— Приходится огарчиваться. — Печенюшкин неожиданно нахмурился. — И красавицы не всегда несут добрые вести. Боюсь, милый друг, ты накликал нам очередную проблему. Взгляни в окошко. Вон та фигура, что спешит к нашему балаганчику. Нет, не торговка рыбой. Та, что в лиловом балахоне, в надвинутом платке. Видишь? Вот она поравнялась с палаткой шпаго-глотателей…
Фургончик с труппой Никтошка привез на рыночную площадь заблаговременно, чтобы артисты могли спокойно подготовиться к прощальному спектаклю. Перед этим Пиччи долго пересказывал друзьям ночную исповедь Базилевса. Секрет предстоящего оживления Дракошкиуса он так и не раскрыл. Собратья по профессии привыкли к недомолвкам мальчугана, но все же Лиза, Федя и Никтошка слегка обижались.
Лиза еще ко всему основательно запуталась в сложностях путешествий во времени. Ей было неясно, например, почему Печенюшкин не может переместиться к ежевичному рву в момент появления из него крошечной Тыщенции Кувырк. Заманчивая возможность пресечь зло в зародыше не давала девочке покоя.
Сначала Пиччи говорил ей что-то про временные петли и парадоксы. Затем, видя, что глаза собеседницы тускнеют от непонимания, попробовал объясниться проще.
В итоге Лиза определила для себя следующее: если расправиться с колдуньей в прошлом, нельзя будет воскресить Мурлыку Дракошкиуса в настоящем. И все же хитросплетения доводов Печенюшкина остались недоступны ей до конца.
«Ладно, — успокоилась Лиза любимой поговоркой. — Делай, что должен, и будь, что будет! Нельзя жить в сказке с земными мерками. Но вырасту — обязательно во всем разберусь…»
Сейчас же, прервав мечтания о каникулах в городе Люгера, обе сестренки нервно выглянули из окна туда, куда указывал Пиччи.
И сразу же раздался снаружи осторожный стук. Федя, уловив кивок Печенюшкина, распахнул дверь, впуская таинственную гостью.
— Немедленно бегите! — Умоляющий нежный голос раздался прямо с порога. — Я хотела отправить письмо, но испугалась, что вы ему не поверите! У меня есть четверть часа, от силы двадцать минут, потом ОНА может вернуться и погонится за мной. Тогда вы опоздаете непоправимо!
— Кто ж это — ОНА? — изумился всполошенный Федя. — Ты нас не пугай, мы ребята храбрые. Да и билеты все распроданы, как я денежки верну?
— Остановись, Федор Пафнутьевич, — попросил Печенюшкин. — Сядьте, милая Ноэми! Я много слышал о божественной красоте и прелести Принцессы Ветров, но не предполагал, что нам доведется познакомиться. Не бойтесь. Не спешите. И если здесь нам не будет хватать времени, в моей машине найдется способ его замедлить.
Дверь затворилась, незнакомка села и, распутав узел платка, почти скрывавшего лицо, позволила грубой ткани упасть на плечи. Волосы гостьи, сколотые наспех, расплелись и закрыли платок шелковой волной. Лиза с Аленкой ахнули, рассмотрев пришелицу.
Даже Фантолетта в лучшие свои минуты не казалась им такой прекрасной. Отвести взгляд от лица Принцессы Ветров было невозможно. Очарованная невиданным зрелищем, труппа Теодоро в полном составе забыла о правилах хорошего тона, надолго разинув рты.
— Ну вот, и вы тоже… — жалобно протянула гостья. — Проклятая красота! Превратиться бы навсегда в уродину. Я пробовала, только не получается… А ОНА уже и не скрывает ничего. «Ты, — говорит, — моя вещь. Живая статуэтка. Никуда от меня не денешься». Знаете, ведь и замужество мое ложное тоже ОНА подстроила.
— Тыщенция Кувырк… — медленно проговорил Печенюшкин. — Конечно, я догадывался… Заморский рыцарь был ее слугой?
— Трувор его зовут, — объяснила Ноэми. — Но он вообще НЕНАСТОЯЩИЙ. Как ожившая кукла… Я тогда словно в каком-то дурмане была. Эти яблони, запах… Очнулась на корабле, далеко от берега. Шторм, скалы, крушение. Мы трое в шлюпке спаслись. Она над волнами как ковер-самолет летела. Ничего удивительного — у Тыщенции и гора полетит. «Как ты здесь оказалась?» — спрашиваю. Она смеется: «Где ты, там и я!..» С тех пор мы больше чем на день не разлучались.
— Да ты охолонись, родимая! — Федя пожалел принцессу, дышавшую неровно, как в лихорадке. — Водицы вон испей, освежись. Ишь, как тебя колотит. И не гони коней. Старшой говорит — успеем.
— Понимаете, я и ненавижу ее, и жалею. — Ноэми выговаривалась впервые за много лет. — Как будто два существа живут в одном. На могиле у Трефилия, конюха, она до сих пор слезы льет. Тот, узнав кто его любимица, руки на себя наложил. Мы ведь сюда опять на кладбище приехали. Про вас Тыщенция случайно узнала. Донесли ей. Вчера на спектакль нас повела. Переоделись горожанами. Я хлопала — все руки отбила, а она шипит: «Ну, доиграются твои любимцы, погоди…» После спектакля исчезла, улетела встречаться со слугами своими, нечистью здешней. Сама Тыщенция Портфей не трогает. Она Базилевса, отца приемного, до сих пор любит и почитает. Да только натуру черную ничем не вытравишь…
— Как же вам удалось сбежать? — Лампусик всплеснул руками. — Вас сторожат? Запирают? Заколдовывают?
— Столько лет… — принцесса улыбнулась устало. — Я на всякий случай хорошо изучила привычки Трувора, но до сих пор не пробовала убегать. Лучше уж оставаться с Тыщенцией. Порой мне удается смягчить ее сердце. Без меня она бы наделала куда больше зла.
Вчера, вернувшись глубокой ночью, Тыщенция разговаривала с Трувором. Они думали, что я сплю. Сказано было мало, но я поняла вот что. Кто-то из ее шпионов дознался, что вы прибыли из будущего и позже, в своем времени, хотите расправиться с Тыщенцией Кувырк… Я еще не помню ее такой испуганной. Короче говоря, она со своими прислужниками намерена покончить с вами этим вечером, во время спектакля, прямо на сцене. Только я не знаю, как. Она сказала, что зрители ничего и не заметят…
Я промучилась остаток ночи, все утро, а потом, когда Тыщенция отправилась на кладбище, тайком убежала к вам. Трувор каждый день после обеда — хотя он и не ест ничего — часа два начищает свои латы. От блеска стали рыцарь дуреет и в конце концов отключается. Ровно на сорок минут, я проверяла по часам.
Вот и все. Вы предупреждены, а мне пора возвращаться. Если вам удастся избавить мир от Тыщенции, сделайте ради меня так, чтобы она исчезла без страданий. И помолитесь у себя в будущем за бедную Ноэми… Прощайте.
— Погодите! — закричала Лиза. — Вы что, с ума сошли?! Оставайтесь с нами! Печенюшкин, хватай ее, держи, она не понимает, что делает!
— Она понимает, — откликнулся мальчуган печально. — Удержать Принцессу Ветров нам не дано. Парадоксы времени, Лизонька, вырастешь — поймешь. Но не станем прощаться навсегда. Как знать — быть может, мы увидимся в будущем…
Растаял уже и след прекрасной гостьи, а в домике на колесах, не затихая, велись дебаты.
— Ты, брат Печенюшкин, умом трехнулся! — орал Федя, топая ногами. — Девушка-красавица, нас спасая, жизнью рискует, а тебе все побоку! Какой смысл оставаться? Китайца дождемся, с драконом простимся и айда! Пока Мурлыку Баюновича не оживим, с Тыщенцией все одно не справимся! Посражаться захотелось, герой?! Ради чего?! Ради блеску да искр сабельных?!
— Я всегда иду навстречу опасности! — отвечал Печенюшкин холодно. — Это мой принцип! Слабонервных, Федор Пафнутьевич, можем вывезти загодя. Спектакль обещан, публика ждет. Господ актеров просят на подмостки.
— Умру, но сыграю! — воскликнул Никтошка молодецки. — Будет что вспомнить. Не нам, так потомкам.
Лиза попыталась представить себе — какое потомство может быть у резинового слона?
— Дайте все же разобраться, — проговорила она умоляюще. — Если в будущем уже есть все мы и есть Тыщенция Кувырк, значит, здесь, в прошлом, ни мы, ни она погибнуть не можем. Так?
— Вот именно! — остывая, подтвердил Пиччи.
— Значит, решающее сражение все равно позже, в Феервилле. Если мы удерем, она поймет, что нас предупредили, и, возможно, доищется, что это сделала Ноэми. Тогда Принцессе Ветров грозит… ой-ой-ой!
Федя обеими руками заскреб голову, соображая.
— Выходит, — продолжала девочка, — хотя бы ради Ноэми мы должны остаться. И выйти из драки без потерь. Я совсем не хочу оставить Аленку в прошлом заложницей колдуньи. Но мы предупреждены, и Тыщенция об этом не знает. Один-ноль в нашу пользу. И наконец, раз мы ОБЕЩАЛИ, как мы можем отменить спектакль?