько ослабело, лишь только подошло время платить за проезд, ибо мистеру Ривзу не было известно о существовании официального, изготовленного печатным способом тарифа, а если бы даже он о нем и знал, то все равно не смог бы извлечь из него нужную справку, и гондольер, естественно, заломил с этого английского простака непомерную цену. Почти единственным удовольствием, которое мистер Ривз еще получал от жизни в промежутках между принятием пищи, была возможность расплачиваться за различные предметы и услуги, в сущности не доставлявшие ему никакой радости, но все же он сказал миссис Ривз и Марсель, что, кажется, с него содрали многовато. Будем надеяться, что у гондольера хватило хотя бы здравого смысла с толком использовать перепавшую ему добычу.

Мистер Ривз был изумлен царившей в городе тишиной и певучими голосами горожан. Он был изумлен, узнав, что почти все дома на Большом Канале называются дворцами, — по его понятиям, это слово означало нечто среднее между Букингемским дворцом и давно не обитаемым замком «Кристалл». Он был изумлен, найдя у себя в спальне кран с горячей водой. Он был изумлен, заметив, что управляться со спагетти совсем не такая простая задача, и весьма неприятно изумлен качеством вина. Он был изумлен вздыбившимися и покривившимися каменными плитами на площади Святого Марка и поспешил увести оттуда миссис Ривз и Марсель, ибо у него тотчас возникло ошибочное представление, что стоявшие на площади здания могут рухнуть в любую минуту. Он был изумлен, узнав, что такая высокая башня, как Кампанила, была воздвигнута единственно для того, чтобы повесить там колокола, но несколько утешился, когда ему сообщили, что с этого бессмысленного сооружения взорам английских туристов открывается волшебный вид на город. Он был изумлен одеянием карабинеров и чудовищным количеством голубей на площади Святого Марка. Он был изумлен, что в таком большом городе незаметно почти никаких признаков промышленных предприятий. Особенно же сильно был он изумлен, вычитав в своем туристском справочнике, что в старину венецианцы слыли весьма богатыми и предприимчивыми купцами, — слишком уж много денег, по его мнению, было здесь потрачено на пустые украшения. Он был очень изумлен, обнаружив в Венеции несметное количество старинных полотен — больше, как ему казалось, чем во всем мире. Он был изумлен и несколько оскорблен тем, как молодые венецианцы поглядывали на Марсель и даже на миссис Ривз. Он был изумлен и разочарован, не найдя нигде бочоночного пива (за исключением немецкого), а также, само собой разумеется, и никаких площадок для гольфа… И как только люди здесь живут? Он был изумлен, заметив, что большинство венецианцев, с которыми ему приходилось общаться, считают его, по-видимому, за дурака. Он был также слегка изумлен тем, что, как выяснилось, не имел ни малейшего представления ни об истории Венеции, ни об искусстве этого города.

Перечень предметов и обстоятельств, изумивших мистера Ривза, можно было бы продолжить до бесконечности. Он отметил все эти факты, понятно, не сразу и даже не в первые часы своего пребывания в Венеции — они накапливались постепенно. Одновременно, также постепенно, накапливалось и чувство скуки. Помимо принятия пищи, которая, по мнению мистера Ривза, оставляла желать лучшего, Венеция не сулила ему никаких радостей. И вовсе не потому, что он пренебрегал открывшимися перед ним возможностями. Совершенно напротив. Всякое утро, с Бэдекером в руках, мистер Ривз вместе со своими дамами отправлялся осматривать достопримечательности. Перед каждой достопримечательностью, отмеченной в справочнике звездочкой, мистер Ривз останавливался и с похвальным упорством, в духе лучших традиций всех дотошных исследователей, бестолково осматривал, что положено, от начала до конца. Марсель, которая по части искусства знала все, проявляла чрезвычайную придирчивость и раздражала мистера Ривза, с презрением отзываясь о картинах, статуях и зданиях, по заслугам украшенных в справочнике герра Бэдекера звездочкой — а уж кому же, спрашивается, лучше знать, как не герру Бэдекеру. Миссис Ривз неизменно ахала — какая прелесть! — и довольно часто зевала.