— Да, тетя о-Юки, — ответила о-Сюн и засмеялась.
— Ну, Инагаки-сан! Спасибо тебе за все, век не забуду, что ты для меня сделал, — сказал Минору, поднося Инагаки очередную рюмку.
— Я ни рюмки больше не выпью, — замахал руками Инагаки. — Никогда столько не пил.
— А я еще никогда так не веселился, — в какой уже раз повторял Минору. — Если никто больше не хочет, я буду всю ночь пить один.
На другой день после свадьбы Минору, занимаясь каким-то делом, как бы между прочим сказал:
— Вот какое дело, Санкити. Возьми Содзо с собой в деревню.
У Санкити и в мыслях не было, что ему в первые дни новой жизни придется решать такой сложный вопрос. Здесь, в доме Минору, за Содзо едва успевали ухаживать две женщины: о-Суги и о-Кура. Если взять Содзо с собой, все заботы лягут на плечи о-Юки. А ведь у них толком еще и дома нет, все придется начинать сначала. Хотя Минору сказал это как бы вскользь, но тон у него при этом был категорический. Санкити ничего не ответил брату, решив поговорить о Содзо перед самым отъездом.
Санкити нельзя было задерживаться в Токио: его ждала работа. Оставалось познакомить жену с братьями Морихико и Содзо.
На другой день утром из гостиницы, где остановились мать и брат о-Юки, привезли несколько больших корзин с приданым о-Юки. «Гм, сколько вещей», — удивился Инагаки и пошел таскать вместе со всеми корзины.
Когда приданое было внесено в дом, Инагаки пригласил Санкити с женой к себе. Содзо все еще пользовался его гостеприимством.
Потирая иссохшие руки, Содзо приветствовал жену брата. Он не сводил восхищенного взгляда с девушки, решившейся на такое дальнее путешествие.
— Вот ты и познакомилась с Содзо. Теперь поедем к Морихико, — покидая дом Инагаки, сказал Санкити.
— А кто он? — почтительно спросила о-Юки у мужа.
Морихико долгое время жил в Корее, внимательно следя за событиями в Восточной Азии. У него были знакомства среди людей самых различных званий и профессий. Одно время он торговал с заморскими странами. Вот и все, что знали родные о жизни Морихико в те годы. Вернувшись из Кореи, Морихико с головой ушел в работу. Как будто опять стал ходатаем по делам владельцев горных лесных участков. Он был из тех, кто не жалеет сил для процветания своего края. Но чем он занимается, точно никто не знал.
— Как тебе сказать! Вот пойдем к нему и увидишь, — ответил жене Санкити.
Вместе с ними навестить дядю пошла и о-Сюн, дочь Минору.
Морихико жил в гостинице. Гости поднялись на второй этаж и вошли в комнату Морихико. На полу лежала большая шкура медведя. У окна стоял шахматный столик. В углу гости заметили чемодан из добротной китайской кожи. В комнате был образцовый порядок, и все ее убранство говорило, что постоялец поселился надолго.
— Рад, рад, что пришли, — приветствовал гостей Морихико. — Я хотя и послал Минору поздравительное письмо, но чувствовал себя очень неловко, что не повидался с Нагура-сан. Зато сегодня я вас буду угощать европейскими кушаньями.
Расставив на столе чашки с блюдцами, Морихико хлопнул в ладоши.
— Что угодно господину Морихико? — проговорила вошедшая в комнату хозяйка гостиницы.
— Познакомьтесь, пожалуйста. Жена моего брата... — сказал Морихико, указывая на о-Юки. — И принесите чего-нибудь сладкого к чаю — конфет, печенья.
— А мне, пожалуйста, папирос, — добавил Санкити.
— Ты, Санкити, что-то много стал курить, — заметил Морихико, нахмурившись. Сам Морихико не курил и за всю жизнь не выпил, кажется, и рюмки спиртного.
В полдень все четверо пошли в европейский ресторан. Заняли столик на втором этаже, где было мало народу и поэтому тихо. Морихико много рассказывал о жизни в провинции, о своей семье.
«Вот и с Морихико повидались. Теперь не мешает подыскать жене приятельниц», — подумал Санкити. Он решил пойти к одной своей знакомой, по имени Сонэ, которая приходилась дальней родственницей школьной подруге о-Юки. О-Юки с радостью согласилась.
Как только стало смеркаться, Санкити и о-Юки отправились к Сонэ, жившей в семье старшей сестры. В этот вечер у Сонэ были гости, среди них один известный музыкант. В комнатах, обставленных просто и со вкусом, был идеальный порядок. Возле каждого гостя стояла небольшая фарфоровая жаровня с тлеющими углями. В семье были маленькие дети — иногда за стеной вдруг слышался детский плач. В гостиной шел оживленный разговор, когда в комнату, неслышно ступая, вошла девочка лет шести с бледным личиком и волосами, падающими в беспорядке на плечи. Подойдя к Сонэ, она старательно поклонилась Санкити и о-Юки.
— Какая милая девочка, — сказала о-Юки. Девочка засмущалась и выбежала из комнаты. Сонэ была старше о-Юки. Но о-Юки она показалась совсем юной, хотя лицо у нее было печальное. Когда она поднимала на собеседника глаза, казалось, что она не видит его. Во весь вечер она ни разу не улыбнулась. С детских лет Сонэ видела много горя, может быть, это сделало ее характер угрюмым.
Санкити и о-Юки недолго задержались у Сонэ — она была занята гостями. Вернувшись домой, Санкити спросил жену, понравилась ли ей Сонэ.
— Я, право, не знаю, — смутилась о-Юки. Ей нечего было сказать, ведь она видела Сонэ первый раз.
Супруги решили ехать на следующий день. Им еще надо было сделать кое-какие покупки, собрать и упаковать вещи, — словом, забот было хоть отбавляй. Но прежде всего Санкити хотел поговорить с Минору о Содзо. Войдя в комнату брата, он без обиняков заявил, что Содзо взять с собой не может.
— Да, да, конечно... Ты прав. Это было бы очень тяжело для вас. Я потом уже передумал, — улыбнулся Минору брату.
Пришли попрощаться мать и брат о-Юки. Они принесли деньги — около двадцати иен, — чтобы молодые купили себе комод.
Сказаны последние слова прощания. И в три часа дня о-Юки и Санкити были уже на вокзале Уэно вместе со всеми своими пожитками. Пассажиров было много — на перроне была теснота.
На другой день, когда совсем стемнело, Санкити и о-Юки добрались наконец до своего нового дома. В пути им пришлось заночевать на одной станции. Они и сами не очень спешили: им хотелось попасть домой к вечеру, так что назавтра они собрались в дорогу только после обеда. Когда они сошли с поезда, было уже совсем темно. До самого дома о-Юки ни на шаг не отходила от мужа: место было незнакомое, и ей было немного не по себе.
Вошли во двор. Еще несколько шагов, и о-Юки очутилась в комнате. У небольшого очага сидел мальчик. Он ожидал гостей. Это был ученик школы, в которой преподавал Санкити. Он жил у своего учителя и помогал ему
по хозяйству. Низким поклоном приветствовал мальчик о-Юки.
— Я знал, что сегодня вы обязательно приедете, ведь завтра понедельник. И решил вас встретить, — сказал он Санкити.
— Да, мы немного задержались, — ответил Санкити, садясь к огню.
О-Юки развернула узелок, вынула несколько пряников и протянула мальчику.
— Так вот какой у нас дом, — сказала она, внимательно осматриваясь. Возле стены, у которой был сложен очаг, стоял буфет, рядом — большой, грубой работы, стол, потолки были темные от копоти.
— Говорят, когда-то в этом доме жили самураи, — проговорил Санкити. — Вот там, сзади, был парадный вход. Теперь он закрыт и там кладовая. Дверь, через которую мы вошли, пробита недавно — ее сделал хозяин, который жил здесь до меня. Ну и грязи осталось после него! Пришлось заново оклеить все стены, постелить новые татами... Да и очаг был сложен заново, уже когда я здесь поселился.
Мальчик принес из кладовой зажженную лампу. Санкити взял ее и повел жену на кухню. Кухня была довольно просторная, с дощатым полом: раковина для мытья посуды, кое-какая утварь — вот все, что в ней было. Налево в стене виднелась закопченная дверь. Санкити открыл ее.
— Здесь я храню уголь и дрова, — объяснил он жене и поднял лампу над головой, чтобы о-Юки было получше видно. Но в кладовой было так темно, что о-Юки ничего не разглядела. — А это твоя комната, — сказал Санкити, входя в небольшую комнатушку, куда вела дверь из столовой.