Как только темнело и в саду начинали верещать лягушки, на Санкити вдруг находила такая тоска; что он был готов бежать из дому. В памяти вставали первые дни после свадьбы. Он и о-Юки прощаются с Токио и едут устраивать свой очаг. Санкити казалось, что поля, холмы, деревья, солнце — все, что окружало его в пути, радуется вместе с ним его счастью. Ему вспомнились вечера, когда он поздно засиживался над книгой, как он, читая, нет-нет и прислушивался к спокойному дыханию жены. Огромно было его желание привести в дом любимую женщину. Тем сильнее теперь его разочарование.

Иногда воспоминания уводили Санкити к тем далеким дням, когда он, покинув отчий дом, ушел скитаться...

Временами же, когда о-Юки занималась хозяйством на кухне, а он ходил по комнате, качая на руках малышку, его точно молнией ударяла мысль: бросить все — жену, ребенка, и бежать отсюда, бежать куда глаза глядят.

— Баю-бай, баю-бай, — напевал он, прислушиваясь к своему голосу. Дочка никак не могла уснуть. А о-Юки все делала что-то на кухне.

Этой весной Санкити посадил на огороде огурцы, баклажаны, а вдоль забора посеял тыкву, чтобы ее стебли ползли вверх.

Как-то вечером, вооружившись бамбуковым веником, Санкити убирал двор. Вдруг его взгляд упал на человека с большим узлом за спиной, остановившегося за оградой.

Это был Касукэ — приказчик Хасимото. Он бродил в этих местах с лекарствами и по дороге разыскал дом Санкити.

Касукэ рассказал, где он побывал, как добрался в этот раз даже до Этиго. Лицо Касукэ стало почти черным от загара. Он привычным движением снял со спины корзину с лекарствами, размял усталые члены. Было видно, что ему не так уж легко в его годы странствовать по дорогам. Сняв соломенные сандалии, он вошел в дом.

— Ваша сестра говорила, что и у вас есть дочка. Она строго-настрого наказывала мне: если мне и придется у вас задержаться, то ни в коем случае не быть вам в тягость... — проговорил Касукэ.

— Ну, стоит ли об этом говорить! Ты обязательно переночуешь у нас, — прервал его Санкити. — Рассказывай, как живет сестра? Как Тацуо, дети? И каждый год будешь теперь останавливаться у нас.

Услыхав о приходе гостя, с кухни прибежала о-Юки.

Касукэ рассказал, что путешествует с лекарствами уже больше двух месяцев. Он не первый раз уезжал из дому в такую даль. У Хасимото было заведено посылать Касукэ то в одно место, то в другое торговать вразнос. Сейчас как раз наступила очередь местечка, в котором проживал Санкити.

Когда стемнело и в доме зажглись лампы, о-Юки с ребенком на руках подсела к мужу, чтобы послушать Касукэ.

— Какая славная у вас девочка! А у меня есть для нее лекарство, чтоб животик не болел. — С этими словами Касукэ вынул из корзины коробочку со снадобьем, приготовленным в лавке Хасимото, и протянул Санкити.

— Мы слышали, у вас в Кисо прибавилось семейство, — сказала о-Юки, имея в виду жену Сёта.

— Ее ведь зовут Тоёсэ? — спросил Санкити. — Мы получили от нее письмо. У нее прекрасный слог! Искусством писать письма она владеет.

— Благодарение богу, хорошую невесту нашли молодому хозяину. Другой такой и не сыщешь. Так все рады, так рады, особенно хозяин, — ответил Касукэ, поглаживая рукой лысую голову. И рассказал, какую сыграли великолепную свадьбу.

Когда супруги остались одни, Санкити заметил:

— Раз уж Касукэ хвалит, значит, жена у Сёта и в самом деле хорошая. Рад за него.

На другой день рано утром Касукэ, распрощавшись с Санкити, пошел со своими лекарствами дальше.

Глядя на складную фигуру Касукэ, который уходил все дальше и дальше, оставляя след на мокрой от росы траве, Санкити почувствовал; как сердце его сжалось от тоски.

Все чаще вспоминал Санкити о Токио, о далеких друзьях. С нетерпением ожидал он от них весточки. Как только кончались занятия, он спешил домой и, не переступив порога, спрашивал, нет ли почты.

Среди учителей одного с ним возраста друзей у Санкити не было. И ему не с кем было поговорить, отвести душу.

Как-то Санкити получил письмо от Сонэ. Она тоже собиралась уехать из Токио куда-нибудь в горы, спасаясь от жары.

6

На станции засвистел паровоз. Резкий, высокий звук пронесся над окрестностями и достиг гор. Санкити в это время сидел за работой в южной гостиной. Свисток паровоза был так похож на свистки катеров на реке Сумида, что Санкити показалось, будто он в Токио. Но вот опять раздался свисток: нет, это не катер, это паровоз на маленькой, захолустной станции.

Санкити вышел на веранду, и волнение ожидания охватило его, как бывает с жителями затерянных в океане островков, когда они слышат гудок вошедшего в порт парохода. Газеты, письма, новые книги — вот что было связано для Санкити с этим звуком. Почему-то вдруг Санкити вспомнил о Сонэ. А ведь она, пожалуй, живет сейчас где-нибудь поблизости, подумал он.

Сонэ и в самом деле решила провести лето в местечке, расположенном на невысоком плато у подножья горной цепи, всего в пяти ри от деревни, где жил Санкити. Сюда и приезжали жители Токио, ища спасения от жары. В учебных заведениях столицы только что окончились занятия, и о-Фуку опять приехала погостить к сестре.

В этот день занятия в школе у Санкити продолжались только до полудня. Вернувшись домой, он пообедал и снова куда-то собрался.

— Ты куда? — спросила о-Юки.

— Пойду прогуляюсь, может, встречу Сонэ-сан, — ответил он.

— А разве она уже приехала? — пристально посмотрела о-Юки на мужа.

— Не знаю, может, и приехала.

Знакомя в Токио жену с Сонэ, Санкити хотел, чтобы они подружились. Ему было бы приятно, если б у его жены была такая подруга. Сонэ серьезно занималась музыкой, много читала. Пробовала писать сама. Словом, интересы ее совпадали с интересами Санкити. Это всегда радовало его.

Но о-Юки была неприятна дружба ее мужа с Сонэ. Если Санкити начинал рассказывать, как Сонэ одна управлялась с похоронами трагически погибшего родственника, не забыв прибавить, что Сонэ — человек с сильным характером, о-Юки прерывала его, говоря, что слышит эту историю в пятый раз, и, улыбнувшись, просила взглядом не говорить больше о Сонэ. Санкити вздыхал, недоумевая, почему о-Юки и слышать ничего не желает о его токийской приятельнице.

Эта ревность жены смешила Санкити. Он всегда стремился познать человека: его равно интересовали мужчины и женщины.

— Если встретишь ее, передай, пожалуйста, от меня привет, — услышал Санкити, уже выходя во двор, под зной жаркого летнего дня.

Санкити так и не удалось выяснить, приехала ли Сонэ и где она остановилась. Кончилось тем, что, побродив по улицам дачного поселка, он отправился домой. Залитые ярким солнцем новенькие домики, блестевшие свежевыструганным деревом и красными охряными наличниками, кудрявые кочаны капусты на огородах, старый проезжий тракт, обсаженный по обеим сторонам деревьями, в тени которых прогуливались дачники, золотоволосые детишки иностранцев за руку с нянями — все это не развеяло тоски Санкити.

В памяти его воскресли дни, когда он познакомился с Сонэ. Он был в комнате, полной мужчин и женщин. К нему подошла Сонэ и вдруг заговорила об одном их общем знакомом, только что умершем. На столе лежали ноты — романс Мендельсона о разлуке. Слабым, прерывающимся голосом начала петь Сонэ первые строки. По привычке, свойственной музыкантам, ее пальцы беспрестанно двигались в такт, точно она ударяла по клавишам. С той поры прошло совсем немного времени, и Санкити почувствовал, как близка ему эта женщина. Между ним и Сонэ крепла дружба. Но не было в этой дружбе простоты и доверия, которые возникают между мужчинами. Было что-то другое...

Вот и дом. Темно-зеленые плети тыквы, разросшиеся по всему забору, усеяны большими желтыми цветами. Тропинка вдоль забора привела Санкити к дому. Он вошел в столовую, там его ждал гость.

— Наоки-сан! — улыбаясь, воскликнул Санкити.

— Здравствуйте, ни-сан! Я приехал — а вы только что ушли, — улыбнулся юноша.