«Хорошо. Осторожнее. Осторожнее».

Мы снова сели в седла, а я вспомнил слова провидца. Того, который говорил: «Быть в беде»… Оказалось, что он все перепутал. И впрямь, не «быть», а «побыть», и именно эта причудливая боевая раскраска ведет меня в Побед, или домой в Побед, как может оказаться.

Существо по имени Мордант продолжало следовать за нами по воздуху, в основном улетая далеко вперед и иногда возвращаясь. Однажды он спикировал пониже и бросил мне на колени мертвого грызуна. Это явно было какое-то подношение, он, наверное, хотел разделить со мной пищу. Я бросил тушку обратно Морданту, он подхватил ее прямо в воздухе, проглотил, издал ликующий звук и снова улетел, помахивая в воздухе хвостом.

По дороге мы проезжали мимо воинов. Моих воинов. Они, как и мы, возвращались из горящего города (я узнал, что город назывался Джайфа). Все были нагружены награбленной добычей, смеялись, пели мне хвалебные песни и были просто в восторге, когда я проезжал мимо них.

Наконец, когда солнце уже садилось, а тени стали длиннее, мы остановились на ночлег; к нам присоединилось несколько отрядов воинов. Еды оказалось много — из Джайфы украли немало провизии, а также женщин… да, женщин мужчины тоже взяли в городе, чтобы пользоваться ими в свое удовольствие. У многих женщин руки были связаны, но некоторые шли свободно, однако все имели унылый, испуганный вид. Многие пленницы были ужасно, ужасно молоды, и то и дело они бросали на меня выразительные взгляды.

Я не мог понять — то ли они надеялись, что я вмешаюсь, то ли опасались, что я сам захочу позабавиться с одной или несколькими из них. Ну, про первое нечего было и думать, а что касается последнего… Несмотря на мнение Шейри, я никогда не обходился с женщинами жестоко и не собирался менять свои правила.

И все же я чувствовал себя виноватым из-за своей беспомощности. Как трагично: я явно был командующим этими отрядами, которых в нашем лагере уже перевалило за сотню, — и не мог ответить на мольбу женщин. Я не осмеливался ничего предпринять, затеять что-нибудь, что бы заметно отличалось от того, что я делал ранее. Я не осмеливался вызвать подозрений, и если бы мне предстояло выбирать между бедами этих женщин и моими собственными, я заранее знал, что выберу.

Ночью раздавались песни и грубый смех, многие песни воспевали мои подвиги. Я и раньше бывал героем баллад и песен, хотя всегда выступал в них объектом насмешек или презрения. Но не в этот раз. Каждая песня, каждый куплет рассказывали о каком-нибудь великом деянии, которое я совершил. Мироначальник сделал это, мироначальник сделал то, и еще что-то там сделал этот самый мироначальник. И все свершения, о которых они пели, оказывались одинаково жестокими. Я захватил какой-то город, сверг какого-то короля или убивал врагов мечом направо и налево — неумолимый, как тайфун, с силой сотни демонов, выпущенных из преисподней. Я знаю, что обычно реальные события в таких песнях преувеличены сверх всякой меры, но должен признать, соверши я хотя бы малую часть того, о чем услышал, все равно это было гораздо больше, чем планировалось мной в жизни.

Но все-все, что я сделал, были сплошь одни разрушения. Ни одной песни о том, как что-нибудь было создано. Построить там город, или пощадить людей из сострадания, или вдохновить их на великие свершения и достижения, не связанные с войной, — ничего подобного. Только кровопролития и убийства, хаос и несчастья по всей земле Победа, и все от меня. Я не мог представить, что же со мной случилось, но мне стало дурно.

Мы сидели вокруг костра, набив животы свежезажаренным мясом, и я старался отвлечься от жалобных женских криков, раздававшихся поблизости. Мордант возвратился и устроился на ночлег, обернувшись вокруг моей ноги. Тем временем Охлад, сидящий от меня неподалеку, настраивал лиру. Он промурлыкал несколько нот и окликнул меня:

— Мироначальник, я написал новую песню. Надеюсь, вам понравится.

И он запел…

До этого момента я надеялся, что никто не знает моего имени. В конце концов, они обращались ко мне просто «мироначальник». Однако тщетны оказались мои надежды. Если мое имя прозвучало в песне, значит кто таков мироначальник Победа, хорошо знают во всех землях. Но я никак не выдал свои мысли. Наоборот, когда Охлад слегка склонил голову, явно ожидая одобрения, я кивнул, принимая его подношение, и вместе с другими стал одобрительно аплодировать. Потом я сказал:

— Хорошее сочинение, Охлад, но не совсем верно. Это же Кабаний Клык убил женщину, а не я.

Кабаний Клык, сидевший рядом с Охладом, покачал головой и кивнул.

— Это не важно, мироначальник. Так нужно для того, чтобы все о вас знали. Если вдруг ни с того ни с сего еще и меня припомнить… толку не будет. Мне достаточно того удовольствия, которое я получил от убийства, а песни пусть поют про других.

Удовольствие от убийства. Лицо той женщины, ее разрубленное тело рядом с телом мужа преследовали меня всю ночь, оказавшуюся бессонной, и сопровождали их эти слова.

Кабаний Клык предложил поставить для меня шатер, но я отказался, заметив, что хотел бы в эту ночь поспать под звездами. Это вызвало бурную овацию воинов, которые в подобном решении усмотрели простоту в манерах их обожаемого мироначальника. Я же просто хотел оставаться на открытом месте на тот случай, если кто-нибудь задумает подобраться ко мне с мечом. Тогда у меня будет время, чтобы что-нибудь придумать.

Я лежал, глядя в небо, а Мордант спал, свернувшись калачиком у моих ног. Я же смотрел на созвездия — большие головоломки в ночном небе — и раздумывал о человеческой природе, которая требует, чтобы во всем мы видели какой-то смысл. Вот в небесах звезды — случайные лучики света, идущие из глаз богов. Или это светятся души героев, которые приглядывают за нами, или души злодеев, которые с досадой глядят сверху на тех, кого им не удалось убить? Все зависит только от того, во что человек верит. А мечтатели любят смотреть на небеса и проводить между звездами воображаемые линии, отчаянно пытаясь представить картины, в которые складываются звезды. Как я сказал, во всем мы ищем смысл и порядок.

Сейчас я глядел на свою жизнь и не видел в ней ни смысла, ни порядка. Я опять стал размышлять о богах и о том, что они нам приготовили. Почему люди не могут смириться с мыслью, что удача приходит без всякой причины к тем, кто ее не заслуживает? Что не бывает никакой схемы, а просто случайные события нанизываются одно на другое до той неизбежной развязки, которая всех нас ожидает?

Я почувствовал, что плыву, и спросил себя: неужели я все-таки уснул? Еще слышался грубый смех, звучали рассказы о подвигах, но все уже начало сливаться в единый гул. Я парил в каком-то зловещем месте — в том самом сумеречном промежутке между сном и явью, — а потом понял, что Мордант больше не лежит у моих ног. Существо, похожее сразу и на птицу, и на ящерицу, вдруг оказалось прямо у моего лица и пристально вглядывалось в меня своими глазами с узкими зрачками. Я увидел в них свое отражение.

— Что тебе нужно? — услышал я свой голос.

— А тебе? — спросил Мордант.