— Кто идет? — раздался голос из темноты впереди.

Тут меня не могли не узнать. Я взял со стены факел и держал его перед собой, чтобы осветить лицо. В темноте, понятное дело, ахнули от неожиданности.

— Мироначальник! Что привело вас сюда?

— До моих ушей дошли слухи, — заговорил я, заранее приготовившись к возможной встрече с тюремщиками, — что заговор против меня распространился не только среди тех пленников, которые сидят у нас в темнице. Я хочу поговорить с женщиной. Отведите меня к ней.

Ко мне вышел тюремщик. Наверное, хорошо, что он занялся именно таким делом — настолько отталкивающей была его наружность. Мертвенно-бледный, с гнилыми зубами, лицо покрыто прыщами, глаза прищурены. Хотя, возможно, по стандартам тех женщин, которые предпочитают тюремщиков, он считался милашкой.

— У нее дурной глаз, — зловеще сказал тюремщик.

Он, конечно, имел в этом деле опыт, поскольку его собственный правый глаз казался каким-то безжизненным, слегка выкаченным и ни на что определенное не глядящим. Носил этот человек форму, удивительно напоминающую по виду мешок из-под картошки. Но когда дело доходило до работы с заключенными, он явно был на своем месте, потому как производил внушительное впечатление, невзирая на все свои недостатки. А могучие его руки были такие длинные, что даже казалось странным, как это они не волочатся за ним по полу.

— Я попробую, — ответил я ему.

Тюремщик судорожно вздохнул.

— Мироначальник не знает страха, — произнес он и шаркающей походкой направился в темноту, сделав мне знак следовать за ним.

Я бы все равно не пошел обратно, но оставил его действия без комментариев. Меня нисколько не беспокоило, мог ли он сравняться в умственном развитии с овсяной кашей или не мог, лишь бы вел меня туда, куда мне надо.

Мы прошли мимо каких-то дверей, напротив одной такой двери тюремщик остановился, осмотрел ее сверху донизу, словно желая убедиться, что нашел нужную. Потом снял с пояса большую связку ключей и очень медленно начал перебирать их слегка дрожащими руками. Мне они все казались одинаковыми, но тюремщик хорошо знал свое дело, потому что внимательно глядел здоровым глазом на каждый ключ, прежде чем отпустить его и взять следующий. Наконец он выбрал нужный и шагнул к двери, но прежде чем он вставил его в замок, я шагнул к нему и, положив руку ему на запястье, тихо сказал:

— Оставь-ка мне ключ от этой камеры и ступай по своим делам. Я лично займусь этим.

Он запыхтел.

— Лично, милорд? — На его гадком лице появилась сладострастная усмешка.

Одни боги ведают, что он там себе представил — наверное, домогательства, изнасилования и прочие подобные развлечения.

— Да-да. И вот еще что… — Я посмотрел по сторонам. — Может быть, я еще кого-нибудь к ней приведу, ну, чтобы занялись лично. Когда я закончу… ну, ты понимаешь, о чем я.

— Кажется, да, мироначальник, — отвечал тюремщик и подмигнул мне здоровым глазом, что было несколько неприятно, потому что второй глаз при этом выкатился еще больше. — Вы хотите сказать, что если я загляну в ее камеру, а там никого не будет, так я не должен пугаться.

Мы оба хихикнули, тюремщик снял ключ с кольца, вручил мне и скрылся в темноте. Я не стал полагаться на зрение, а дождался, пока его шарканье затихнет вдали. Тогда быстрым движением я повернул ключ в замке и распахнул дверь, держа перед собой факел. Я сделал это по двум причинам: чтобы осветить камеру и предупредить Шейри, если она затаилась и собирается броситься на меня в попытке сбежать.

Мне не стоило переживать. Шейри сидела на полу в дальнем конце камеры. В верхней части стены находилась оконная щель, через которую проникал свежий воздух, а в дневное время — и немного света. Больше в камере ничего не было — никакой меблировки, ни даже щепки. Однако даже роскошная мебель для спальни не смогла бы улучшить ни интерьер, ни атмосферу мрачной темницы.

Сначала Шейри не поняла, что это я, потому что свет факела ослепил глаза, привыкшие к темноте.

— Шейри, — шепотом позвал я.

Она подалась вперед, сначала вроде удивилась, но тут же ее лицо приняло то же самое презрительное выражение, которое я видел в большом зале.

— А, это ты.

— Шейри… я знаю, что ты можешь подумать, — начал я.

— Да что ты? — перебила она меня. — Ну тогда лучше не поворачивайся ко мне спиной. Ведь это ты во всем виноват.

— Я виноват? — потрясенно переспросил я, перешагивая через порог и закрывая за собой дверь. Так у нас получалось хоть какое-то уединение, поскольку дверь хотя бы немножко глушила звук. Я мог быть уверен, что тюремщик сидит достаточно далеко и нас не слышит, но лишняя осторожность никогда не помешает. — Я виноват, что ты решила меня убить?

— Ты виноват, что я нарушила клятву.

Я уставился на нее.

— Что?

— Нарушила клятву плетельщицы. Я ее принесла…

— А-а. — Я понял, о чем она говорила. — Это когда ты спасла мне жизнь. Король Меандр хотел меня казнить, потому что думал, будто я шпион, а ты…

— Я, его доверенная погодная плетельщица, поклялась клятвой плетельщиц, что знаю тебя и что я была твоей возлюбленной, — горько сказала она, вложив в последнее слово все свое отвращение. — Я говорила тебе…

— Я помню, что ты мне говорила. Ты сказала, что если плетельщик солжет под клятвой, это может иметь далеко идущие последствия для всех, кто получает на этом моментальную выгоду.

— Верно. — Шейри сделала широкий жест рукой. — Все, что со мной произошло, — тому доказательство. Это месть судьбы, и все потому, что я была такой дурой, спасая тебе жизнь.

— Насколько я помню, — возразил я, — сначала я спас тебе жизнь. И с тех пор еще раз спас. Так что можно сказать, что произошел равноценный обмен.

— Равноценный? — Шейри вскочила на ноги. — Я сижу в тюрьме, ожидая казни, а ты — предводитель дураков, которые поклоняются тебе! У тебя армия в тысячи солдат! И это равноценно?

Мы как-то удалились от темы. С Шейри всегда так — своим редким занудством она может сбить меня с любой важной темы. Я поглубже вдохнул, чтобы успокоиться и не дать еще больше втянуть себя в пустые злобные препирательства, и сказал со всем возможным спокойствием:

— Я не хочу тебя казнить, поняла? Я хочу, чтобы ты меня послушала.

— Послушать тебя? Тебя? — Шейри возвысила голос, невзирая на мою отчаянную жестикуляцию, призывавшую ее быть потише. — Когда я упала в Трагической Утрате, я думала, мне конец! Все! Но потом очнулась и обнаружила, что меня подобрали какие-то кочевники, которые называли себя пескоедами!

— Они выбрали себе подходящее место для жизни, — заметил я осторожно.

— Заткнись! — Шейри наклонилась ко мне, сверкая глазами. — Таких мирных, тихих людей больше нигде не встретишь! Они взяли меня к себе, помыли, поделились своими скудными запасами воды. У них даже был лекарь, он залечил мне рану, полученную от стрелы Беликоза! И знаешь, о чем я их спросила? Только об одном: почему они не спасли тебя? А когда они ответили, что нашли только меня, я упросила их вернуться, и они вернулись, но никого не нашли! Ни следа! Ты бросил меня в пустыне!

— Да нет же!

Шейри качала головой; она явно страдала от гнева и презрения к самой себе. Она ходила по камере, размахивала руками, словно выпускала все переживания, которые очень долго копились в ее душе.

— Но даже тогда я была такая глупая, что не поняла, что случилось! Я решила, что ты ушел куда-то в беспамятстве или тебя похитили! Несмотря на все, что ты со мной сделал, я, наивная, думала, что есть такие вещи, через которые ты никогда не перешагнешь! Какая я дура!

— Шейри, ради богов!

Но она все говорила и говорила, то повышая, то понижая голос:

— И я продолжала тебя искать! Много месяцев! Куда бы ни ехали пескоеды, я везде тебя искала! Не теряя надежды! Но бедолагам не повезло. Они оказались не в то время и не в том месте! — Шейри резко развернулась и уставила на меня палец. — Город Мишпу'ча! Не припоминаешь, а? — Я покачал головой, хотел ответить, но Шейри продолжала: — Ну да! С чего бы? Сколько их было — городов, которые ты разрушил, жизней, которые загубил. Зачем запоминать какой-то? Это был свободный вольный город, Мишпу'ча, и пескоеды покупали там припасы как раз тогда, когда на них напала твоя орда! Поработители с огромными мечами, упоенные собственной жестокостью, — они уничтожили всех в Мишпу'ча! Нет, не всех. Некоторых оставили, чтобы позабавиться или завести себе новых рабов, которые могли бы исполнять все их прихоти. Я была среди тех немногих, кому удалось спастись… но сначала я с ужасом узнала, кто ими командует и чьим именем творятся чудовищные жестокости. — Она вдруг размахнулась и влепила мне пощечину, да так быстро, что я не успел увернуться. — Это был ты, Невпопад! Мироначальник Невпопад, разрушитель, исчадие ада! Тебе нравится такая жизнь? Она тебя радует?