Разговор сам собою перешел на молодого хозяина. О-Танэ то и дело приходилось отлучаться на кухню, где готовился ужин. Но она тут же возвращалась: будущее сына очень беспокоило ее.

— А может, просто женить его на этой девушке? — спросил Санкити, которого жизнь в столице освободила от предрассудков.

— Ну нет, этому не бывать, — резко возразила брату о-Танэ. — Ты, Санкити, не понимаешь в наших делах ничего, а лезешь со своими советами.

— Э-э, видите ли, — начал Касукэ, глядя на Санкити покрасневшими от вина глазами. — Дело в том, что эта девушка из плохой семьи. Может, я и ошибаюсь, но, кажется, ее родители тайком подбивают молодых людей на этот брак.

По лицу о-Танэ пробежала какая-то тень, но она ничего не сказала.

— И вообще это люди не нашего круга, — продолжал Касукэ. — Дому Хасимото нужна другая невестка.

Вечерело.

Тень от сопки легла на крышу дома, затушевала часть двора и стену белого амбара, возвышавшегося на склоне, дотянулась до каменной ограды с навесной решеткой, на которой цвели тыквы горлянки. Выше, за оградой, маслянисто чернел участок невозделанной земли, где в давние времена предки Хасимото обучались артиллерийскому искусству.

Окончив работу на огороде, по ближнему склону спускался с мотыгой на плече старик крестьянин. Долину наполнил звон монастырского колокола, возвещавшего время вечерней трапезы.

Тацуо сидел на веранде и любовался садом. Он налил вина гостю и приказчику Касукэ, за его верную службу, и себе для бодрости.

— Где бы найти невесту для молодого хозяина, — вздохнул Касукэ, принимая из рук Тацуо чашку с вином и ставя ее на стол. — Чтобы из хорошей семьи была. Тогда и тужить не о чем. От этого зависит будущее благополучие дома Хасимото.

— Нет такой невесты, — сокрушенно проговорила о-Танэ.

— Во всей округе не найти невесты? Да этого не может быть, — рассмеялся Тацуо.

О-Танэ стала перебирать по пальцам всех девушек на выданье. Их оказалось много, но все были недостаточно хороши для ее сына.

— Пожалуй, самая подходящая невеста в Иида, — сказала она, взглянув на Касукэ. — Прошу тебя, разузнай о ней поподробнее.

— Хорошо. Узнаю все, что возможно, — ответил Касукэ.

— А что там за девушка? — поинтересовался Санкити.

— Да как сказать. Ничего определенного мы пока не знаем, — уклончиво ответил Тацуо.

— Ее рекомендовали очень уважаемые люди, — пояснила о-Танэ. — Осенью Касукэ поедет торговать вразнос, заодно и разузнает об этой семье. Пойми, Санкити, выбор невесты — очень важное дело.

Эти люди думали прежде всего о благополучии дома, а уж потом о счастье детей.

На веранду никем не замеченная вышла о-Сэн. Села тихонько подле матери и стала слушать разговор. Когда о-Танэ спохватилась, дочери уже не было. О-Танэ заглянула в соседнюю комнату.

— Что с тобой, доченька?

О-Сэн молчала.

— Ну, о чем это ты загрустила? Когда о невесте говорят, нельзя грустить, — ласково говорила мать дочери.

— Что случилось, о-Сэн? — крикнул с веранды Санкити.

— О-Сэн очень впечатлительна. Чуть что — сразу в слезы, — ответила, обернувшись, о-Танэ.

Санкити ушел в свою комнату, сказав, что у него кружится голова. Следом поднялся Касукэ, пошел принимать ванну. В гостиной остались Тацуо и о-Танэ. Сёта еще не возвращался из города.

— Ты заметил, что Сёта с Санкити дружит, — сказала о-Танэ, взглянув на мужа. — Делится с ним всем.

— Да, это верно. Что ж, они и по годам подходят друг другу.

— Не знаю, как на твой взгляд, но мне кажется, Санкити хорошо влияет на Сёта.

— Пожалуй.

О-Танэ подошла к лампе и, откинув рукав, обнажила почти до плеча худую, бледную руку, покрытую красными пятнами.

— Знаешь, как чешется. Погляди!

— Ну, нельзя так сильно нервничать.

— Нервничать! Я просто умираю от беспокойства за Сёта.

Тацуо радовался приезду Санкити. У него не было родных, и к братьям жены он относился, как к своим собственным. С приездом Санкити в доме появился человек, с которым обо всем можно было поговорить. Но чем больше они говорили, тем сильнее тревожился Тацуо за судьбу сына.

Тацуо вспоминал свою молодость. Он уже давно не возвращался мыслями к прошлому. И вот теперь, думая о сыне, он вспоминал себя. Отец умер, когда Тацуо был еще совсем молод. Дела вели три приказчика, такие, как Ка-сукэ. Их тогда называли рецептарами. Дом благодаря их стараниям процветал. Сам Тацуо не вмешивался ни во что. Обуреваемый честолюбивыми мечтами, он покинул родные места и поселился в Токио. И все-таки жизнь заставила его вернуться. Он приехал назад в затерянный в горах городишко с молодой женой и постаревшей матерью. Но сколько он пережил, прежде чем переступил порог отчего дома! Испытал он и большую любовь, и горечь разочарования. Прошел сквозь все соблазны большого города. И понял, что нет ничего на свете прочнее дела, созданного стараниями отцов и дедов. Дом предков был надежным убежищем от житейских бурь и невзгод. Получив от управляющего ключи, Тацуо принялся хозяйничать. А хозяином он оказался дельным, способным. И тогда-то впервые почувствовал он благоговейный трепет перед мудростью предков. «Сёта напоминает мне мою молодость, — думал Тацуо. — Но он еще более безрассуден. И это его безрассудство может стоить нам слишком дорого». Мысль о том, что сын совсем вышел из повиновения, не давала ему покоя. Расстроенный, он в этот вечер ушел к себе раньше обычного.

Когда весь дом заснул, о-Танэ с фонарем в руке тихонько вошла в комнату гостей. Санкити и Наоки крепко спали. Постель Сёта была пустой. О-Танэ вышла во двор, приблизилась к воротам, но запирать их не стала. Оставила незапертой и входную дверь, Ведь любимого сына еще не было дома.

2

И в этом городке, раскинувшемся в зеленой долине, которую со всех сторон обступали поросшие густыми лесами горы, выпадали дни, когда лето давало о себе знать.

Целые дни проводил Санкити за письменным столом, воссоздавая на бумаге свои замыслы. О-Танэ делала все, чтобы разнообразить жизнь брата, погруженного в работу. Освободившись от домашних дел, она показывала ему старинную керамику, покрытые лаком безделушки и другие интересные вещицы, которые передавались в семье от поколения к поколению.

Как-то, взяв большой,ключ, она повела Санкити к амбару. Загремел замок, медленно отворилась массивная дверь, и о-Танэ ввела брата внутрь. Поднялись на второй этаж. Помещение удивило Санкити своими размерами. Ставни одного окна были открыты, яркие лучи солнца освещали поставленные один на другой ящики с книгами и ветхую домашнюю рухлядь. О-Танэ отворила ставни на других окнах.

— В этом сундуке лежало приданое бабушки, а вот в том — мое, — сказала о-Танэ. Заметив, как загорелись глаза Санкити при виде книг, она вышла, предоставив ему рыться в ящиках.

Санкити стоял перед ящиками, внимательно их разглядывая. Вспомнил он, как однажды летом, когда еще был цел старый дом, он приехал туда и занялся отцовской библиотекой. Книг у отца было гораздо больше, чем у Хасимото. Там он нашел тогда труды дорогих его сердцу Мотоори¹ и его последователей, книги, посвященные «Манъёсю»² и «Кодзики»³, книги по истории Японии и Китая, томики японской поэзии.

Санкити стал рыться в ящиках. Тут были труды по военному искусству, книги сутр, неизвестно как попавший сюда Ветхий завет на древнекитайском языке. В большой открытой корзине, стоявшей под окном, Санкити нашел кипу брошенных в беспорядке толстых тетрадей; иероглифы на обложках были выведены рукой Тацуо. Санкити раскрыл первую тетрадь. Это были дневники его зятя.

Записи относились к тому времени, когда семья жила в Токио. Санкити прочитал несколько страниц, и давно забытые картины детства ожили перед ним. В доме сестры часто собирались гости. Пили вино, беседовали. Чаще других заглядывал отец его друга Наоки. Он любил петь, его любимой песней была «Наканори из Кисо». Тацуо подпевал ему. Красивый, чистый и гибкий был тогда у Тацуо голос. Сколько песен было спето друзьями вместе! Тацуо не описывал в подробностях события тех лет, зато его дневник подкупал своей искренностью, от его страниц веяло ароматом прошлого.