Когда до начала учебного года осталось несколько дней, Санкити стал собираться в дорогу. С той поры, как он вернулся из Сэндая, прошло около двух лет. И все это время он жил в семье старшего брата. И вот опять сборы. На этот раз он навсегда прощался с домом Коидзуми. Теперь у него будет своя семья. Он понимал, что нелегко ему придется, но с радостью смотрел в лицо будущему.
4
Через месяц после отъезда Санкити, Минору получил от учителя Осима телеграмму: Нагура вместе с дочерью выехали пароходом в Токио. Нагура звали отца девушки, которую сватали Санкити.
— Учитель Осима уверял меня, что они вот-вот приедут. Но я все не верил, пока своими глазами не увидел телеграмму. Теперь все в порядке... А то я очень волновался, — говорил Минору жене о-Кура, позвав ее в гостиную. Немедля послали за Инагаки. Через минуту тот был в доме Минору.
— О! К нам едет Нагура-сан? Пароходом, говорите? Нелегкое дело покрыть такое расстояние! — без умолку трещал Инагаки, едва переступив порог.
Радостная суета воцарилась в доме.
На столе Минору лежал листок с распорядком свадьбы: в каком ресторане устроить банкет, кого пригласить, какие нужно заказать блюда, сколько приготовить сакэ для гостей, сколько пригласить гейш.
— Знаешь, Инагаки, — озабоченно проговорил Минору, — я хотел было попросить тебя, чтобы ты взял на свадьбу свою дочь. Они бы вместе с о-Сюн наливали сакэ новобрачным. Но потом я передумал, лучше позвать девочек из школы гейш.
— Конечно, меньше забот, — вставила слово о-Кура. — Сколько времени уйдет, пока растолкуешь нашим девочкам, что должны делать на свадьбе мальчик и девочка в роли бабочек.
— Ты это правильно решил, Минору, — прервал Инагаки. — Мы с женой тоже об этом думали. Так, значит, из всей моей семьи вы приглашаете на свадьбу только одного меня. Пусть все будет попроще, попроще... Вот когда разбогатеем, закатим пир всем на удивление. А сейчас еще не время, верно, сестра?
— Конечно, пусть будет попроще, — смеясь, ответила о-Кура. — Я тоже не буду участвовать в церемонии — мне нечего даже надеть.
— Ну, это пустяки. Ты не должна так говорить, — шутя погрозил ей пальцем Инагаки. — Найти платье — дело простое. Было бы лишь желание пойти на свадьбу. Вот возьми дочь нашего соседа: она была на смотринах в кимоно своей подруги. Можно и на прокат кимоно взять. Времена теперь такие пошли.
— Все и будет очень просто, — категорически заметил Минору.
Инагаки скоро ушел. Дел у него было по горло. Надо зайти к хозяину ресторана, договориться о банкете, послать телеграмму Санкити и еще сделать кучу всяких дел.
— Содзо! Ты бы пожил несколько дней у Инагаки, — попросил Минору больного брата.
Проклиная все на свете, Содзо выполз из своей комнатушки и, едва волоча парализованные ноги, перебрался в дом Инагаки.
Наступил день свадьбы. Едва забрезжил рассвет, как Минору был на ногах. Вымели, убрали двор. Навели порядок в комнатах. Пуховой тряпочкой тщательно вытерли мебель в гостиной. Вокруг жаровни с тлеющими углями разложили циновки. Принесли лакированную коробку с папиросами и табаком, на татами поставили пепельницы. На токонома красовалось яркое павлинье крыло. Когда все было готово, Минору остался один в гостиной. Здесь только что накурили благовониями, и комната была полна легким, душистым дымом. Сидя за столиком, он пил чай и думал, что теперь здесь не стыдно будет принять отца невесты.
Пришло поздравление и от Морихико. В письме он писал, что живет в гостинице, но приехать на свадьбу, к сожалению, не сможет. Письмо заканчивалось пожеланиями здоровья братьям Минору и Санкити.
В комнату вошла о-Кура, только что вернувшаяся вместе с дочерью из магазина.
— Минору! Посмотри, какие сандалии мы купили для о-Сюн, — сказала она.
— А ну-ка покажи. — Минору взял деревянные сандалии. Они были ярко-красные и очень высокие, поперечные дощечки были гораздо выше, чем у обычных сандалий. — Что ты сделала, о-Кура! Разве можно в таких сандалиях показаться на людях! Ты что, не знаешь, что это обувь для девчонок из школы гейш? — возмутился Минору.
— Это о-Сюн виновата. Пристала ко мне: купи да купи вот эти. Никакого с ней сладу нет, — оправдывалась о-Кура.
— Где только были твои глаза, — разошелся Минору. — Иди и немедленно обменяй их. О-Сюн должна ходить в некрашеных и без колокольчика.
— Я тоже так думаю, — горько улыбнулась о-Кура.
— Мамочка! Мы пойдем и сейчас же обменяем эти сандалии, — схватила о-Сюн мать за рукав кимоно.
Гнев Минору так же быстро улегся, как и вспыхнул. Глава семейства был очень рад и счастлив сегодня. «Пусть процветает и множится славный род Коидзуми» — пело в его душе. Скорее бы уж совершилась церемония свадьбы.
Приехавшие в Токио мать и брат невесты остановились в гостинице. Минору и Инагаки в назначенный час отправились к ним с визитом.
В доме остались о-Кура и ее родная сестра о-Суги, пришедшая помочь. Первым делом они одели о-Сюн; девушка была в нарядном кимоно, подвязанном широким, красивым поясом. Пришла и бабушка Наоки, одетая в праздничное монцуки.
«Поздравляю!», «Поздравляю!» — то и дело слышалось со всех сторон. Скоро в доме собрались и все мужчины. Приехал из своей деревни и виновник торжества. Солнце уже клонилось к закату, когда веселая компания двинулась в ресторан.
Оставшиеся в доме занялись уборкой: кто прибирал раскиданные повсюду вещи, кто подметал комнаты. В этот вечер в доме зажгли все керосиновые лампы. Стало светло даже в прихожей, где обычно царил полумрак. Дом сразу преобразился.
— Добрый вечер, — раздалось с улицы. В гостиную вошла дочь Инагаки и села. Она расположилась возле матери. Скоро сюда пришли о-Кура и о-Суги. Все расположились вокруг большой жаровни с углями.
Вот жена Инагаки поднялась, вышла в соседнюю комнату, взглянула на часы, висевшие на стене, опять вернулась в гостиную.
— Они, наверное, уже в ресторане, — сказала она.
— Ну что вы, тетя? Конечно, еще нет, — улыбнулась о-Кура. — Им надо сначала зайти в гостиницу, нанести визит матери невесты, а уж потом в ресторан.
— Сейчас они наверняка сидят там и пьют сакэ, — добавила о-Суги.
— Я слышала, с невестой приехали мать и брат? — спросила жена Инагаки. — Ваш муж наговорится там вдоволь. А мамаше Нагура все-таки нелегко, все ведь приходится делать самой: и хозяйство на ней, и дочку замуж выдавать — хлопот много.
Дочь Инагаки внимательно слушала, что говорят взрослые, стараясь представить себе, как празднуют свадьбу.
Чуть потрескивали горячие керосиновые лампы. Глядя на пламя одной из ламп, видневшееся из-под круглого абажура, о-Кура заговорила:
— Сколько воды утекло с тех пор, как меня вот так же выдали замуж за Коидзуми... Я не могла удержать слез, когда шагнула за порог отцовского дома, навсегда расставаясь с родной семьей.
— И... и... дорогая. Со всеми так было, — откликнулась жена Инагаки. — Ничего нет печальнее женской доли...
— А я не прочь еще раз такими слезами поплакать, — засмеялась о-Суги, облизнув пересохшие губы. — Да кому я теперь, старуха, нужна... Остается только годы считать...
— Что с тобой? — спросила жена Инагаки, поглядев на дочь. — Ты дрожишь как лист.
— Даже мне твоя дрожь передается, — опять рассмеялась о-Суги, обняв девушку.
Стоял тихий вечер. Издалека, со стороны Уэно5, доносились тугие удары колокола. Оставшиеся дома женщины, ожидая возвращения гостей и родных, делились воспоминаниями .
Часы пробили десять, послышался шум подъезжающих колясок. Дом сразу наполнился громкими голосами.
— Ну и мамаша Натура. Вот это женщина... Какой характер! — говорили почти в один голос Минору и Инагаки.
Свадьба продолжалась. Появились столики с закусками, сакэ. Жена Санкити знакомилась со всеми, кто был в доме.
— Ну вот, о-Сюн, теперь у тебя будет еще одна тетя, — сказала дочь Инагаки, обращаясь к подруге.
