Но, к ее удивлению, он лишь громко расхохотался в ответ, откинув голову. Кэролайн смотрела на него, не веря своим глазам и ушам. В эту минуту он выглядел настоящим дикарем — с распущенными по плечам жесткими волосами, с голой грудью, проглядывавшей сквозь расстегнутый ворот рубахи...

Но ведь она видела его и другим — в шелковом костюме и туфлях с серебряными пряжками. Тогда она, ни минуты не колеблясь, приняла его за настоящего джентльмена. Кто же он на самом деле? Кэролайн затруднилась бы дать ответ на этот вопрос, который наверняка поставил бы в тупик и самого Волка.

Он наконец перестал смеяться и подошел к окну. Ему нечего было возразить Кэролайн, но и соглашаться с ней он не собирался. Равно как и продолжать обсуждение этой темы.

— Я отправляюсь вместе с ними, — отрывисто произнес он, не глядя на нее.

— С кем? — растерянно спросила Кэролайн. — А-а, с вождями, — вполголоса пробормотала она, вспоминая начало их разговора.

— Я считаю, что мое присутствие там не будет лишним.

— Еще бы! Вам обязательно следует присутствовать при переговорах.

О, как ей не хотелось, чтобы он уезжал!

— Я считаю небезопасным оставлять вас здесь.

Кэролайн помотала головой,

— Ведь пока идут переговоры, нам здесь совершенно нечего опасаться, и вы об этом знаете!

— И все же было бы лучше, если бы вы перебрались в форт Принц Джордж.

Он повернулся и взглянул на нее в упор. Кэролайн выдержала этот взгляд и твердо сказала:

— Я не могу оставить Мэри и Коллин.

— Но я рассчитывал перевезти в форт вас всех!

— О том, чтобы куда-то везти Мэри, нечего и думать по крайней мере неделю, а то и дней десять. Вы к этому времени будете уже далеко.

— Поедемте со мной, Кэролайн! Садайи позаботится о Мэри, а когда она окрепнет, Гулеги проводит в форт ее и малышку.

— Нет, я не поеду, Рафф.

— Черт возьми, Кэролайн! Вы просто невозможно упрямы!

— Нет, это вы упрямы и несговорчивы. Семь Сосен — мой дом, а Мэри — моя подруга и родственница. И я никуда отсюда не поеду. — Она спустила ноги с кровати, решив, что ей будет удобнее вести этот разговор стоя. — К тому же, — резонно заметила она, выпрямляясь во весь рост, — если для Мэри и девочки здесь достаточно безопасно, то я совершенно не вижу причин...

— Надеюсь, вы не забыли о Тал-тсуске? — Она уронила шаль, в которую собиралась закутаться, и едва слышно ответила:

— Нет, — чувствуя однако, что Волк не поверил ей. Но имело ли это хоть какое-то значение? — Он не посмеет напасть на нас во время мирных переговоров. Вы ведь сами говорили, что он мог убить вас и не сделал этого.

Волк, как ни претило ему это, решил прибегнуть к крайним мерам.

— Мне не хотелось бы напоминать вам, Кэролайн, — произнес он дрожащим от негодования и едва сдерживаемого вожделения голосом, — что, находясь в Семи Соснах, вы пользуетесь моим гостеприимством. — Кэролайн оглянулась на него через плечо. Глаза ее выражали недоумение. — Вам, надеюсь, известно о примечании к вашему брачному контракту с моим отцом? Которое гласит, — голос его постепенно набирал силу, — что вы становитесь владелицей Семи Сосен и всего имущества Роберта по смерти его лишь в том случае, если подарите ему наследника.

— Откуда вам это известно? — Кэролайн подошла к нему вплотную, высоко подняв голову. Она знала, что об этом пресловутом примечании знали лишь сам Роберт и ее адвокат. Ей довелось узнать об условии наследования имущества, только когда Роберт пришел в ее комнату и избил ее.

— А вы рассчитывали держать это в тайне, леди Кэролайн?

— Ну конечно же нет! — Кэролайн отбросила волосы за плечи. — Но для меня, признаться, большая новость, что отец посвящал вас в свои личные дела.

— Только когда хотел позлить меня.

— Но я не понимаю.

— А что же здесь может быть непонятного? Мой отец, например, с удовольствием рассказывал мне, как вы с ним проводите время в постели. — Глаза Волка сузились. — С мельчайшими подробностями.

— Но ведь это не... — Кэролайн прикусила язык. Она пришла в ужас оттого, что едва не выдала Волку свою тайну.

— Это «не» — что, миледи?

— Ничего. И перестаньте называть меня так!

— А как прикажете мне называть вас? — Он насмешливо приподнял брови, и это буквально взбесило Кэролайн.

Подбородок ее задрожал, но, не отводя взгляда, она со злостью произнесла:

— Любовницей, если это вас не шокирует. — Ее буквально душила ярость. Она ненавидела их всех: Роберта, Волка. Его, пожалуй, еще более люто, чем покойного супруга. Тот, по крайней мере, до последних минут своей жизни оставался законченным негодяем, но этот... — Вы ведь с завидной быстротой утвердили меня в этой роли, не так ли?!

— Но если мне не изменяет память, вы не высказали особых возражений против подобного оборота дел. Или я ошибаюсь?!

— К стыду моему, ваша память вас нисколько не подвела.

Волк прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Когда он осмелился снова взглянуть на Кэролайн, она уже повернулась к нему спиной. Он попытался было взять ее за руку, нисколько, впрочем, не удивившись тому, что она с силой вырвала ее.

— Простите меня великодушно за мои слова. Я сожалею, что вел себя...

— Не как джентльмен, — закончила она за него, смерив его с ног до головы презрительным взглядом. — Вы это хотели сказать? Но ведь вы вовсе и не джентльмен, насколько мне известно. Ни в малой степени. И мне думается теперь, Волк Маккейд, что вас по праву можно считать настоящим дикарем, какими запугивают детей в цивилизованных странах!

Волк открыл было рот, чтобы возразить ей, но онемел от ужаса, услыхав продолжение гневной речи Кэролайн.

— И я считаю несправедливыми ваши претензии к отцу, что покойный якобы дразнил вас рассказами о нашей с ним частной жизни. Ведь вы заранее решили нанести ему чувствительнейший удар, сделав меня своей любовницей, и с легкостью добились осуществления своих намерений! Не возражайте! — Кэролайн предостерегающе подняла руку. — Не отягчайте свою совесть заведомой ложью. На ней и так уже лежит достаточно тяжкое бремя. В глазах ваших я вижу правду!

— Кэролайн! — Волк шагнул к Кэролайн, но она, не двинувшись с места, остановила его взглядом. Он понял, что попытки коснуться ее, равно как и объясниться, ни к чему не приведут. Бесполезно было и просить прощения. Такую вину не искупить словами, и Волк прекрасно знал об этом.

А ведь поначалу все складывалось так удачно, и неожиданная возможность наказать отца и отомстить за мать чрезвычайно обрадовала его. Ах, как горько пожалел теперь Волк о том, что не послушался слабого голоса совести, нашептывавшего ему, что приносить эту доверчивую, славную девушку в жертву своим планам — подло и грешно. Но разве он мог тогда предвидеть, что столь блестяще проведенная кампания закончится в итоге его собственным поражением? Что Хрупкая леди превратится для него из орудия мести в самую любимую и желанную женщину на свете?

Они, возможно, могли бы быть счастливы вместе, печально думал Волк. Но теперь об этом нечего и мечтать. Если Кэролайн и питала к нему хоть малую толику приязни, то после его разоблачения он не может рассчитывать ни на какие чувства с ее стороны, кроме вражды и презрения. И глаза ее, прежде лучившиеся добротой и нежностью, теперь, после этого тяжелого разговора, полны гнева и печали.

— Уйдите, пожалуйста. — Голос Кэролайн прозвучал ровно и бесстрастно. Она не вынесла бы дальнейших разговоров с ним, его лжи и унизительных попыток обелить себя. Только не это! Ей просто необходимо было остаться в одиночестве. Волк несмело протянул к ней руку, затем бессильно уронил ее и потупил взор. Внешнее спокойствие давалось Кэролайн с невероятным трудом. Она держалась из последних сил, с ужасом думая, что стоило Волку повести себя настойчивее, насильно заключить ее в объятия, моля о прощении, и она, возможно, беспомощно разрыдалась бы на его груди, спрашивая сквозь слезы, что заставило его поступить с ней так жестоко и бесчестно. Но разве можно допустить подобное? Не довольно ли глупостей успела она наделала, едва ступив на землю этой чужой полудикой страны?