— Куда же мы направляемся? — слегка обиженно спросил Эдвард, сбегая вниз по лестнице. — Ты разве не слышала, как я спросил тебя об этом?

Нед еще не до конца проснулся, и рот его раздирала мучительная зевота. Кэролайн хотелось бы поцеловать его ж погладить по заросшей пушком щеке, но что-то в его манере остановило ее, и она повернулась к очагу, чтобы помешать кипевшую в небольшой кастрюльке кукурузную кашу.

— Мы сегодня возвращаемся в Семь Сосен. Тебе там понравится, Нед, вот увидишь! Огромный дом, раза в четыре больше этого, а еще...

— А ты уверена, что нам непременно следует уезжать отсюда? Мистер Маккейд сказал мне...

— Мистеру Маккейду далеко не все известно.

— Возможно. — Нед опустился на табурет и вытянул вперед свои длинные, стройные ноги. — Но ведь он — наполовину чероки, и он считает...

— "Он думает, он говорит, он считает!" — передразнила Неда Кэролайн, присаживаясь возле

него на корточки и беря его руки в свои. — Послушай меня, Нед! Семь Сосен принадлежат нам. Чероки только что подписали мирный договор с англичанами. Я была на церемонии по этому поводу.

— Но...

— Следует принять во внимание и еще кое-что, В форте свирепствует эпидемия оспы. Пока, слава Богу, нам удавалось избегать контактов с больными, но одному Господу известно, что будет дальше. А ведь мы с тобой не одни, Нед! Здесь живет еще одна женщина, Мэри. Она спала вчера, когда ты пришел. Ей и ее новорожденной дочери просто необходимо уехать домой, в Семь Сосен. Здесь они подвергаются ежечасной опасности заразиться этой ужасной болезнью. Мы с ней, признаться, очень рассчитываем на твою помощь, Нед!

Нед, явно польщенный, задумчиво посмотрел на сестру и с важным видом кивнул. Кэролайн не смогла долее противиться искушению и обняла его за тонкую юношескую талию. Реакция Эдварда оказалась именно такой, какой она ожидала: он густо покраснел и смущенно отстранил ее руки, всем своим видом давая Кэролайн понять, что он уже не ребенок и что проявления нежности по отношению к нему вовсе неуместны. Да, он действительно очень изменился за те несколько месяцев, что они пробыли в разлуке.

В комнату вошла умытая и причесанная Мэри. Кэролайн представила ей брата, и все сели за стол. Сквозь маленькое окошко было видно, что на востоке небо прорезала узкая полоска рассвета. Путникам следовало поторапливаться. Миссис Кинн оживленно болтала, попеременно обращаясь то к одной, то к другой своей бывшей постоялице с бесчисленными советами и предостережениями. Кэролайн в который уже раз пригласила старушку с собой в Семь Сосен, заверяя ее, что места там с лихвой хватит на всех, но вдова решительно отказалась.

— Нет, это вы, молодежь, такие бесстрашные. Боже меня упаси ехать к самой границе.

Эдвард помрачнел и насупился, когда Кэролайн предложила ему значительно сократить свой багаж, отказавшись от самых красивых и нарядных, по его мнению, одеяний.

— Миссис Кинн не откажется оставить все это на время у себя, а потом, когда появится возможность, ты заберешь у нее свой сундучок. Нам просто не дотащить столько вещей, пойми!

— Но ведь я привел с собой вьючную лошадь!

— Она едва справится с тем, что мы просто не можем не взять. Посмотри, как мало места занимает наша с Мэри одежда, а ведь мы как-никак женщины. К тому же, поверь мне, Нед, здесь тебе не понадобятся твои нарядные шелковые камзолы и рубашки из батиста. Одежда должна быть удобной и, главное, прочной.

— Как у мистера Маккейда?

Кэролайн вздохнула и возвела глаза к низкому потолку.

— Да, как у него.

Часа через два после рассвета они покинули форт. Кэролайн хотелось быть уверенной, что Волк и вправду уехал и не станет чинить препятствий на их пути. Встретиться с ним сейчас было бы совершенно некстати. Она не давала ему обещаний остаться в форте, но Волк был уверен, что до его возвращения они не тронутся с места. Он просил, уговаривал, наконец приказал ей ничего не предпринимать без его ведома. И Кэролайн, ступая на тропинку, которая вела сквозь густой лес к Семи Соснам, чувствовала на душе смутную тревогу. Интересно, что он сделает, когда, вернувшись в форт, не застанет их там?

Черт бы побрал эту Кэролайн Симмонс, вернее эту Кэролайн Маккейд! Ему не удавалось забыть о том, что она — вдова его отца. Как не удавалось заставить себя не думать о ней.

Волк слегка наклонился вперед и положил руки на бедра. Он с усилием вытеснил из своих мыслей образ белокурой Кэролайн и стал вспоминать свой последний разговор с Тал-тсуской — слова ненависти и мести, прозвучавшие из уст его кузена. Они были адресованы всем англичанам вообще, но Волк ни минуты не сомневался, что свирепый индеец подразумевал под ними в первую очередь своего двоюродного брата и соперника, Ва-йя Маккейда. Волк готов был согласиться со многим, сказанным Тал-тсуской. Договор, подписанный несколькими вождями в форте Принц Джордж, был оскорбительным для всего народа чероки.

— Ва-йя хочет убедить нас, что нам следует проглотить это и согласиться на перемирие с англичанами. А я говорю, что он ведет себя как трусливая женщина! — Сказав это, Тал-тсуска скрестил руки на смуглой груди, и взгляды всех собравшихся в вигваме совета обратились к Волку.

Первым его побуждением было в два прыжка пересечь просторную комнату и на деле доказать воинственному кузену, что он отнюдь не трус.

Но ведь Волк пришел сюда говорить со своим народом о выдержке... здравомыслии... о разумных и взвешенных действиях, и ему надлежало самому показать пример во всем этом. Ноздри его раздувались, руки сами собой сжались в кулаки, но, с усилием овладев собой, Волк обратился к вождю.

— Тал-тсуска говорил о несправедливости заключенного договора, и я полностью с ним согласен. Но начать в ответ на это убийства женщин и детей противника, как он предлагает, — значит иметь в груди сердце пса. — Краем глаза Волк заметил, что Тал-тсуска, услышав такое нелестное для него сравнение, дернулся было вперед, но руки стоявших рядом с ним воинов опустились на его плечи, принудив остановиться. В вигваме совета выяснять отношения дозволялось только с помощью слов. Помолчав, Волк продолжил: — Чероки — отважные воины. Этого никто не пытается оспорить, даже англичане. Но мы ведь не только храбрый, но еще и мудрый народ. Многие наши вожди остались в английском форте. Если мы начнем нападать на поселенцев, наших вождей жестоко и безжалостно казнят. Разве такое может нас устроить? Разве мы поступим согласно заветам наших предков, если позволим их крови пролиться из-за нашего безрассудства?

— А что же ты предлагаешь? По-твоему, мы должны сидеть, подперев голову рукой, как старухи, и нежиться на солнце?

Волк метнул уничижительный взгляд в сторону непримиримого кузена и ответил, взвешивая каждое слово:

— Мы должны очень хорошо подумать, прежде чем с дикими криками нападать на англичан, развязывая войну, которую не можем выиграть.

— Ва-йя сначала говорит о храбрости чероки, а потом утверждает, что нас ждет поражение! — язвительно улыбнувшись, промолвил Тал-тсуска.

— Чероки проиграют войну не потому, что они трусливее англичан, а потому, что у нас мало оружия, мало воинов, мало опыта.

— Что же ты хочешь посоветовать нам, сын Алкини? — раздался негромкий голос вождя.

Волк в раздумье склонился над ручьем, глядя в прозрачную воду. Сумел ли он убедить совет в необходимости ведения осторожной, взвешенной политики? Что еще можно сделать, чтобы избежать кровопролития с обеих сторон? Самое ужасное, чего следует опасаться в первую очередь, — это новых набегов индейцев на мирных жителей приграничных поселений. Временный успех — если только можно назвать успехом горы трупов мирных фермеров, их жен и детей — неизбежно уступит место поражению, жестокой мести со стороны английских войск, многочисленных, прекрасно обученных и вооруженных. Но сидеть сложа руки тоже нельзя. Принесут ли успех дальнейшие переговоры? Волк, не находя ответа на все эти тревожные вопросы, уронил голову на сцепленные руки.