На максимальной высоте машина свернула за угол.

Матерый, неправдоподобно огромный волчище разлегся, перегородив левую дорогу во всю ширину. Глаза его, будто сошедшие с ума светофоры, разметывали во тьме зелено-красно-желтые всполохи. Ноздри зверя подозрительно нюхали воздух.

— Будет мною дурачок разгрызаем, как стручок! — честно предупредил волк.

— Это «страшилки», — шептал Аленке Лампион. — Мы — фантмейстер и я — встречались с такими. Можно поверху проскочить, он вряд ли достанет, даже если почует. Но не стоит оставлять зло на потом. Вдруг на обратном пути мы все не поместимся в машину. Его надо победить, и он исчезнет. Кого боятся волки?

— Иванов-царевичей, — ответила девочка, не раздумывая.

— Молодец! Сбрызни меня, пожалуйста, живой водой.

— Зачем?

— Это профилактика от дурного воздуха. Забыла?

— Сейчас! — Алена, набрав в рот воды из термоса, старательно обрызгала Лампусика. — У тебя нос не такой.

— Спасибо. Не волнуйся. И главное — не высовывайся. — Лампусик, мгновенно хлопнув дверцей, спрыгнул.

На земле крылья его пропали, нос покурносел, а сам эльф изрядно вырос и расширился в плечах. Костюм его сменился на алую рубаху с пояском, золотистые шаровары и сапоги из сафьяна. В поднятой руке застыла обнаженная сабля.

— Никак, Иван-царевич? — Волк с хрустом зевнул и неохотно поднялся. — Вечно ты не вовремя. Садись, хозяин ласковый. К Марье-царевне поскачем, али к Елене Прекрасной? По мне, так к Марье бы — у нее овчарня неподалеку.

— Не видать тебе ягнят, серость хулиганская! — гаркнул Лампусик, замахнувшись на животное саблей. — Трудом пора жить, а не разбоем! Защищайся!

— Опомнись, сокол! — Зверь растерянно отступал. — Отродясь я моралей от тебя не слышал. Или выпил чего? Сабелькой-то сильно не маши, так и поранить недолго. Поспи лучше, а завтра приходи. Прощевай покуда…

Он обхватил морду лапами, тоненько завыл от недоумения и исчез.

Алена, снизившись, приняла в кабину довольного Лампиона.

Троллейбус едва успел разогнаться, как путников встретил новый сюрприз.

На обширной площадке, там, где отважно сражалась со старьевщиком Лиза, стоял, растопырив руки, крепкий и веселый милиционер. Красно-синяя форма старого образца удивительно подходила к его красным глазам, ко всему большому, решительному и непреклонному красному лицу. Ростом страж порядка был не меньше старьевщика пещерного.

Хорошо, что Аленку милиционером никогда не пугали. Скорей всего, конструкторы «страшилок» опять воспользовались устаревшими сведениями. Тем не менее девочка узнала фигуру по давним книжкам, сохранившимся еще от папиного и маминого детства. Лампусик же оказался в затруднении — в его жизни это было первое свидание с милицией.

— Пробел в знаниях, — загрустил эльф. — Вот досада! Алена, как ты думаешь, милиционеры бесстрашны?

— Абсолютно! Но не совсем… Я случайно знаю. У нас в старой квартире был сосед милиционер. Дядя Леша. Боялся только жену. Слушай, ты вот так можешь сделать?..

Красно-синий представитель власти стоял незыблемо, как скала. Время от времени молчание надоедало ему, тогда он свистел в свисток, словно зазывая слушателей, а затем пел.

Алена, вновь оросив спутника живой водой, распахнула дверку невидимого троллейбуса.

Перед блюстителем закона откуда ни возьмись выросла худая и злобная, как ведьма, тетка в халате и облезлых шлепанцах с гигантским баклажаном в руке.

— Распелся, Шаляпин! — пронзительно заорала она, взмахивая баклажаном. — Третьи сутки не ночевал! В избе печка дымит, компьютер гавкнулся, огород без полива!.. Живо домой!

— Уймись, Матильда… — простонал милиционер, теряя молодцеватость. — Я на боевом дежурстве стою!

— Как стоишь, так и потопаешь! Теми же ногами! Триста лет тебе, дураку, а не три, стыдно за детишками бегать!

Она внезапно и ловко треснула мужа по шее баклажаном.

— По голове не бей!! — завопил несчастный. — Фуражку испортишь! Лечу, ненаглядная, быстрее ветра лечу!

— Через погреб! — приказала супруга. — Без корнеплодов не возвращайся! А то я тебе устрою — сам вместо морковки туда запросишься!..

Уронив свисток и честь мундира, милиционер растворился в желтом, затухающем мареве ламп.

— Джон! — Лиза бросилась к пришельцу. — Джон Кузмиш! Косоголовенький! Как я рада! Ты заметил — мы почему-то все время в пещерах встречаемся!

— Лиззи! — десантник словно очнулся. — Сразу и не узнал. Ты — как с картины Ренуара! Выглядишь на миллион долларов!

— Да ну его, миллион! Просто у меня нос укоротился. Что с нами было — не поверишь! Во-первых…

Едва Косоголовый увидел девочку, произошло непостижимое явление. Инструкции Фурианы и Сморчкова, перемешанные в неправильной голове, будто стекляшки калейдоскопа, сложились в новый понятный рисунок.

«К черту Сморчкова! — думал экс-бандит. — Фуриана — божество моей мечты! Но я не стану поступать так, как она велела. Я сделаю лучше! Доставлю ЕЙ каменного дракона и живых девчушек. Иначе красавица может мне не поверить. Мои старания она наверняка оценит поцелуем!.. Или даже двумя… Нет, тремя — по числу трофеев!..»

Читатель не должен осуждать Косоголового. Орудием в руках злодеев способен оказаться любой. Личные качества здесь ни при чем, это несчастье, а не позор. Конечно, характер у помощника Люгера мог оказаться потверже. И все же давайте простим его — он не ведает, что творит…

Лиза закончила рассказ.

— Только я не знаю, как быть потом, — сказала она виновато. — Ну, когда найдем Дракошкиуса. Как его оживить без Печенюшкина? Все секреты, секреты… Вечно он выдрючивается!

— Мы им докажем! — соврал Косоголовый. — Сами, вот этими вот руками вынесем дракона и оживим! То-то Печенюшкину стыдно станет!

— И Алене — плаксе сварливой! И всем остальным!

— Точно! И, все же, эльфа надо спасти. И сестру твою забрать из пещеры. Наказать, но выручить. Сама говоришь, что без тебя она ничего не умеет.

— Ничегошеньки! — До справедливости ли тут, когда злоба и раздражение туманили голову Лизе. — Она там в непробиваемом троллейбусе с кучей волшебных приспособлений все равно беспомощна, как котенок новорожденный! Мяу! Мяу! Водить машину до сих пор не научилась!

— У меня есть предложение! Надо ее разыграть, но необидно. Пусть поймет, что до старшей сестры ей — как до Уругвая пешком! А план вот какой…

Дверь из прихожей Печенюшкина в Драконью пещеру была распахнута. Герой сидел на пороге по-турецки, запустив обе пятерни в рыжую шевелюру и напряженно уставившись в черноту невидящими глазами. Федя, сам того в рассеянности не замечая, ходил кругами по потолку. Никтошка лежал на полу ковриком, безвоздушный — так ему было легче переживать.

— Ну как?! — не выдержал домовой. — Что чувствуешь?

— Опустошение… — Пиччи не оборачивался. — Либо у них все нормально, либо им так кажется… Почему Лиза покинула троллейбус, хотел бы я знать?.. Трижды ей оказывалось настолько плохо, что я ощущал это здесь. Трижды посылал ей информацию. Похоже, помогло, но что дальше? Пещера нашпигована дрянью, как минное поле! А мы здесь сидим! — он дернул себя за волосы, чуть не вырвав клок.

— Вот и принимай законы! — горестно поддержал Федя. — Заколдовали драконью усыпальницу, потому как добра хотели больше. А оно, того и гляди, лихом обернется. Что делать-то?

— Ты еще спроси — кто виноват? — отозвался Печенюшкин. — Вопросы на засыпку… Что делать? Ждать и надеяться, как граф Монте-Кристо. И быть наготове… Между прочим, предстоит еще одна вылазка. Я должен передать Тюнь-Пуню блиномет…