К моему удивлению, лошадь попятилась. Нога запуталась в стремени, и лошадь протащила меня несколько шагов, прежде чем я успел выпутаться.

— Что с тобой? — с неудовольствием спросил я у лошади.

— Она понимает, что тебе еще рано уезжать. У нее есть лошадиные чувства, — сказала Шейри.

Она наблюдала за мной очень внимательно, словно ожидала, что в любой момент я могу просто растаять в воздухе. Ближе, впрочем, она подходить не стала, что было с ее стороны весьма разумно. Я пребывал в таком настроении, что не мог за себя ручаться.

— Шейри, я устал от всего этого. — Я повернулся к ней, руки в боки. — Устал от твоих домогательств. Тебе пора перестать мстить мне за прошлое.

— А тебе пора задуматься о своем будущем, — ответила она. Двумя руками она указала на две дороги. — Ты не знаешь, какой путь выбрать, потому что заблудился.

Эта женщина хочет свести меня с ума. Наверное, это цель всей ее жизни.

— Шейри, во имя богов, что ты здесь делаешь?

— Ты сам призвал меня, — отвечала она. — Или та малая часть твоей души, которая еще не оставила надежду. Скоро и она исчезнет, и тогда ты будешь навсегда потерян.

— Если «потерян» означает, что ты никогда меня не найдешь, я с радостью выберу такую судьбу, — ответил я.

Мне пришлось напомнить себе, что против меня Шейри может использовать только те силы, которые я сам ей дал. Если я буду держать себя в руках, она сможет управлять мной не больше, чем пролетающий ветер.

— Все дело в том, Шейри, что я нашел свою судьбу, а ты не можешь с этим смириться. — Я наступал на нее, а она стояла на месте, пока я почти не навис над ней. — Тебе не нравится, что я больше не тот бедный, жалкий инвалид, которого все знали под именем Невпопада из Ниоткуда, а человек богатый, здоровый и имею огромную власть.

— Это ты сейчас такой, — ласково сказала она. — Но думал ли ты о том, что грядет? Думал ли о своих грехах, о следующей жизни, в которой ты родишься в виде простого животного, чтобы познать всю горечь унижений?

— Нет более простого животного, чем человек, — отрезал я. — И все особи заслуживают того, что я для них выберу.

Шейри покачала головой и прищелкнула языком.

— Какая ненависть. Какое презрение к себе…

— Нет. Не к себе. Впервые, — и я стукнул себя в грудь, — я прекрасно себя чувствую. Так что и ты, и твоя неразговорчивая подружка можете идти восвояси. Если ты хотела, чтобы я ощутил себя виноватым за то, что я сделал, — так мне не с чего. Знаешь… Я преклоняюсь перед мудростью тех, чьи убеждения я однажды поставил под сомнение. — И я насмешливо ей поклонился. — Признаю — есть такая вещь, как судьба. Быть победителем Победа, нести на лице побыть, вести за собой тысячи воинов — это мое. Моя матушка постоянно говорила, что у меня большое будущее, и вот я его добился. Так что оставь свои неодобрительные взгляды и презрительный тон, потому что если бы она была здесь, она бы…

Женщина в синем сделала шаг вперед и отвела от лица покрывало, и я, к своему изумлению, увидел лицо своей матушки.

Выглядела она так, как я и помнил. Рано постаревшая, изможденная, перенесшая немало жестокостей от клиентов — все это отражалось на ее лице. Серебряные пряди в волосах, бесконечная печаль в глазах и в то же время — вера в меня и мое будущее.

Ноги мои приросли к земле, а она подошла ко мне и, остановившись в паре шагов, вдруг замахнулась. Рука ударила меня по лицу с такой силой, что я покачнулся. Удара я не почувствовал, потому что вся кровь отлила от моего лица.

— Как ты смеешь… — В ее ломком голосе звучали гнев и невыразимая печаль. — Как смеешь ты упоминать мое имя после всего, что натворил… словно пытаешься оправдаться. Словно я могла бы такое одобрить.

— Ты… ты не здесь, — прошептал я. — Ты не можешь быть здесь.

Я ущипнул себя, пытаясь проснуться — а вдруг я сплю? Мне было не больно. А как же иначе? Мне ничем нельзя повредить.

Маделайн вздрогнула, словно ее захватили такие сильные эмоции, что она не могла решить, как их можно выразить, и с гневных вскриком ударила меня еще раз. Что мне было делать? Драться с ней? Выхватить меч и убить ее? Может, это все только кажется, снится мне, но эта… это существо — моя матушка. Я попятился, закрывая руками лицо от ее ударов, больше никак не защищаясь.

— После того, что я для тебя сделала! — кричала она. — Все жертвы, которые я принесла! Будущее, которое я предвидела!

— Будущее! Будущее! — Я перестал отступать и закричал на нее в ответ: — Сколько раз мне доводилось слушать твои басни о великих предназначениях и фениксах!

— Это не басни! — возразила Маделайн, шлепнув меня по груди.

Я отступил еще раз, уворачиваясь от нее.

— Я видела феникса! Феникса, возродившегося из собственного пепла в ярчайшую вспышку пламени! — Она отчаянно пыталась внушить мне что-то. — Пламя — символ чистоты! Возрождения! Знаний! Ты сторонишься огня, потому что он угрожает тьме в твоей душе! Вот чем ты должен воспользоваться против себя!

— Против себя? Да ты с ума сошла!

Я отдернул руку, к которой тянулась Маделайн, и повернулся к Шейри, наблюдавшей за нами.

— Это ты все затеяла!

— Может быть, — спокойно ответила она. — Или твоя матушка. Или даже ты сам.

Я кинулся на нее. Я не представлял, что стану делать, если поймаю ее, но это было не важно. Только что она стояла здесь, но я схватил уже пустой воздух.

Я споткнулся и упал. Лежа на земле, я смотрел на женщин.

— Почему вы не отстанете от меня? Что вам нужно?

— Нам нужно, чтобы ты встретил свою судьбу, — в один голос ответили они.

— Я и так встретил!

— Это не настоящая, — сказала Шейри, а Маделайн добавила:

— Она совсем не то, что кажется.

— Здесь только ты не то, что кажется! — отрезал я. — Я поехал!

Я поднялся на ноги, хотел подойти к лошади, но споткнулся, услышав оглушительный рев. Я обернулся и увидел такое, отчего глаза у меня чуть не вылезли на лоб.

На земле сражались лев и дракон. Это ожили резные фигуры на навершии моего посоха и теперь бились с яростью, присущей настоящим диким животным. Дракон лежал на спине, стараясь оттолкнуть льва передними лапами, а челюсти хищника щелкали все ближе и ближе у драконьего горла. Издав могучий рык, от которого дрогнула земля под моими ногами, дракон сбросил льва, перевернулся и широко раскрыл пасть. Он мощно рыгнул, и изо рта его вырвался огромный огненный шар… и полетел прямо в меня.

Я едва успел вскрикнуть, как меня охватило пламя. Я упал, покатился по земле, пытаясь избавиться от огня. Маделайн и Шейри стояли рядом и бесстрастно наблюдали.

— Если камень — Глаз Смотрящего, — произнесли Шейри так спокойно, словно я не мучился у ее ног, — значит, разумно предположить, что кто-то смотрит этим глазом.

Мне по-прежнему было не больно. Я погасил языки пламени, только кое-где еще шел дым, но сил у меня не осталось. Я лежал на земле, глядел на солнце, не в силах шевельнуться, и едва мог дышать. Я не мог поднять голову, чтобы осмотреть себя, но был уверен, что смог бы увидеть только пузыри и ожоги.

Солнце стала закрывать огромная тень. Я вспомнил, что уже видел нечто подобное, когда пришел в себя и обнаружил, что существую в новой жизни, где я «мироначальник». Но в этот раз тень двигалась куда быстрее, словно старалась поглотить источник света и жизни, сиявший над миром.

А потом солнце было закрыто лицом моей матушки. Я хотел заговорить с ней, но обнаружил, что не могу — из-за переполнявших меня чувств. Лицо матушки украшала побыть — оно было разрисовано так же, как и мое, когда я отправлялся на битву. Она наклонилась и поцеловала меня в лоб. Я и этого не почувствовал, и по моему лицу потекли слезы, потому что никакой другой поцелуй мне не хотелось ощутить так, как это нежное прикосновение губ покойной матушки к моей почерневшей коже.

Она встала, и всхлип мой сменился сдавленным криком. Ее лицо покрывала не голубая глина. Теперь это была потемневшая кровь, стекавшая густыми каплями. Жутким контрастом прозвучал ее тихий голос: