— Для тебя? — подозрительно спросил он, заглядывая в посуду. — Ты это ешь вот так?
— Для Крохи, — выдох. Вдох. Сейчас будет вопрос — а кто такая Кроха? Но его не последовало. Вадим только поднял брови и прошел мимо к кофеварке. Включив ее, бросил:
— В полдень начнем жарить шашлыки. Сумеешь сделать какой-нибудь салатик? Антонина оставила что-то в холодильнике, я бы порезал помидоры, но раз уж ты здесь, приготовь чего-нибудь.
— Хорошо, — кивнула и выскользнула из кухни. Господи Боже, дай мне силы привыкнуть к мужу и не смущаться в его присутствии! Хотя мне больше бы помогло, наверное, его внимание ко мне, как к женщине… Атак— непонятно, кто я и зачем тут торчу…
Крохи в домике не оказалось. Вот шило в жопе! Ведь сказала же ей — не уходи! Ладно, надо поставить еду и воду и не закрывать дверь. Вернется, если не дура. А я подожду и пока хорошенько вычищу под в печи…
Орудуя кочергой и найденной в уголке старой щеткой, я смела остатки углей, словно приросших к кирпичам, и золу на пол. Надо бы где-то раздобыть железный лист да прибить его к доскам перед печью, чтобы, не дай Боже, не подпалить углями. После этого я пошла искать лестницу, чтобы забраться на крышу и глянуть в трубу. И ведь искала, балда стоеросовая, пока не додумалась спросить у Степана Ильича.
Он был в своей вотчине: чем-то средним между мастерской и совхозным ангаром. В сарае были открыты ворота, а мужичок, одетый по-простому в растянутый свитер и рабочие штаны, как все мужчины у нас в деревне, прилаживал широкую лопату на черенок. Был Ильич бородат, угрюм и серьезен. Чисто дед Аксентьев за ремеслом. Поэтому я позволила себе тихонько окликнуть Ильича, стуча по кромке ворот:
— Здрасьте! Помощь мне нужна.
Он глянул блеклым глазом из-под кустистых бровей — прям брежневские! — и прищурился:
— День добрый. Я завсегда пожалуйста!
— Мне бы лестницу…
— Какую такую лестницу?
— Деревянную… Ну, чтоб на крышу залезть.
Старик аж глаза раскорячил:
— На… какую крышу?
— Да на ту, — я неопределенно махнула рукой и улыбнулась. Ильич покрутил головой, пробурчал:
— Вот еще чудеса! На крышу… Теперь они еще и по крышам лазиют…
Но пошел куда-то за постройку, чуть подволакивая правую ногу. Ну очень похож на деда Аксентьева! И ворчит так же, и делает, несмотря на ворчание.
— И ершик бы мне еще! — спохватилась вдогонку.
— Какой такой ершик? — пробурчали из-за сарая.
— Ну… ершистый? — неуверенно ответила я.
— Матерь Божья.
Ильич показался с крепкой, грубо сколоченной лестницей, которую волочил одним концом по траве:
— А ершик-то зачем? Да еще ершистый.
— Есть иль нету? — начала сердиться я. — Если нету, так и скажите, неча зазря человека путать!
— Так какой ершик-то? Туалетный, или рыба вот еще есть…
— Трубу чистить!
— Так бы и сказали, — снова буркнул дед и пошел вглубь сарая, зашебуршал там по полкам. Вернулся с железным ершиком на длинной палке и вручил мне:
— Вот. Пойдет?
— Пойдет, — обрадовалась я, подхватила тяжелую лестницу под мышку и добавила: — Спасибо, Степан Ильич!
А он аж сбледнел с лица, забормотал:
— Неужто сами полезете? Да вы что! Трубу чистить — это надо вызывать людей! Куда вам самой-то?
— Да будто ни разу не чистила! — весело откликнулась я, шагая по направлению к избушке.
— Убьет Петрович… Ой, убьет… — послышалось сзади.
Убьет! Вот еще ерунда! Во-первых, не убьет. Во-вторых, просто не узнает.
Глава 10. Менестрели развлекают дам
18 сентября
— Прости, но ты с ума сошла?!
Я вздрогнула, едва не уронив ершик в трубу, схватилась рукой за конек крыши и сумела не свалиться с лестницы. Глянула вниз, на разъяренного Вадима, и укоризненно покачала головой:
— Нельзя же так пугать! А если бы я упала?
— Слезай немедленно!
— Вот сейчас закончу и слезу.
— Чем ты там вообще занимаешься?
— Трубу чищу, — я пожала плечами и снова принялась шуровать ершиком в дымоходе. Сажа осыпалась с легким шорохом, еще чуть-чуть и все будет готово. Но Вадим рявкнул снизу:
— Слезай! Надо было вызвать мастеров! Аты дурью маешься!
Вытащив ершик, я сбросила его на траву, с удовольствием наблюдая за великолепным скачком Вадима вбок. Муж вышел из дома в легком спортивном костюме с лампасами на штанах и с молнией на куртке. Надо сказать, смотрелся он очень и даже очень! Я покраснела снова, подумав о том, какой все-таки он интересный мужчина, но тут же одернула себя. Не о том думаешь, Васса! Сейчас достанется от этого интересного мужчины на орехи…
Неловко слезла с лестницы. Будто вмиг растеряла ловкость и навыки, только Вадим появился. Ох, надо что-то с этим делать… Встала перед мужем растерянной, виноватой девочкой, а он покачал головой:
— Нуты даешь! Куда полезла? Не хватало еще переломать руки-ноги…
— Да я осторожно, — попыталась оправдаться, но Вадим просто взял меня за локоть и повел к дому:
— Иди прими душ и переоденься. Шашлыки уже на углях, я вообще должен за ними следить, а вместо этого тебя с крыши снимаю.
Будто тятя на меня заругался… Так же добродушно заворчал, притворно сердясь. И я улыбнулась, опустив лицо, чтобы Вадим не заметил.
У беседки вовсю дымился мангал. Запах жареного мяса тревожил ноздри даже в доме. Когда я принимала душ, переодевалась, заплетала косу, все время слышала аромат шашлыка, и мне казалось, что сегодня праздник. Дома только по праздникам кололи свинью. Целый день чистили, резали мясо, солили, коптили, а потом праздновали. То рождение ребенка, то Троицу, а когда и поминки помогали справлять. А тут… Захотел шашлыков — взял мясо и пожарил. Захотел устроить праздник — взял бутылку вина и позвал друзей… Другая жизнь, другие мысли, другие мечты…
Вадим кивнул мне почти весело:
— Давай, я тут притащил, что нашел в холодильнике.
— Налить вина, Васса? — раздалось из плетеного кресла под кустом давно отцветшей сирени.
Я непроизвольно вздохнула. Леня щурил глаза, глядя на меня почти как кот на воробья. До дрожи!
Кивнув ему, я подошла к столу. Миска, тарелки, острый даже на вид нож, огромная деревянная доска. Помидорки, огурчики… Просто весенний салат? Скучно. Что тут еще есть? Капуста какая-то странная, я такой не видела еще. Перец, соль, бутылочки с соусами разных цветов…
— Вы любите острое? — спросила я у Вадима. Тот перевернул несколько шампуров с мясом и усмехнулся:
— А как же!
Ну вот и хорошо. Побалую, значит, мамиными битыми огурцами.
— Держи, — Ленина рука поставила передо мной пузатый бокал, наполовину полный рубинового вина.
— Ты хам, Леонид! — засмеялся Вадим. — Даже не спросил, какое вино девушка предпочитает.
— Под шашлык пьют красное.
— У нас аперитив.
— На аперо не пьют вино.
— Значит, ты дважды хам.
Качая головой, я взяла бокал и отпила немного вина. Терпкое. Поставила бокал на стол и громко сказала обоим:
— Я не пью. Ни вино, ни аперитив ваш, ничего. У вас есть сок?
Молчание было мне ответом, пока я нарезала огурцы. А потом Леня вернулся из дома, и передо мной появился стакан ярко-желтого сока.
— Спасибо.
— Не за что, принцесса Персик.
Еще и издевается. Какой я ему персик? Но Вадим хмыкнул, возясь со своими шашлыками, а значит, это смешно. Спросить? Нет, опять будут смотреть на меня, как на дурочку. Лучше потом у Ларисы узнаю как-нибудь. Я закончила выскабливать семечки из половинок огурцов и принялась давить твердые хрустящие полоски лезвием ножа. Сейчас замаринуются, полчаса будет достаточно. Сложила их в мисочку, посыпала перцем, солью, полила уксусом и каким-то соусом, показавшимся мне поострее. Перемешала. Обернулась:
— Ну вот, скоро будет готово.
Леня покачал головой:
— Суровая челябинская девушка, зачем ты так с огурцами?
— Красноярская, — вежливо поправила его я. — Это битые огурцы. Их надо бить. Вадим поперхнулся: