В это мгновение пол ощутимо тряхнуло. Тайя почувствовала, как под ними заходили потолочные балки, и с тревогой взглянула на брата. Локрин вскочил на ноги и поспешил обратно к люку. Девочка бросилась за ним, но следующий, более мощный толчок сбил с ног обоих.

Все строение закачалось, заскрипело, заходило ходуном. Несколько засушенных тел опрокинулись и раскололись на куски. Одно из них грохнулось прямо перед Локрином. Отскочившая от мумии голова громко застучала по полу. Локрин бросился ее ловить, но здание снова тряхнуло, и голова провалилась в открытый люк.

— Этого еще не хватало! — проворчал Локрин, спрыгивая вниз.

Тайя поспешила следом.

Подняв с пола голову, он протянул ее свесившейся из люка сестре, но та не успела ее принять.

— Что там за шум наверху? — послышался за дверью крик Лирапа-Луддича. — Ну-ка, посмотрите, что там затеяли эти щенки!

Схватив голову мумии и раскачавшись на ногах, словно на качелях, Тайя со второй попытки забросила голову обратно на чердак и, захлопнув люк, спрыгнула на пол.

Еще секунда понадобилась, чтобы маленькие мьюнане успели встряхнуться и принять человеческий вид. И как раз вовремя, потому что дверь с грохотом распахнулась, и в комнату заглянул Клит.

— Эй, что вы там делаете? — подозрительно спросил рэнсник.

— Ничего, — хором ответили дети.

— Тогда ладно, — проворчал Клит. — Не то сами знаете, — пригрозил он, — вам несдобровать!

— Что за дьявол! — раздался возглас с чердака. — Половина праотцев попадали на пол и раскололись!

Клит захлопнул дверь и скрылся.

Тайя облегченно перевела дыхание. Локрин поспешно наклонился и, подняв с пола какие-то кусочки, протянул на ладони сестре. Взглянув на них, Тайя ахнула и отчаянно замотала головой. Это были пожелтевшие человеческие зубы. Локрин усмехнулся и сунул их в щель в стене. От греха подальше.

Долговязая фигура продиралась сквозь чащу. Человек не знал, сколько дней или недель был в пути. Он недоуменно озирался по сторонам, словно удивляясь тому, куда он попал. Мрачный лес был таким густым, что деревья почти заслоняли небо. На кустах и ветвях деревьев, словно рваные облака, висели клочья тумана.

Сознание человека само было похоже на погруженный в туман темный лес: чем больше он напрягал память, тем меньше мог вспомнить. Наверное, у него когда-то было имя (как же иначе?), но оно не всплывало в его мозге. На ум приходили лишь самые простые слова: «деревья», «туман», «небо»… Имена вещей. Но ничего о нем самом. А ведь он был вполне взрослым человеком; значит, у него было какое-то прошлое!

Путник пытался разобраться в своих ощущениях. Он передвигал ноги с огромным трудом, неуклюже тащился по дороге, словно был глубоким стариком. Одежды на нем было надето столько, что ее, наверное, хватило бы на нескольких человек. На голове заскорузлый капюшон, а шея замотана толстым шарфом. Местами одежда почернела, словно обожженная огнем.

Точно человек не помнил, но был уверен — какой-то пожар ему действительно довелось пережить. Если бы он получше рассмотрел свою одежду, то, наверное, сумел бы вспомнить что-то более определенное, — но при одной мысли об этом на человека накатывали паника и неодолимый страх. Лучше вообще не вспоминать!

Впереди послышались голоса. Человек навострил уши. Неужели, кроме него, в эту чащу могли забрести какие-то другие люди? Может быть, они растолкуют ему, где он находится? Может быть, даже объяснят, кто он такой?

Он поспешил туда, откуда раздавались голоса. Скоро за деревьями показались три человека. Двое вели под руки третьего, который сильно хромал, едва волоча раненую ногу, оставляя за собой кровавый след. Надо же: настоящая кровь! Та самая алая жидкость, что циркулирует в человеческом теле.

Увидев долговязого, незнакомцы остановились и поспешно вытащили острые металлические штуковины. Ножи. Человек остановился тоже.

— Это еще что за чучело? — удивленно промолвил один из незнакомцев.

— А я почем знаю, — хмыкнул другой.

Третий, тот, что был ранен, пристально посмотрел на человека и хрипло произнес:

— Вот таких, как он, нам и приказано искать. Странных, диковинных…

— Один такой диковинный отделал нас так, что мы теперь чуть живые, Тьюп.

— Ну, этого дохляка опасаться нечего, Мурч! Возьмем его с собой.

Мурч сунул длинный нож обратно в ножны и, взявшись за палицу, подошел к человеку. Размахнувшись, Мурч что было силы хватил его палицей прямо по голове. Тот пошатнулся от удара, но сумел удержаться на ногах. Тогда Мурч хватил его палицей еще разок. Человек продолжал стоять на ногах. Мурч вопросительно взглянул на Тьюпа. Тьюп кивнул: мол, давай, попробуй еще разок. Мурч ударил в третий раз. Диковинный человек опять не упал. Только пожал плечами, словно не зная, что ему делать. Сурово сдвинув брови, Мурч погрозил человеку дубиной и приказал:

— Пойдешь с нами!

Человек покорно кивнул. Ему было все равно, куда идти. Мурч даже растерялся. Потом взял человека за руку и подтащил к Тьюпу и Дорчу. Диковинного человека повели в поселок.

Эмос спал недолго, но сон прекрасно освежил и подкрепил его. Женщина-воин Казиль сидела на кабине грузовика, прижав к груди, словно ребенка, заряженный арбалет. Увидев, что Эмос проснулся, она кивнула в сторону обрыва, где в низине протекала речушка, по берегам которой расположилась деревня габбитов.

Лачуги габбитов были сооружены из разнообразного хлама. На улочках полным-полно народа. Габбиты — не только на редкость хозяйственны, но и плодовиты. Поэтому около хижин играли ребятишки, а взрослые забрасывали в реку сети.

С утра снова ощущались подземные толчки, и грузовики были вынуждены съехать с дороги. Все еще надеясь, что Дрейгар отыщет детей и нагонит их, Эмос уговорил всех сделать небольшой привал: отдохнуть и перекусить.

Уже в который раз он пытался понять, что означало недавнее нападение рэнсников, — ведь у него с вождем был заключен мир. Как бы там ни было, если рэнсники решат опять напасть, то им уже не удастся добраться до Пещеры Отшельника. Поэтому мешкать нельзя. Придет время, и он еще поквитается с вероломным Луддичем. Эмос не из тех, кто прощает такое подлое предательство.

Кнутобой Калам тоже кое-как оправился после ранения. Отравленную стрелу давно извлекли из ноги, рану промыли, и здоровяк Калам отделался легкой головной болью. Джуб присматривал за ним, как заботливая нянька. Теперь Калам сладко похрапывал в фургоне.

Казиль успела отоспаться раньше других и выглядела бодрой и сильной. Эмос не мог забыть, с каким свирепым и в то же время спокойным выражением лица женщина-воин сразила Сиену, однако, несмотря на это, в глубине души радовался тому, что сейчас Казиль с ними. Он не сомневался, что в случае нового нападения рэнсников на эту хладнокровную и сильную женщину можно будет положиться.

Вытащив магические инструменты, Эмос занялся своим телом. Ему предстояло превратиться в птицу и провести разведку с воздуха. Обычно он предпочитал превращаться в орла — этот пернатый хищник не только нравился ему своей грациозностью и независимостью, но и как нельзя лучше подходил по размерам. К сожалению, в здешних лесах орлы не водились, а рэнсники, будучи первоклассными стрелками и заподозрив неладное, наверняка сбили бы его из своих охотничьих трубок.

Однако рэнсники никогда не охотились на акалоков. Падальщики-акалоки были не только омерзительны на вид, но также грязны и вонючи. Их оперение кишмя кишело насекомыми, а ядовитое мясо не годилось в пищу… Словом, в данном случае Эмос решил остановиться именно на акалоке. Среди его магических инструментов имелась небольшая стальная лопатка, отполированная до блеска. Ею можно было пользоваться как зеркальцем.

Сначала Эмос постарался сконцентрироваться и как можно яснее нарисовать птицу в своем воображении, а затем, держа зеркальце в одной руке, другой принялся лепить лицо. Мало-помалу появились шишковатый клюв, громадные бородавки, красные, словно налитые кровью, глазки. Как у типичного падальщика, голова и шея акалока были голыми. Грязное, жидкое оперение начиналось от кадыка и торчало во все стороны, как растрепанное жабо. Отвислое пузо также покрывал гадкий пушок, а хвост торчал, словно метелка. Крупные кривые лапы с острыми шпорами облеплены костисто-чешуйчатыми бляшками.